С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген
Шрифт:
«...До этих островов доплыл карфагенский начальник флота Ганнон (Hanno Poenorum imperator). Он сообщил, что у живущих там женщин все тело покрыто волосами, а мужчины были столь быстроноги, что убежали от преследования. Ганнон положил (posuit) шкуры двух туземных самок в карфагенском храме Юноны как свидетельство правдивости своего рассказа и как достопримечательность; там их показывали до взятия Карфагена римлянами»[36].
Первостепенная задача — переселение и наделение землей «лишних людей» из Карфагена была выполнена, Перипл упоминает семь вновь основанных колоний. Если считать, что колонисты распределялись между ними поровну, то выходит, что
Малопонятны обстоятельства закладки «храма Посейдона» (Йамму) на мысе Солунт, ныне ассоциируемом с мысом Гир к северу от марокканского Агадира. Греческий автор, известный под именем Псевдо-Скилак Кариандский и писавший век спустя, в середине IV века до н.э., упоминает об этом святилище, подтверждая слова Ганнона:
«...А после Ликса река Крабис и гавань, и город финикийцев по имени Тимиатерия. От Тимиатерии до мыса Солоента, который более всего выдается в море, вся эта страна в Ливии самая знаменитая и священная. На самом же окончании мыса находится большой алтарь пени Посейдона. На алтаре вырезаны фигуры, львы, дельфины; и говорят, что его сделал Дедал».
Версию об афинском скульпторе Дедале, персонаже полумифическом, мы отвергаем — делать ему в Африке было абсолютно нечего, да и жил он (если вообще жил, а не являлся собирательным образом) столетиями раньше. Однако сам факт того, что карфагенский алтарь Йамму в Солунте приписывается Делалу показателен — храм был большой и роскошный. Это восьмой пункт на побережье Атлантики, посещенный Ганноном и ограничиться только строительством храма карфагенский суффет никак не мог: кому нужно пустующее святилище?
Другое дело, если при храме было основано постоянное поселение, а в обязанность жрецов входило обращение аборигенов в карфагенскую веру — финикийцы всегда возводили храмы своих богов в колониях и не чуждались прозелитизма, достаточно припомнить Астарту, принятую этрусками Италии как Уни-Юнону.
К XXI веку ни малейших следов этого храма обнаружить не удалось — можно предположить, что после крушения Карфагена он был забыт, со временем разрушился или через несколько веков пал от ярости римлян, тщательно уничтожавших все, связанное с былым грозным противником и его религией.
Экспедиция Ганнона не была единственной. Нам очень повезло, что побывавший в Карфагене любознательный грек не поленился заглянуть в храм Баал-Хаммона, переписать на папирус выбитые на камне буквы финикийского алфавита и сделать перевод, может быть слегка беллетризировав оригинальный текст.
Аналогичный «Перипл Гамилькона», родного брата Ганнона, утерян безвозвратно — а ведь Гамилькон, несколькими годами позже, совершил плавание за Мелькартовы столпы в северном направлении: вдоль берегов Иберии, через Бискайский залив к Галлии, и далее в сторону Британии, к «Эстриминидским островам» — подразумеваются «оловянные» Касситериды, Корнуолл, возможно Ирландия. Сведения о походе Гамилькона попали к нам через вторые, а то и третьи руки, через римских писателей Плиния Старшего и Руфа Феста Авиена, не вникавших в подробности. Можно лишь предположить, что исследования Гамилькона так же были вызваны экономическими причинами — разведать безопасный морской путь к островным залежам олова.
* * *
Атлантика воспринималась карфагенянами как безраздельная и неотторжимая собственность Нового Города, куда всем прочим ход заказан. Следы карфагенского присутствия найдены археологами на Азорских и Канарских островах, так же на Мадейре. Там выходцы из Нового города занялись традиционным финикийским ремеслом — добычей редкого и очень дорогого красителя, но только не раковинного пурпура, а лакмуса.
Карфагенские монеты найденные на Азорских островах.
Если за раковинами-иглянками в Средиземном море приходилось нырять, что было сопряжено с определенным риском, то лакмус получали из лишайника Рочеллы красильной (Roccella tinctoria), в изобилии произраставшего на островах — «лишайниковый пурпур» оказался менее светостоек и со временем выцветал, но выход был найден: в смешении с другими красителями лакмус оставлял устойчивый цвет, заодно придавая ткани мягкость и необычный блеск...
Предполагается, что гуанчи, аборигенное население Канарских островов, со времен падения Рима вплоть до 1402 года по Рождеству Христову, находившиеся в изоляции от материка, унаследовали от карфагенян отдельные обороты и фразы пунийского языка, сохранившиеся за полтора тысячелетия. После испанского завоевания Канар в конце Средневековья туземные наречия вышли из употребления, и эту гипотезу уже не проверить.
Существует версия о том, что гуанчи являются потомками некоего североафриканского племени, насильственно депортированного карфагенянами на Канарские острова в качестве рабов или колонистов под протекторатом Нового Города. Если это так, то в Карфагене периода расцвета переняли распространенную ассиро-вавилонскую практику переселения элиты неугодных народов подальше от мест привычного обитания — может быть, пращуры канарских гуанчей подняли в Ливии мятеж и после поражения были отправлены пунийцами с глаз долой на необитаемые острова? Неизвестно.
Гуанчи Канарских островов. Средневековый рисунок.
Весьма любопытную историю поведал нам Псевдо-Аристотель в книге «Рассказы о диковинах», глава 84:
«...Передают, что в море за Геракловыми Столпами карфагеняне обнаружили необитаемый остров, полный всевозможной растительности, полноводных рек, пригодных для навигации, изобилующий удивительными плодами; (остров этот находится) на расстоянии многих дней плавания. Поскольку между карфагенянами часто возникали столкновения из-за обладания столь счастливым местом, — пока там никто не поселился, карфагенские власти распорядились, чтобы всякий намеревающийся туда отправиться был приговорен к смерти; а также умерщвлены все там уже побывавшие, чтобы предотвратить массовое переселение на остров, дабы не было соперников карфагенскому владычеству и могуществу».
Псевдо-Аристотель цитирует другого автора — сицилийского грека Тимея из Тавромения, написавшего на рубеже IV и III веков до н.э. подробнейшую «Историю», посвященную Сицилии и ее ближайшим соседям.
С карфагенянами Тимей, несомненно, общался — остров небольшой, близкие соседи, до Карфагена от города Тавромений максимум двое суток морского хода при попутном ветре. Вряд ли настырный, очень трудолюбивый и невероятно любопытный грек пренебрег возможностью посетить Новый Город — не дошедшая до нас «История» Тимея насчитывает не менее 38 книг, фрагменты из которых приводят в своих сочинениях многие другие античные литераторы и историки.
Приведенный фрагмент только на первый взгляд кажется странным — «острова блаженных», абстрактное райское местечко с пышными садами, полногрудыми красавицами и удивительными фруктами не более чем общераспространенный миф, а позднее метафорический литературный образ, наподобие русского Тридевятого царства или острова Буяна с царством славного Салтана. Так было принято описывать таинственные заморские земли — острова Элизиум, Огигия, Гесперии и прочие идеализированные места, «там, где нас нет». Традиция, ничего не поделаешь.