С утра и до вечера

Самих строителей за работой не видели: про черных

птиц, которые суетились поблизости, и подумать не могли

такое. Предполагали разное. Капитан Стоке, одним из

первых исследовавший внутренние области пятого континента,

пришел к выводу, что эти шалаши строят для развлечения

своих детей туземные женщины. А тогдашний губернатор

Австралии сэр Георг Грей был автором другой «гипотезы»:

шалаш — дело рук кенгуру, заявил он, очевидно полагая,

что это эксцентричное животное на все способно.

Потом уже заметили, что шалаши строят именно те

птички, на которых вначале и внимания не обратили.

Внешне они ничем особенно не замечательны. Самцы иссиня-чер-

ные, похожи на сибирскую черную ворону, а самки

желтовато-зеленые. Впрочем, их много, разных видов, и окрашены

они не одинаково. Те, о которых я сказал,— самые

распространенные в Австралии шалашники: атласные беседоч-

нкцы.

Другой строитель шалашей по окраске похож на нашу

иволгу, а по внешности — на дрозда. Конический шалаш

птица-садовник украшает преимущественно мхом и цветами,

которые располагает с большим вкусом. Перед беседкой

разбивает небольшой лужок. Он окаймлен бордюром из мха, а

по нему разложены лесные цветы, ягоды и красивые камни.

Увядшие цветы птица ежедневно заменяет свежими.

А ее сосед и родич, шалашник из Новой Гвинеи,

разбрасывает перед беседкой ковер из диких роз и посыпает его

яркими плодами.

Лучше всех изучены атласные беседочницы.

Большой знаток этих птиц А. Маршалл рассказывает, что

в конце июня и в июле, когда в Австралии еще зима, черные

самцы атласных беседочниц покидают стаи и уединяются.

Каждый выбирает место где-нибудь на солнечной

полянке среди кустов и строит шалаш. Потом приносит к нему

голубые и желтые цветы и другие нам уже известные предметы

преимущественно голубого оттенка (как и глаза его подруги)

и все это раскладывает перед шалашом.

Затем украшает шалаш изнутри лепными «алебастрами».

Птица приносит откуда-то древесный уголь. «Жует» его,

добавляет немного мякоти какого-нибудь плода, смешивает

эту пасту со слюной — получается черная замазка. Ею

вымазывает беседочник все внутренние стены шалаша. Как

он мажет, видел профессор Алек Чизхолм.

«Много раз я находил,— пишет он,— шалаши,

сложенные будто бы из обуглившихся палочек». Можно было

подумать, что птица предварительно обжигала их на огне. Но

она не обжигает их, а вымазывает угольной пастой, которую

приготавливает описанным выше способом.

Перед началом штукатурных работ беседочник приносит

кусочек мягкой коры. Наполнив рот пастой, берет в клюв и

кору. Чуть разжимает надклювья, паста медленно вытекает

в щель по коре (если взять кусочек потолще, то паста,

очевидно, потечет быстрее). Одновременно кора служит кистью:

ею размазывает птица пасту по стенкам шалаша.

Но вот шалаш украшен. И самец отправляется в лес за

самкой. Далеко идти не приходится, потому что самка сидит

где-нибудь неподалеку. Еще до строительства шалашей

атласные беседочницы разбиваются на пары и кочуют вдвоем

около мест, где позднее будут построены «увеселительные

дома».

Невеста церемонно приближается к беседке, чтобы

прослушать здесь, вернее, просмотреть цветовую серенаду,

потому что ее кавалер ведь не поет, а играет перед ней

разными цветными штуками. Этот калейдоскоп красок пленяет

его подругу лучше всяких нежных слов.

Самка залезает в шалаш или с довольно безразличным

видом останавливается позади него, а самец хватает в

страсти то один, то другой цветной предмет. Вертится с ним в

клюве, словно безумный дервиш. Кидает, берет новую

игрушку, загораясь все большим азартом и вертясь и кланяясь все

энергичнее. Иногда он замирает с протянутым к ней в клюве

каким-нибудь цветным лоскутом, который обычно

соответствует тону ее оперения или глаз. И опять начинается

демонстрация собранных коллекций.

Изо дня в день в течение многих месяцев — с июня до

ноября или декабря — черная птица с увлечением играет

своими цветными игрушками, часто забывая й О еде, и о

питье, и о страхе перед врагами.

Если самка, которой обычно уже недели через две-три и

с милым скучно в шалаше, уходит в лес, самец оставляет на

минуту побрякушки и зовет ее криком, который нигде и

никогда больше услышать нельзя. Это ее трогает, и она

возвращается. Если нет — не возвращается, он бежит за ней,

бросив на произвол судьбы и свой шалаш и все богатства,

разложенные перед его дверью.

Когда шалаш заброшен, другие самцы, токующие

поблизости, сначала разрушают его, а потом разворовывают

цветные коллекции.

Они и при хозяине норовят их украсть, поэтому каждый

владелец шалаша гонит прочь всех соседей, которые иногда

навещают его. Навещают его и самки, но этих он не гонит, а

хвастает и перед ними своими богатствами.

Нередко ради чужой или холостой самки он и шалаш

переносит на новое место и токует там.

В сентябре — октябре уже все самки покидают шалаши

и где-нибудь метрах в ста от них вьют на деревьях гнезда,

разводят птенцов и выкармливают их. Самцы не принимают

в этом никакого участия, а с прежним рвением продолжают

играть в игрушки у своих шалашей.

Долго еще играют — до декабря, как я уже говорил.

И потом, когда в конце австралийского лета они

объединяются в стаи, время от времени то один, то другой самец при-

летает к шалашу, у которого он так приятно провел время,

подновляет его и приносит новые игрушки.