С утра и до вечера

метров опять приземляется на какой-нибудь ветке, куснет

листочек и летит дальше.

Облетев по кругу и «покусав» много деревьев и кустов,

возвращается к месту старта и начинает новый заход.

Так с утра до ночи летает и летает, словно заведенный,

по одному и тому же маршруту, ставя новые и подновляя

старые метки.

Поймайте его и подержите в коробочке. Когда

выпустите, он полетит не к цветам, чтобы напиться сладкого

сиропа, а вернется к своим таинственным кругам, от которых вы

его час назад оторвали.

Иногда голод заставляет шмеля поспешить к цветущим

полям клевера и наскоро утолить его там несколькими

жадными глотками нектара.

А потом снова непреодолимая сила влечет его к

«покусанным» кустам.

Лишь недавно наука разгадала секрет странных

манипуляций шмеля. Оказывается, он оставляет на кустах и

деревьях, на травах и цветах свои «любовные письма»,

приглашения на свидания. В шмелином роду занимаются этим

не самки, а самцы. У основания их челюстей, жвал, есть

пахучая железа. Летая утром по лесу или лугу,

шмель-самец кусает былинки и листочки и оставляет на них свой

мужской запах. Самки чуют его, летят к меткам и ждут

у одной из них «пылкого поклонника».

У разных шмелей и запахи разные. Кроме того, чтобы

избежать недоразумений, «различные виды,— пишет Карл

Фриш,— в своих сентиментальных прогулках

придерживаются различных маршрутов». Одни метят нижние ветви

деревьев и их корни, других тянет к листьям у вершины.

Третьи предпочитают просторы полей и шелест луговых

трав, к которым и приглашают на свидания своих подруг.

Рыбки-интеллектуалы

В большой реке Нил живут маленькие рыбки хаплохро-

мис и тилапия. Когда приходит пора размножения, их

самцы начинают строить гнезда.

Тилапия выбирает укромный уголок на дне реки, за

камнем или между корнями растений. Ложится здесь плашмя,

бьет хвостом по воде и кружится на одном месте, кружится,

и в песке образуется ямка.

Тогда самец уплывает за «кирпичами»: приносит во рту

камешки и укладывает их рядком вокруг ямки. Строит по

ее краям крепостной вал из камня.

Теперь плывет за самкой. Как найдет ее, «танцует». Это

особый такой пригласительный сигнал.

Самец боком-боком медленно плывет перед самкой,

склонив корпус головой вниз под углом 30—60 градусов к

горизонтали. Если она останавливается, он поджидает ее.

А потом опять в той же странной позе — боком к ней и

головой вниз — плывет к своей ямке и ведет за собой

подругу.

А хаплохромис несколько иначе, чем тилапия,

приглашает невесту. Он тоже замирает перед ней в

экстравагантной позе. Задняя половина его тела параллельна речному

дну, а переднюю он так изгибает, что торчит она вверх от

его хвоста под углом градусов тридцать — сорок.

Так объясняется он в любви.

Она покорена красноречивым признанием и плывет за

ним к гнезду. Здесь в ямке рыбки еще немного играют:

самка плавает кругами, а самец за ней, упираясь головой

в ее хвост.

Затем она откладывает на дно ямки сто маленьких ик-

ринок, а если самка большая, то и четыреста. Вот

отложила последнюю и вдруг... Что же она делает?

Проглотила одну икринку, потом другую, третью... И все

съела?

Нет, не съела: икринки у нее во рту остались. Кенгуру

в особой сумке своих детенышей вынашивает. А у хапло-

хромиса и тилапии колыбель во рту.

Набив икринками полный рот, рыбка прячется в

зарослях. Стоит здесь неподвижно. Недели две ничего не ест,

только дышит тяжело да икру во рту время от времени

переворачивает, чтобы лучше развивалась.

Сначала, приоткрыв рот, дышит часто около минуты,

потом с полминуты будто жует — движет вверх-вниз нижней

челюстью. Рот открыт теперь шире и видно, как в нем

перекатываются икринки. Потом опять дышит минуту и снова

полминуты перекатывает икринки во рту, опять дышит и

переворачивает икру... И так днем и ночью много суток

подряд.

От голода у рыбки живот подтянуло, костлявые бока

впали, а голова раздулась. Икринки ведь развиваются, во

рту им уже тесно.

Ну вот — наконец-то! — на десятый день (у хаплохро-

миса) или на двенадцатый — четырнадцатый (у тилапии)

появляются на свет мальки, каждый не больше блохи.

Первые дни малютки живут во рту у матери. Потом

нерешительно покидают необычный дом.

Незадолго перед тем, как они из него выберутся, рыбка-

мать оставляет убежище и беспокойно плавает вверх-вниз.

Когда проплывает у дна, царапает и скребет о песок

распухшей головой, словно мальки ее раздражают. Но если один

из них выскочит изо рта и убежит, она бросается в погоню

и снова «глотает» его.

Однако наступает момент, когда мальки, как горох из

дырявого мешка, выскакивают изо рта матери и она не

успевает их ловить, суетятся около нее плотной стайкой,

и рыбка успокаивается.

Но в минуту опасности мальки стремглав бросаются к

мамаше и прячутся у нее во рту. Сигнал тревоги «Скорее в

пасть!» она подает им сама. Этот сигнал — особая

«диагональная» поза самки под углом 10—20 градусов к

горизонтали.

Заметив сигнал, мальки сбиваются плотной гроздью у

матери, словно рой пчел на ветке, и забираются к ней в рот: