Сабля Цесаревича

Паша пожал плечами и, увидев, что мать так и забыла про помидор, который собиралась нарезать, схватил нож и торопливо покромсал его неровными кружками, после чего вывалил их на блюдо с аккуратными ломтиками огурцов и головками редиски. Мама, взглянув на эти кружки, вновь недовольно закатила глаза:

— Ну чего так некрасиво? Я бы лучше сама нарезала! Столько возишься со своими ножами, а пользоваться ими нормально не умеешь!

— Своими ножами я пользоваться умею, а этот нож тупой и никуда не годится! — тут же принялся защищаться Павел.

Людмила только махнула рукой:

— Ладно, все, давайте есть! И я все-таки поговорю завтра с директором — может, Зайчику еще и откажут.

Голос ее, правда, звучал не очень уверенно, и Паша мог бы поспорить, что она уже требовала и от директора, и от завучей не отрывать учеников от уроков, но с ней никто не согласился. И это все-таки было очень странно — зачем школе лишние проблемы, суета с организацией такого мероприятия, споры с родительским комитетом? «Алексей сказал, что Зайчик — политик и коллекционер, значит, человек он небедный, — думал Павел, ковыряясь в тарелке. — Наверное, он пообещал школе какую-нибудь матпомощь — может, купить что-нибудь для учебы, или ремонт сделать, или просто денег дать… Но почему тогда директор не сказал об этом маме?»

Все это стоило как следует обдумать, но за ужином Паша постоянно отвлекался — родители, забыв на время и о Зайчике, и о других проблемах, перешли на разные «мирные» темы и периодически подшучивали друг над другом. Подобные вечера случались в их семье не так часто: и отец, и мать обычно были заняты или так уставали за день, что почти сразу после ужина укладывались спать, так что в другой раз Павел посидел бы с ними за столом подольше, пользуясь возможностью пообщаться с обоими. Но сейчас мальчику было немного не до того, так что он быстро расправился с едой и вскочил из-за стола.

— Мам, пап, спасибо! Очень вкусно было! — он поставил тарелку в раковину и отправился к себе в комнату.

— Как у тебя с уроками? — крикнула мать ему вслед.

— Да еще вчера все сделал! — отозвался подросток. Это было правдой — он только не уточнил, что сделал все задания еще в школе, во время двух последних уроков литературы.

В своей комнате Паша включил компьютер, открыл сразу несколько страниц своих виртуальных знакомых, бегло проглядел, что нового они написали, и отодвинулся от стола. Мысли его снова вернулись к готовящемуся визиту в гимназию Игоря Зайчика. Скорее всего, он предложил директору взятку. Наверное, и мама об этом догадывается, но доказать ничего не может, потому и злится. А было бы здорово, если бы Зайчик заявился в их актовый зал, начал бы там выступать — и тут Павел бы вышел к нему и крикнул в микрофон, что он подкупил директора! Зайчика бы с позором выгнали, директору пришлось бы уволиться, а он, Паша, был бы героем… Подросток фыркнул, понимая наивность этой картины. Что бы сказал Алексей, если он поделился с ним такими фантазиями? Ничего бы не сказал, только посмотрел бы на него, как на дурака.

Думать об этом было совсем неприятно, и Павел решил переключиться на одно из своих любимых занятий. Он выдвинул верхний ящик стола, в котором лежала основная часть его коллекции ножей, взял один из них и задумался, разглядывая его. У Зайчика таких ножей еще больше… Точнее, не такой дешевки, заказанной через Интернет, а гораздо более ценных. И не только ножей — шпаги, сабли, кинжалы, шашки… В том числе турецкая сабля — клыч кого-то из царской семьи. Интересно, кому именно она принадлежала? Алексей сказал, что на вид она была довольно простой — значит, видимо, ее хозяином был кто-нибудь из дальних царских родственников? Их, надо полагать, было много, но если о самом последнем императоре и его семье Павел из школьных уроков истории кое-что знал, то об остальных Романовых ему мало что было известно.

Но уж этот-то пробел в знаниях было несложно восполнить! Пожарский снова повернулся к ушедшему в спящий режим компьютеру и следующие полтора часа провел на всевозможных исторических сайтах. Он бы просидел в Интернете и дольше, но ближе к полуночи мама постучала в его дверь и напомнила, что завтра ему вообще-то надо рано вставать и идти в школу. Пришлось выключать компьютер и нехотя тащиться в ванную, а потом и в кровать.

Паша и не думал, что так сильно устал за этот длинный день. До того, как он лег, ему как будто бы вовсе не хотелось спать, но стоило его голове коснуться подушки, как он провалился в сон. И снова оказался в большой, как актовый зал, комнате, уставленной игрушками…

Была ли это та же самая комната, которую Пожарский видел в своем вчерашнем сне, или просто похожая на нее, сказать было сложно. Если и та же самая, то в ней все изменилось — мебель стояла по-другому, ковер на полу тоже был новый, и на нем в беспорядке лежали разные игрушки. Хотя нет, не совсем в беспорядке — сидящий на ковре худенький мальчик лет шести, одетый в матросский костюмчик, с серьезным видом выстраивал ровными рядами множество крошечных металлических солдатиков. На ковре явно готовилось какое-то масштабное сражение между двумя армиями.

Паша, хоть и считал себя уже давно выросшим из таких детских игр, стал с интересом присматриваться к солдатикам, сработанным с потрясающим искусством и вниманием к деталям. Поэтому он не заметил, как дверь комнаты распахнулась, и в нее вошла высокая девочка-подросток, державшая на руках большого рыжего кота. Следом за этой девочкой в комнату вбежали еще три — это совершенно точно были те четыре сестры, которых Павел видел в прошлом сне. В отличие от своего младшего брата, они изменились не так сильно, хотя и выглядели года на три-четыре старше. Одеты все четверо были одинаково — в бело-синие платья-матроски, похожие на костюм мальчика.

— Алексей! — подбежала к брату младшая из девочек. — Смотри, кого Оля тебе принесла!

Ее брат и сам уже поднялся на ноги и неуверенно потянулся к пушистому рыжему коту, дремавшему на руках у своей хозяйки.

— Не бойся, — сказала ему старшая из сестер, которую назвали Олей, — Васька добрый и никогда не царапается. Можешь его гладить, он тебя не тронет.

Пожарский, в отличие от девочек, видел, что их брат не боится кота — скорее, он просто не знал, как с ним обращаться, словно никогда раньше не имел дела с животными. Он медленно провел ладонью по голове кота, и тот лениво приоткрыл глаза, посмотрел на мальчика и снова закрыл их.

— Замурлыкал! — воскликнула державшая его на руках девочка. — Ты ему понравился!

Она опустилась на пол, положила полусонного кота рядом с собой и принялась гладить его по рыжей полосатой спине. К этому занятию присоединились и остальные девочки вместе с окончательно осмелевшим братом. Кот вытянулся на ковре, а потом перевернулся на спину, подставляя для ласки светлый живот. Дети засмеялись и стали гладить его с удвоенной силой.

— Какой же он мягкий… — задумчиво проговорил мальчик. — Даже не верится, что у него еще и когти есть и он может царапаться.

— Может, но это очень редко бывает, — ответила младшая из девочек. — В последние года два я вообще не помню, чтобы он когти выпускал. Вот когда я помладше была, иногда царапался…

— Это потому что ты, Настя, его то за хвост дергала, то так к себе прижимала, что он едва не задыхался, — сказала Оля. — От такого обращения любой бы из себя вышел, даже Васька!

— Неправда твоя, никогда я его не дергала за хвост! — тут же горячо принялась возражать младшая сестра.

Остальные девочки засмеялись, и она изобразила на лице обиду: