Сабля Цесаревича
Шрифт:
Паша сделал еще шаг назад и увидел, что все эти свечи воткнуты в высокую круглую подставку и что дальше, вдоль стен, стоят другие такие подставки, над которыми тоже горят «стайки» свечек. Где-то он уже видел нечто похожее… Мальчик огляделся — ну конечно же, он был в какой-то маленькой церкви. Полумрак, который рассеивали только эти многочисленные золотистые огоньки свечей, иконы на стенах, запах ладана, чуть слышный шорох шагов входящих в храм людей… В первый момент, когда мальчик начал осматриваться, их было немного, но потом скрипнула дверь, и в храм потянулась длинная вереница мужчин и женщин. Судя по всему, они шли на службу, которая должна была скоро начаться.
Павел стал вглядываться в лица заполняющих церковь прихожан в поисках Алексея или кого-нибудь из его
Мальчик уже начал осторожно пробираться в сторону алтаря среди все пребывающих людей, но внезапно там, впереди, послышалось пение церковного хора — и все вокруг замерли, повернувшись в ту сторону. Паша в первый момент хотел было идти дальше, но внезапно почувствовал, что ему не хочется ни протискиваться вперед, ни высматривать что-то интересное. Хотелось остаться на месте и просто слушать это пение дальше, ни на что не отвлекаясь.
Раньше Паша несколько раз заглядывал в храмы, а после того, как они с Алексеем увидели крестный ход Александра Невского, стал подумывать о том, чтобы побывать на какой-нибудь службе — и вот теперь это его желание исполнилось, пусть и не наяву. Он стоял среди множества людей, слушающих церковный хор и речь священника, не понимал почти ни одного слова — но больше всего на свете хотел и дальше оставаться в этом месте.
Похожее чувство возникло у него тогда, на Невском, когда он решил присоединиться к крестному ходу и не хотел уходить оттуда. Но тогда оно было слабее, тогда Павел отвлекался на всякие посторонние мысли, и ему было интересно, куда зовет его Алексей. А теперь ничто не мешало ему сосредоточиться на пении хора и певучей речи читающего молитвы священника, стать частью собравшихся здесь людей, сродниться с ними, несмотря на то, что все они были незнакомы ему и что он даже толком не видел их лиц.
Ему незачем было рассматривать их — достаточно было просто знать, что они вместе участвуют в чем-то важном. Непривычном, не до конца понятом, но — необходимом.
И он сам не заметил, как начал креститься одновременно со стоящими рядом прихожанами, а потом еще и понимать некоторые слова молитв — сперва немногие, но с каждой минутой их становилось все больше, и общий смысл того, о чем говорил священник и пел хор, делался все более ясным.
Длилась служба, наверное, долго, но Паша совсем утратил чувство времени, и когда хор внезапно смолк и стоявшие рядом с ним люди зашевелились и стали продвигаться куда-то вперед, ему показалось, что все закончилось слишком быстро. Он снова стал осматриваться, пытаясь понять, куда ему идти дальше, и увидел, что прихожане выстраиваются в длинную очередь, начиналась которая где-то ближе к алтарю. На мгновение мальчик забыл, что видит все происходящее во сне, и ему захотелось тоже встать в эту очередь, чтобы снова ощутить единение с остальными людьми, снова делать с ними одно общее дело. Но потом он вспомнил, что находится в какой-то другой эпохе и является в ней невидимым гостем, и решил все-таки более внимательно присмотреться к окружающим его людям.
Их лица уже не были полностью сосредоточенными, как во время молитвы. Они смотрели друг на друга, улыбались, и неторопливо выстраивались в очередь, причем Пожарский с удивлением заметил, что женщины пропускали мужчин вперед. Заинтересовавшись, почему происходит именно так, а не наоборот, Павел стал пробираться к началу очереди, вглядываясь в лицо каждого стоявшего в ней человека. Все лица по-прежнему были ему незнакомы — женщины в платках, молодые, постарше, совсем древние сгорбленные старушки… А потом они вдруг расступились, пропуская к выходу из храма небольшую группу людей — и мальчик узнал среди них четырех девушек, сестер Алексея, которых он не раз видел во сне. А вот и сам Алексей — сейчас он выглядел лет на двенадцать, моложе, чем в предыдущем сновидении. Друг Павла
шел чуть позади сестер, и было видно, что каждый шаг дается ему довольно тяжело, словно он сильно устал. Вместе с ним был и тот человек, с которым они пилили дрова в прошлом сне. А за ними Павел увидел еще двух женщин — очень красивых и похожих друг на друга, словно они тоже были близкими родственницами. Одеты они при этом были очень по-разному: одна в нарядном платье и с высокой прической, а другая — в чем-то похожем на одеяние монахини, но не черное, а светло-серое, почти белое.Паша последовал за ними, и вскоре они вышли из храма на залитый ярким весенним солнцем двор. Впереди виднелись какие-то постройки, но Пожарский не успел как следует рассмотреть их — спутница Алексея в монашеской одежде заговорила, и мальчик сосредоточил свое внимание на ней.
— …конечно, скучаю, Санни, — донеслись до него сказанные ею слова, и он не сразу сообразил, что она говорит по-английски. — Надеюсь, вы будете чаще сюда приезжать…
— Элла, мы постараемся, — ответила похожая на нее женщина в светской одежде. — Я бы с радостью подольше здесь задержалась — это такое спокойное место…
— Спокойное? — усмехнулась ее собеседница. — Только не когда тебе надо со всем управляться! Спокойные минуты у меня бывают только в храме.
Словно подтверждая ее слова, к ней вдруг подбежала девушка в таком же светлом монашеском одеянии:
— Ваше высочество, простите, — быстро заговорила она по-русски, — к вам там пришли из приюта для беспризорников…
— Да-да, конечно, — тоже по-русски ответила женщина, которую до этого назвали Эллой. — Я их еще утром ждала. И пожалуйста, не называй меня высочеством, я же просила! Я теперь просто — Елизавета Федоровна.
— Простите, Елизавета Федоровна, — повторила за ней девушка и почти бегом бросилась к каким-то дальним постройкам.
Элла вновь повернулась к похожей на нее собеседнице:
— Видишь, что делается? Мне придется сейчас вас оставить…
— Я понимаю, тебе непросто. Но зато как тебя здесь все любят! — вздохнула женщина, которую она называла Санни, и в глазах у нее блеснули слезы.
Глава IX
Павел еле встал в понедельник — последний сон полностью захватил его. Ему хотелось быть в чудесном храме, слушать пение, и вовсе не хотелось возвращаться в свой мир, который порядком поблек в его глазах с тех пор, как стали приходить «сны про Лешу». Порой мальчик даже не вполне осознавал, в какой реальности он живет на самом деле.
Впрочем, такое состояние после пробуждения быстро проходило, и Паша вновь встраивался в поток каждодневных событий. Это было неприятно — но что делать?.. Он хорошо понимал, что мир его снов безвозвратно исчез из реальности и никогда в нее не вернется.
Тяжело вздохнув, Паша начал собираться в школу. Родителей дома не было. Несомненно, вечером они захотят расспросить его в подробностях об Алексее, и Павел не очень хорошо понимал, что будет им рассказывать — не свои же фантастические предположения…
«Придумаю что-нибудь», — решил он и выскочил на улицу.
Она встретила его моросящим дождем — побаловав бабьим летом, Питер явно возвращался к осенней норме. Павел неохотно потащился по серой мокрети в гимназию, которая была совсем близко от дома, по Английскому через Декабристов. На окружающее он особого внимания не обращал, поэтому вздрогнул, услышав знакомый голос:
— Думаю, тебе не стоит сегодня идти на учебу.
Алексей, как всегда выглядел безупречно в своей светлой нарядной одежде — чистой и сухой, словно не было дождя сверху и грязных луж внизу.
Павел, конечно, был рад, но несколько озадачен.
— Сегодня контрольная по алгебре, — нерешительно начал он. — Нельзя…
— Оставь, — махнул рукой Леша. — Поверь мне, все обойдется.
Конечно, Паше гораздо больше хотелось пойти со своим другом, чем сидеть в классе. Внутренне уже почти решив прогулять школу, он все же сделал еще одну попытку возразить:
— Куда же мы пойдем в такую погоду?
— Дождь пройдет, — улыбнулся Алексей. — И потом, мы будем под крышей.
— Где?