“SACRE? BLEU. Комедия д’искусства”

Но затем проследил за пальцем друга, что показывал на красную дверную раму. Там, ровно на уровне глаз Анри синел единственный ультрамариновый отпечаток пальца — длинный, узкий, изящный. Женский.

* * *

Йоханна Ван Гог открыла им дверь, держа младенца на бедре. В лице ее читался ужас.

— Нет! Нет! Нет! — воскликнула она. — Нет! Нет! Нет!

— Мадам Ван Гог… — произнес Люсьен, но больше ничего сказать не успел — она захлопнула дверь.

Тулуз-Лотрек ткнул Гогена в бок.

— Вероятно, не самое удачное время просить денег.

— Я и не собирался… — начал Гоген.

— Вы тут зачем? — спросила из-за двери свежая вдова.

— Это Люсьен Лессар, — ответил молодой человек. — Глубочайше соболезную вашей утрате. Тео был мне другом. Он выставлял у себя мои картины. Господа Гоген и Тулуз-Лотрек — тоже художники, выставлявшиеся в галерее. Мы все были на похоронах Винсента. Быть может, вы нас помните?

— Коротышка, — сказала Йоханна. — Пускай он уйдет. Тео мне говорил, что карлика к картинам Винсента подпускать нельзя. Это были его последние слова: «Берегись маленького человека».

— Он имел в виду другого маленького человека, — ответил Люсьен.

— Мадам, я отнюдь не маленький, — сказал Анри. — Вообще-то кое-какие части тела у меня…

Люсьен зажал Тулуз-Лотреку рот, сбив набок его pince-nez.

— Это Анри Тулуз-Лотрек, мадам Ван Гог, добрый друг Винсента и Тео. Ваш супруг наверняка о нем рассказывал.

— Да, — ответила Йоханна, чуть всхлипнув. — Но то было раньше…

— Он действительно невелик, — вставил Гоген; похоже, его несколько терзала скорбь в голосе вдовы. — Простите нас, мадам, если мы не вовремя. Мы принесем соболезнования в следующий раз. — И Гоген пошел по коридору к лестнице.

Анри вывернулся из хватки Люсьена, но при этом у него слетела шляпа.

— Соболезную, — проворчал он, злобно поглядев на булочника и поправляя лацканы. — Уверяю вас, мадам, я совсем не та личность, о которой говорил ваш покойный супруг. Ну да господь с вами, мадам. — Он повернулся и двинулся вслед за Гогеном.

Люсьен слышал, как мадам Ван Гог за дверью что-то шепчет младенцу.

— Мы зайдем еще, — произнес он. — Прошу нас простить, мадам. — И он тоже направился к лестнице, но приостановился, потому что за спиной вдруг щелкнула дверная задвижка.

— Месье Лессар. Подождите.

Дверь чуть приоткрылась, и мадам Ван Гог высунула в щель небольшой картонный конверт — в такие помещаются ключ или кольцо.

— Сегодня рано утром заходила девушка. Просила вот это вам передать.

Люсьен взял у нее конверт, и его при этом охватила совершенно ничем не подкрепленная эйфория. Жюльетт? Почему? Как?

— Девушка? — уточнил он.

— Совсем молоденькая таитянка, — ответила мадам Ван Гог. — Раньше я ее не видела.

— Но зачем?

— Не знаю, месье Лессар, здесь был врач, мой муж при смерти, я даже не вспомнила сперва, кто вы такой. А теперь забирайте его и уходите, пожалуйста.

— Мадам, только один вопрос. Врач сообщил вам о природе его заболевания?

— Он сказал, что это паралитическое слабоумие, — ответила мадам Ван Гог и медленно прикрыла дверь.

— Merci, Madame.

Люсьен оторвал верхний край конверта и вытряхнул содержимое на ладонь — жестяной тюбик краски, почти использованный, и небольшая сложенная записка. Его похлопали по плечу. Он обернулся и увидел Гогена — тот протягивал руку.

— Мне кажется, это мне, — сказал он.

— Мартышечью красную жопку тебе, — ответил Люсьен.

И тут с немалой силой и не меньшим злорадством Анри Тулуз-Лотрек размахнулся тростью и двинул ее рукоятью со свинчаткой по лодыжке Гогену.

— En garde! — воскликнул граф.

Гоген догнал своих собратьев по ремеслу на тротуаре далеко не сразу.

* * *

— Ты мне, по-моему, косточку раздробил, — сказал Гоген. Они спускались по рю Коленкур к мастерской Тулуз-Лотрека, и двое из трех хромали, один — подчеркнуто.

Анри ответил:

— Знаешь, для мужчины сорока трех лет от роду тебе удивительно хорошо удается скакать по лестнице на одной ноге.

— Ты за это заплатишь, Лотрек, — ответил Гоген. А Люсьену сказал: — Это мой конвертик.

Люсьен показал ему конверт с надписью.

— Здесь стоит мое имя, мадам Ван Гог сказала, что девушка оставила его для меня, и он все равно твой?

— Да. Я знаю эту девушку.

— Знаешь? Таитянок навалом. А ты знаешь именно эту?

— Да, она говорила, что будет приносить мне краски, а в конверте же — тюбик, правда?

Анри остановился и схватил его за рукав расшитой куртки так резко, что Гоген крутнулся на месте.

— Постой, а откуда ты ее знаешь?

Гоген стряхнул руку Тулуз-Лотрека.

— Знаю, и все.

— Ты где с ней познакомился?

— Мы недавно встретились.

— Недавно — где? При каких обстоятельствах?

Гоген заозирался, словно ответ ему могло подсказать небо.

— Ну… возможно, вчера ночью она возникла у меня в постели.

— Возникла? — Люсьен весь навис над Гогеном — любопытство у него разгорелось до того, что выглядело опасным.

Гоген попятился. Собратья по ремеслу вдруг превратились в инквизиторов. Похоже, они напрягались гораздо сильнее, чем того требовала ситуация.

— Я встал среди ночи воды попить, а когда вернулся, она лежала в постели.

— И ты не счел, что это странно? — уточнил Люсьен.

— Или подозрительно удобно? — добавил Анри. Обличительная бровь взметнулась у него над оправой pince-nez, как белочка-прокурор.

— Это же было как во сне! — вскричал Гоген. — Да что с вами такое? — И он похромал прочь, от них подальше, туда же, откуда они только что пришли.

— Значит, она была совершенна, нет? — спросил Люсьен. — Как твой оживший идеал?

Гоген замер.

— Да. Именно так.

— Пойдем, — сказал Анри. — Тебе понадобится коньяк.

Тулуз-Лотрек вел их дальше еще квартал, а потом остановился у двери в свою мастерскую, отпер дверь, и все зашли. В солнечном луче, падавшем через единственное овальное окно в двери, плясали пылинки. Казалось, это место прочно заброшено, хотя у каждой стены рядами стояли холсты. На полу валялись, похоже, сотни различных набросков, на всех — угловатая артистка Жейн Авриль в разных позах. Некоторые были приколоты и к стенам.