Садовник (история одного маньяка)
Шрифт:
– Да, - он отвел глаза.
– Да. Так получилось… Командировка, - ложь клеилась плохо.
Ника склонила голову набок и замерла, прищурившись, вглядываясь в него. Теперь уже серьезно. Ее скульптурный, безупречно ровный лоб прорезали две вертикальные морщинки, которых он до сих пор никогда не замечал, а подвижные, готовые рассмеяться в любой момент губы сжались добела, почти исчезли.
Эда вдруг затопило невыносимое чувство предательства!
И он сорвал машину с места так резко, что она пошла юзом по мокрому асфальту. На одно жуткое мгновение он предельно ясно увидел перевернутое днище,
Ника была на удивление тихой и ничего не спрашивала. Хотя Эду казалось, что его неловкая ложь не обманет даже ребенка.
Он собирался в полузабытьи. То и дело ловил себя на том, что сидит, уставившись в одну точку где-то на грани мутного от дождевых подтеков стекла и холодного, полного осенней влажности воздуха. Тогда он встряхивал головой и снова принимался лихорадочно запихивать в сумку обычный дорожный набор: носки, паспорт, деньги, еще носки, зубная щетка, да, и еще одна пара носков не повредит…
Ника скрылась в комнате с телевизором, как только они вернулись. Проходя мимо в поисках бесконечных и абсолютно ненужных мелочей, Эд видел край клетчатого пледа, прикрывавшего ее коленки, и отблеск быстро подсыхающих волос…
В сотый раз встряхнув сумку, он остановился на пороге комнаты. И почувствовал себя мальчишкой, который, собравшись в далекий поход с друзьями, внезапно осознал, что сейчас придется просить разрешения у мамы. Чтобы избавиться от этого идиотского ощущения, он все-таки преодолел себя и подошел ближе к Нике.
Она сидела спиной к нему, уставившись в туманное окно точно так же, как он совсем недавно - складывая сумку. И даже не обернулась на его шаги.
Эда тут же кольнуло глупое, зудящее раздражение: ей все равно? Прекрасно!
Подхватив сумку, он развернулся на каблуках и, печатая шаг, двинулся к входной двери. Дернул дверь так, что петли жалобно застонали, и, уже нашаривая ключи в кармане (сама ведь не закроет - ребенок точь-в-точь!), услышал из проема комнаты тихое, как звук падающего листа:
– Пока… - Ника спряталась за дверным косяком. Только красный мазок пледа на полу подтверждал, что Эду не послышалось это призрачное шелестение.
– Пока, - его нарочито громкий голос оцарапал стены, обрушился на дверь, и та, словно в отместку, смачно захлопнулась перед самым его носом!
Эд вздрогнул. И принялся ее запирать…
Дорога была отвратительной.
Мелкий дождь монотонно поливал километры асфальта, размывал пейзаж в серую муть, часами шуршал по стеклу, убаюкивая…
Раз за разом Эд в ужасе продирал глаза, силясь понять, откуда взялся грузовик, стремительно обгонявший его по пустующей встречной… Худосочные феи, несущие свою безнадежную вечную вахту у обочин, махали ему вслед, плавно превращаясь в патрульных с жезлами в руках…
В конце концов, одурев от изнурительного бдения за рулем, он сдавался и сворачивал в дворик ближайшего придорожного мотеля.
Первым ему попался на удивление приличный экземпляр - уютный и освещенный
рекламой. Вежливый портье помог донести сумку до номера и принял чаевые с достоинством потомственного дворецкого.Но в остальном это были прокуренные насквозь жуткие дыры, где простыни напоминали географические карты государств, ввязавшихся в долгую и беспросветную войну, а телефоны в номерах всю ночь разрывались от предложений самой разной любви по самым демократичным расценкам…
Эду, впрочем, было почти все равно. Он не раздеваясь валился на кровать и долго лежал в темноте, прислушиваясь к шуму трассы. К тому, как это море асфальта зовет его… Где-то, затерянный среди тяжелых транспортных волн, лежал берег - извилистая сеть перекрестков в перламутровой мантии вечерних огней… Место его проигранной битвы…
Дорога была слишком долгой.
Потеряв счет дням недели еще в начале пути, Эд ориентировался только по указателям и городкам, протянувшимся к цели пунктиром. А когда наконец автострада обросла знакомыми деталями и влилась в главную артерию города, где он жил два года назад, Эд невольно увеличил скорость - слишком велико было желание оставить это путешествие позади.
И ни за что бы не поверил, что однажды мечтал о нем, как о захватывающем приключении. Пару лет назад.
Эд поселился в том же отеле, который приютил его после побега. В первый раз. Та же облезлая пятиэтажка, те же гаснущие лампочки, должно быть, даже номер тот же.
Но приятный ностальгический привкус отсутствовал.
Здесь, в конечной точке поездки, он неожиданно почувствовал огромную усталость. И растерянность - неизмеримую, доводящую до дрожи в коленях. Однако едва успел опуститься на услужливо прогнувшуюся под его весом кровать, как зазвонил телефон.
Мгновение Эд смотрел на него, будто не в силах сообразить, что делают в подобных случаях… А затем безумная идея озарила смыслом надрывавшийся на тумбочке аппарат, да и сам факт его приезда в этот город.
Он потянулся к сумке, не обращая никакого внимания на пронзительные трели, и начал методично обыскивать каждое отделение. Но быстро потерял терпение - все содержимое сумки полетело на пол…
Разглядывая живописную россыпь носков, денег и документов на потертом ковре, Эд напряженно вспоминал.
Вокзал. Лавочка. Голубь (проклятая птица!)… Голос, гундосящий про прибытие поезда… Карман! Он положил визитку во внутренний карман.
Осознавая всю абсурдность ситуации, трясущимися пальцами он полез за пазуху. И достал затертый до почти неразличимого состояния, усыпанный крошками прямоугольник!
Почему-то подумалось, что бумага такая же теплая, как тогда - на промозглом перроне… И что куртку он не раз собирался поменять, но так и не менял. Хрен знает почему…
А телефон между тем не унимался.
Стряхнув оцепенение, Эд пододвинул аппарат к себе, поднял трубку, коротко гаркнул:
– Я тебя сам развлеку, урод!
– нажал отбой и стал быстро набирать номер из полустершихся цифр.
Поплыли длинные гудки… Эд слушал их, и казалось: это его сердце отсчитывает порции безвременья - долгие и безжалостные. Он внезапно понял, что не знает, о чем говорить, если следователь все же возьмет трубку.