Садовник (история одного маньяка)

Гудки тут же прервались. Воцарилась короткая тишина, а затем низкий мужской голос проревел в бешенстве:

– Ты сюдазачем звонишь?!

Эд опешил. С усилием сглотнул и растерянно пробормотал:

– Могу я поговорить с… - нужное имя-отчество почему-то напрочь вылетело из головы! Он лихорадочно вертел бумажку, но стершиеся буквы не поддавались идентификации.

Его собеседник, похоже, сдерживаясь изо всех сил, процедил предельно яростным тоном:

– Слушай и запоминай: не звони сюда больше!

Короткие гудки зазвучали так же зло, как и голос незнакомца.

Эд потрясенно выдохнул в звенящую тишину комнаты:

– Михаилом Петровичем…

И положил трубку.

Ему так не хотелось выходить из номера. И оставаться наедине с этим городом (не дай бог, ночью при луне!).

Не хотелось идти и в «Белую лошадь». Что, если он ее не обнаружит? Жизнь теперь движется быстро - вчера бар, завтра танцкласс. Шансы на то, что, вернувшись вот так, спустя два года, он найдет за стойкой именно Костю, призрачно малы… Да и, кстати, существовал ли он - этот Костя?…

При этой мысли в голове замкнуло.

И Эд решил: думать вообще не стоит. Только действовать!

Он подхватил ключи, документы и деньги и почти выбежал из номера.

Уже на улице, глотнув промозглого воздуха, вспомнил о кое-чем. Вернулся и принялся барабанить по стойке, дожидаясь администратора. Наконец явился трясущийся старичок в измятых брюках.

Эд поспешно поинтересовался у него, какой сегодня день недели и который час.

Пряча отвратительную понимающую ухмылку в углах усов, старичок наклонился ближе к стойке.

– Вторник, полшестого уже. Могу показать толковое место неподалеку - на пересечении улиц…

Названия Эд не дослушал - пнул входную дверь и помчался к машине.

Он притормозил в позволительной близости от отделения. Остаток пути преодолел пешком - быстро, не глядя по сторонам, почти переходя на бег…

Почему-то казалось, что завтра будет поздно. Что ничего уже не выяснится. Что Куцый просто обязан задержаться на работе именно сегодня! Что это - единственный шанс.

Разумеется, никаких связей с реальностью подобное убеждение не имело. Но Эду было плевать.

Все те же зеркальные двери - утешало. Рванув их на себя, он оказался в знакомом холле перед стойкой и дежурным, который встретил его вопросительным взглядом.

Воздух зашипел в горле (позорный признак волнения), и вместо внятной речи вырвалось какое-то бульканье.

– Куцый на месте?

– Кто?
– с явным сомнением.

– Куцый Михаил Петрович, следователь. Кабинет на втором этаже, за углом. Он на месте?

Дежурный вздохнул и, решив, что посетитель не стоит такого внимания, погрузился обратно в недра упитанного журнала.

Эд непроизвольно сжал кулаки. И потребовал снова:

– Мне срочно нужно к Куцему!

– Такого нет в нашем…

– Был два года назад!

Что-то в его голосе заставило мужчину в форме поднять голову.

– Успокойтесь, гражданин. Я, может, и новый человек здесь, но уверяю…

– Мне до зарезунужен Куцый!

Некоторое время они обменивались напряженными взглядами. Затем дежурный сдался - с отчетливым нежеланием покинул насиженное место, бросил раздраженно: «Ждите», - и не спеша, пытаясь сохранить хотя бы видимость собственного превосходства, начал поднимался по лестнице…

Эд нетерпеливо постукивал по столешнице. Потом топтался у двери. Потом большими нервными шагами мерил холл. В конце концов, смирившись с неотвратимостью ожидания, он направился к ряду пластиковых кресел, подпиравших стену в углу. Вдали, на последнем из них, громоздилось нечто бесформенное, очертаниями отдаленно напоминающее человека.

Но Эд, занятый своими проблемами, не всматривался.

Неожиданно «нечто» поднялось и, с трудом преодолев разделяющее их расстояние, плюхнулось в соседнее кресло. Эда накрыло монументальным вековым перегаром в сочетании с тяжелой вонью немытого тела и мочи… Он уже был готов подняться - избавиться от тошнотворного соседства, как вдруг разглядел под засаленной кепкой поразительно живые глаза.

Из них (единственного, что осталось в этом существе от человека) полыхнуло намеком.

– Ты уже з-знаешь, - бомж наклонился к нему поближе (видимо, для создания интимности). Вонь усилилась, и Эда чуть не вывернуло (как же можно так опуститься?!).
– Да… Ты– точно знаешь!…

И, словно удовлетворившись этим нетривиальным умозаключением, он откинулся на спинку стула, прикрыв тяжелые коричневатые веки, вновь погрузившись в круг своих зыбких фантазий.

В это мгновение на лестнице зазвучали шаги. Брезгливо спихнув руку соседа с рукава, Эд поднялся навстречу дежурному.

А в спину ему донеслось:

– З-запомни… это - ловушка… - и расслабленное посапывание смрадного незнакомца ознаменовало конец его недолгого присутствия в мире мыслящих существ.

– Куцый Михаил Петрович в нашем отделении не работает, - уверенно сказал мужчина.

– Но два года назад…

– И не работал - я выяснял у участкового, который тут уже лет пятнадцать. Не было такого. Никогда…Может, вы отделение перепутали?
– в глазах дежурного мелькнуло сочувствие. Впрочем, недолгое.

– Нет, - ответил Эд скорее себе, чем ему.

Из темного угла донеслось шевеление и глухой, злорадный смешок.

Эд бросился на улицу!

Налетел на кого-то в дверях. Не извинившись (да и, в общем-то, не заметив сбитого), помчался к стоянке, расталкивая случайных прохожих, попадавшихся на его пути…

Машину пропускали - он сигналил, как сумасшедший, и выжимал газ до упора, срезая углы по тротуарам, оставляя полосы жженой резины…

Уже на выезде с эстакады Эд вдруг вспомнил о вещах, разбросанных по полу в гостиничном номере. Но сама мысль о том, чтобы еще хоть на мгновение остаться в этом зараженном безумием городе, была нестерпима! И он летел в ночь, летел из последних…

Никаких отелей! Эд держался за руль, пока не начинали сами собой закрываться глаза. Тогда он сворачивал с трассы и проводил пару часов в мертвом сне. Ноги затекали, и приходилось тратить драгоценное время, растирая их…