Садовники Солнца

– Сегодня же, - улыбнулся Драгнев.
– Немедленно. Наверное, уже передали.

Он плеснул в бокалы шампанского, поднял свой.

– Предлагаю тост в пользу таких размышлений... Кстати, мы шли с двойным ускорением и сократили путь. Ночью, в четыре часа по корабельному времени, выходим на Наковальню. Если интересуешься, могу разбудить.

– Спасибо, - ответил Илья.
– Спасибо, Калчо.

Сознание включилось мгновенно, будто по сигналу. Будто и не спал вовсе. Илья потому и отказался от предложения капитана, что знал: сработают биологические часы. Какая-то крупица подсознания, которую природа научила обращаться со временем.

Как ни привычны были Илье всевозможные чудеса техники, однако святая святых звездолетчиков - Наковальня - вызывала у него, кроме уважения, еще целый ряд чувств. Была здесь добрая доля восхищения, толика страха и чуть-чуть удивления смелостью людей, которые, как уже не раз бывало, не разобравшись до конца в сущности подпространства, тем не менее хозяйничали в нем, как хотели. Что касается страха, то это было чувство, вовсе непохожее на прежнее, которое отравляло души предков. Это было опасение собственной силы, собственного роста, потому как человек, научившись прокалывать кривизну пространства, стал такой огромной фигурой, что даже среди звездных миров шагать теперь приходилось очень осторожно - не дай бог наступишь на чей-то дом, то бишь мир...

Наковальня представляла собой уголок космоса за орбитой Нептуна, где мощный ускоритель "вколачивал" звездные корабли в пространственно-временной континуум.

Илья высветлил видеоокно.

За цепочкой алых угольков - маяков, обозначающих границы опасной зоны, тысячами огней сияло кольцо ускорителя, утыканное вспомогательными конструкциями. К нему медленно подплывала искорка какого-то корабля. Вот он замешкался, искорка потеряла блеск. В следующий миг вечную темень пространства расколола ослепительная вспышка, и корабля не стало.

Вспышки шли одна за другой, так "как Обитаемые миры множились, и звездный флот рос не по дням, а буквально по часам.

Илья вспомнил слова Егора, которые он говорил четыре года назад, впервые увидев Наковальню в действии. "Тот, кто назвал эту штуковину Наковальней, - заметил Егор, - не лишен воображения. Гляди, даже искры после силового удара..." И еще пошутил: "Если бы "ковали" поритмичнее, то издали и за пульсар можно принять".

За воспоминаниями Илья прозевал момент, когда пришла очередь их корабля. Видеоокно вдруг помутнело, будто на него плеснули молоком. "Бруно" вздрогнул и как бы остановился.

В каюту теперь заглядывали новые созвездия. Среди них лимонно сияла загадочная псевдотуманность.

"ЛУНАТИКИ"

Он уже видел амеб.

Но одно дело смотреть голографическую запись и совсем другое, когда ты сидишь под прозрачным колпаком командной рубки, откуда просматривается все огромное тело Станции, и на тебя падают и падают со всех сторон стаи "черных смертей".

– Дорого же они вам обходятся, - тихо сказал Илья.

К нему обратились два взгляда: один Федора Крайнева, научного руководителя Станции, другой Юргена Шварца, ведущего космолога Обитаемых миров. Федор смотрел вопросительно, и Илья отметил про себя, что с ним будет легко работать - твердый, ясный характер, а Юрген - виновато. "Наверное, успел связать мои слова с гибелью людей, - подумал Илья. Напрасно, Юрген. Напрасно ты казнишься. Хотя задача выяснения устройства вселенной поистине грандиозна, но твои друзья погибли не ради нее. Это, может, высокопарно, но они погибли ради познания вообще... И как вы все не понимаете, что я не виновных прилетел искать, а упредить другие возможные трагедии".

– Я имею в виду энергию, - пояснил Илья, кивнув в сторону пульта управления.
– Защита на максимуме - это же голодный паек для других систем.

– Экономим, - обрадованно улыбнулся Юрген.
– С этими тварями приходится считаться...

Его круглое добродушное лицо стало чуть обиженным. По-видимому, ему, привыкшему разгребать и сгребать галактики, словно песок, реальная и злобная сила амеб, - этих таинственных созданий или образований Окна, - до сих пор казалась противоестественной, а значит, неприемлемой для всех его изящных теоретических построений, более того - опасной.

– Смотрите, еще одна стая, - сказал Крайнев, вглядываясь, как из желтого марева туманности падают и надают на защитное поле Станции черные листья амеб. Расплющившись о поле, они выбрасывали во все стороны бесформенные отростки псевдоподий [временные цитоплазматичные выросты у одноклеточных организмов; служат для передвижения и захвата пищи или частичек], шевелили ими, будто нащупывали в защите слабое место.

– Это вы их привели!
– выкрикнул вдруг энергетик Станции Исаев. Его тонкий рот искривился в презрительной, гримасе.
– Эти новые косяки пришли вслед за "Бруно"... Только подумать! Вместо помощи, вместо того, чтобы помочь милейшему Юдзо решить загадку волноводов хаотической информации, они прилетают... судить его... Какое кощунство - решать, имел или не имел Юдзо Сакаи право погибнуть во время эксперимента...

Илья не перебивал энергетика. Он смотрел на него холодно, чуть брезгливо и изучающе.

– Иван!
– в голосе Крайнева появился металл.
– Ты устал, Иван. Тебе надо отдохнуть. Иди в каюту и прими два часа гипносна. Потом обо всем потолкуем.

Исаев, что-то пробормотав, пошел к выходу.

Илья заметил, что приказ как-то сразу расслабил этого худенького, по-мальчишески взъерошенного человека. "Не надо ему гипноза, - подумал он.
– Уже спит, на ходу. Или чертовски устал, или..."

– Это явно по вашей линии, - суетливо заговорил Юрген.
– Последнее время у некоторых специалистов наблюдается повышенная раздражительность, гипертрофированная усталость...

– В самом деле, - подтвердил Крайнев.
– Какая-то аномалия в психике. Скорей всего, эгоцентрический комплекс... Понимаешь, мы привыкли быть хозяевами положения, а здесь... Наши исследования ограничены из-за этих проклятых амеб. Отсюда - скудость фактажа, а значит, даже самые мощные интеллекты не могут продвинуться дальше своих первых логических построений. Вы же знаете, для ученого крайне неприятно слишком долго оставаться на уровне гипотез...

– Ну уж долго, - Илья проследил, чтобы в голосе его было побольше оптимизма.
– Несколько месяцев.

Про себя он еще раз с удовольствием отметил твердость Федора Крайнева и мимоходом вспомнил разговор двух специалистов, свидетелем которого он случайно стал во время завтрака. Обычный разговор, вернее - теоретический спор, но тоже чересчур уж эмоциональный. Нынешние научные дискуссии ведутся на более низких регистрах... Плюс более чем странная выходка Исаева. Так что психикой экипажа придется заняться особо...

– Верно, четыре месяца, - согласился руководитель Станции.
– Но ведь здесь собрались не просто талантливые ученые. Станция буквально напичкана гениями... Поговорите, пожалуйста, с Лоран. Полина даже на Землю летала, чтобы проверить аналоги болезни...

Амебы уходили.

Так же беспорядочно, всей стаей, как и появились. Еще не затих сигнал тревоги, которым автоматы сообщали о попытках нарушить защитное поле, но черные полотнища уже всюду съеживались, прятали щупальца псевдоподий и растворялись в желтом мареве. Они исчезали, как исчезают кошмарные призраки неглубокого сна в предчувствии близкого рассвета.