Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Фелис Готтшалк очнулся в тюремной клинике — вялый, растерянный, с горящей огнем кожей. Он не сразу понял, что пострадал от редкой нетипичной реакции при воскрешении и чуть не умер. На следующий день, когда он уже мог более или менее ясно мыслить, пришла медтехник, похожая на птичку бледнолицая старушка с лоснящимися рыжими волосами, подрезанными так, что они казались шлемом на маленькой голове. Техник принесла еще одну дозу плохих новостей, кратко, но дружелюбно рассказала о том, что у Фелиса развивается аутоиммунная болезнь, напоминающая системную волчанку.

— Ваша иммунная система атакует ваши же соединительные ткани в суставах и легких и на вашей коже. Скажите,

перед тем как отправиться сюда, вы страдали от раздражения кожи?

— В тюрьме у всех были проблемы с кожей, — ответил Фелис. — Грязный воздух, и ели мы только КАВУ-пищу.

— У вас сейчас очень сильная реакция, поразившая восемьдесят процентов кожи. Я прописала вам стероиды, чтобы уменьшить воспаление. У вас также немного уменьшилась способность легких усваивать кислород из–за рубцов, появившихся от небольших воспалительных очагов. Со временем рубцевание увеличится, дышать станет тяжелее. Это повлияет на сердце, потому что в кровь будет поступать меньше кислорода, сердцу придется качать интенсивнее. К тому же у вас будет развиваться лейкемия. Ваша иммунная система начинает атаковать клетки костного мозга, производящие эритроциты — клетки, переносящие кислород. С этим я могу бороться переливанием крови. Возможно, я смогла бы излечить лейкемию пересадкой костного мозга, если бы нашелся совместимый с вами донор. Но это нелегко.

Техник сурово посмотрела на Фелиса Готтшалка.

— Видите ли, я секвенировала вашу ДНК и обнаружила кое–какие изменения.

Шпион попытался приподняться. Но он был очень слаб, а тяготение на Луне намного сильнее, чем на Рее. Да и желание убить старуху быстро прошло. Фелис упал на подушку, кровь бешено колотилась в висках. Он спросил, что она собирается делать.

— Если считаете, что я выдам вашу тайну здешнему начальству, то, уверяю вас, заблуждаетесь. Насколько я понимаю, мы тут все в одной лодке, включая капо. И даже тех капо, которых модифицировали очень необычным образом: сделали мускулы сокращающимися быстрее, чем у обычных людей, упрочнили сухожилия, уменьшили время передачи сигнала по нервам. Колбочки в ваших глазах реагируют на инфракрасный свет и на ультрафиолет. И так далее, и тому подобное. Похоже, те, кто вас модифицировал, хотели сделать из вас солдата.

Шпион отвернулся, чтобы не смотреть в глаза технику.

— Перед войной ходили слухи о том, что «призраки» зашли очень далеко в генной модификации людей.

— У меня было необычное детство, но я не «призрак», — сказал шпион.

— Не хотите рассказывать — не рассказывайте. Я не буду выпытывать. Но все, что вы знаете, может помочь в разработке терапии для вас, — сказала старуха и объяснила, что не может вылечить его, потому что не имеет доступа к необходимым ретровирусным препаратам.

Можно попросить о помощи бразильцев и европейцев, управляющих тюрьмой, но, если они согласятся лечить, обязательный генетический скан выявит все странные модификации. Можно смягчить проявления болезни переливаниями крови, большими дозами стероидов, даже фототерапией. Но если ничего не сделать с глубинной причиной, то проявления со временем будут ухудшаться и осложняться.

— Если уж нет шанса на выздоровление…

— Вы хотите знать, не убьет ли вас болезнь? Да, к сожалению, убьет. Но не сразу.

— Сколько у меня времени? — спросил шпион.

— Честно говоря, я не знаю. Ответственные за ваше состояние гены локализованы во многих местах ДНК, они разные, их активирует большое число внешних воздействий. Проще говоря, ваша болезнь — результат сложного взаимодействия ваших генных модификаций и внешнего влияния. Возможно,

те, кто модифицировал вас, не представляли последствий. Или посчитали подобный исход маловероятным. В любом случае, хотя болезнь по признакам схожа с волчанкой, этиология разная, и развитие тоже будет, скорее всего, иным. С определенностью я знаю только то, что вы болели уже давно, но болезнь, несомненно, обострилась после гибернации либо выхода из нее.

— Я проживу десять лет? — спросил шпион.

— Вы хотите знать, сможете ли дожить до конца своего срока?

— Я хочу знать правду, — сказал он.

— Извините, но вряд ли.

От смеха болят легкие. Там будто шевелится что–то тяжелое и острое. Воспаленная кожа на лице лопается сотней крохотных трещинок. Слезы катятся из глаз, падают на щеки — и щекам больно. Боже мой, больно даже плакать. Но смех выпустил на свободу что–то уже давно сидевшее и грызшее изнутри. Шпион ощущал, как оно оставило его.

— Я думал, меня покарали за то, что я возомнил себя кем–то другим, а не собой, — смеясь, сказал шпион старухе. — Но меня покарал не бог, не судьба. Все гораздо проще. Делавшие меня люди плохо справились с работой. Только и всего.

2

Когда наступал ее черед укладывать близнецов, Мэси Миннот приглушала свет в спальной нише до яркости ночных звезд и рассказывала историю про Землю. Мэси с удивлением обнаружила в себе талант рассказчицы, так запросто и внезапно, будто упала, споткнувшись, и нашла дар. Кстати, так она и начала вечернюю сказку о своей придуманной юности.

— Я сидела на срубленном дереве в лесу на расчищенной поляне, ела свой ленч — и вдруг упала, — рассказывала Мэси близнецам.

Хан и Хана, шестилетние и белокурые, лежали голова к голове и смотрели одинаково: сонно и серьезно.

— Почему я упала? Да потому что заметила, как что–то мелькнуло. Я опрокинулась на спину, а надо мной просвистела стрела и воткнулась в сосну. Стрела была с черными перьями, из дерева вытекла живица и побежала по древку стрелы — словно дерево кровоточило.

Конечно, рассказ продвигался не так быстро, потому что приходилось объяснять буквально все. Хан и Ханна знали про сосну, они помогали Мэси сажать ускоренно выращенные саженцы в парке поселения. Но близнецы никогда не видели взрослого дерева. Они, в принципе, знали о лесе, но с трудом представляли парк настолько большой, что можно идти по нему целый день и не добраться до края. А что касается лука и стрел, то отказывало даже и воображение.

Но в этом–то и была соль рассказов о жизни в мире, откуда явилась Мэси — и откуда в древности вышли все дальние. У Ньюта были свои идеи насчет хороших историй на ночь: большей частью про пиратов и головокружительные приключения в огромных пещерах под поверхностью лун или в гигантских городах–пузырях, плывущих в лазурном океане атмосферы Нептуна. Нюьт рисовал одну за другой красочные сцены, без связи и сюжета — и так без конца.

— Тебе нужно придумать несколько хороших героев и показать, что с ними стало, — увещевала его Мэси. — Рассказ строится на том, кто они и чего хотят и с чем им приходится справляться на пути к своей мечте. Как можно просто громоздить кучей приключения без всякого смысла?

— Спасибо, но детям очень нравятся мои истории, — парировал Ньют.

Мэси любила, когда он так вот снисходительно усмехался, самым краешком рта, и его глаза светились лукавой дерзостью, любила даже тогда, когда злилась из–за этой дерзости. Ньют спокойно выслушивал любую критику, потому что попросту не принимал ее всерьез.

Поделиться с друзьями: