Сады Солнца
Шрифт:
— Да уж, весело, — заметил Луис. — Восстанавливаешь природу, она восстанавливается и кусает тебя в зад.
— Сомневаюсь, что съеденному было смешно, — сказал Кэш. — В общем, я связался по рации с ребятами в лагере, сообщил, что у них бандиты на периметре, а потом вернулся к ублюдкам. Я шел так низко, что поднял настоящую пыльную бурю, зажал штурвал коленями и выпустил обойму в разбитое окно. Понятно, я знал, что не попаду, но я хотел показать, что дерьма не потерплю. Люди из лагеря тоже начали стрелять, прикончили одного и отогнали остальных.
А убитый оказался мальчишкой лет тринадцати–четырнадцати — зубы обточены, чтобы стали остроконечными, на спине рисунок из
Кэш вытянул новую бутылку из холодной воды в охладителе. Четвертая. Но, черт возьми, ведь встретился со старым приятелем, не видел его лет шесть–семь. Ведь особый повод.
— Ты все еще крут, — заметил Луис. — Это хорошо.
— На самом деле, глупость — но в тот момент показалось, что так надо.
Эх, как хорошо заходит холодное пиво! Как раз на жару и ветер, выдавливающий влагу из тела.
— Когда я впервые тебя увидел, то подумал, что ты уже сдался, — сказал Луис.
— То есть?
— В смысле в такой одежде…
— Одежда? Ну, мы так все, когда не на службе. АР-Шестьсот шестьдесят девять — команда свободная, — пояснил Кэш.
Он был в джинсах и майке и в красных кожаных сапогах ручной работы — самом дорогом своем имуществе. А Луис Шуарес всегда был элегантным до чертиков сукиным сыном. Под экзоскелетом — черные шелковые брюки, белый пиджак со стоячим воротом. Луис провел последние шесть лет почти сплошь на Луне, и, несмотря на генную терапию и интенсивные упражнения, его мускулы не могли справиться с земной гравитацией. Его шею укрывал бледно–желтый шелковый шарф, концы напомаженных усиков истончались в острия, ершик на голове был настолько коротким, что напоминал щетину. В его зеркальных очках Кэш видел себя и закат за своей спиной.
— Если бы я вылетел в лагерь, одетый как ты, меня, наверное, пристрелили бы реднеки — ну, после того как перестали бы хохотать.
— Я боялся, что ты совсем распустился и перестал следить за собой, — улыбаясь, сказал Луис. — А ты, оказывается, просто приспособился к местным.
Кэш поставил бутылку на пластиковый стол и стиснул пальцами основание носа. Приходила головная боль. Стучала в череп. У Кэша в последние дни часто болела голова. И, похоже, ничего с этим нельзя было поделать.
— Луис, я — рабочий человек. На работе я ношу униформу, после — оттягиваюсь, как и все остальные. К тому же я здесь родился. Такой я есть. Это мое место и дело.
— Но ты все же пилот. Вера Джексон была отличным пилотом, но ты — лучше. Я-то знаю. Я летал с вами обоими.
И вот снова то, вокруг чего разговор кружил с самого момента, когда Луис явился сюда. Впрочем, нет, началось еще две недели назад, когда Луис впервые позвонил, сказал, что прилетал на Землю, на похороны отца, пролетит над Бастропом и обязательно заглянет перекинуться парой слов…
— В тебя не попали. И в Веру тоже, — сказал Кэш. — А в меня попали. У вас с Верой есть то, чего нет у меня, — везение. А чтобы стать лучшим, его нужно очень много.
— Говорят, что человек сам делает свое везение, — заметил Луис. — Но, насколько я понимаю, везение — это попросту то, что миру заблагорассудится сделать с тобой. А миром управлять нельзя. Если кто–то думает, что может, — он безумец.
— Я всегда считал, что ты умеешь держать язык за зубами и быть себе на уме. И вот результат: я тут летаю на крошке из паутины, а ты по–прежнему водишь J-Два.
— В последнее время я вожу большей частью бумагу по столу, — возразил Луис. — Я хотел сказать, что обвинения против тебя, мол, ты атаковал буксир вопреки приказу и прочее — полнейшая чушь. Ты ведь уже отключился.
Вы с Верой выбивали автоматическую защиту на той глыбе льда, а я отсиживался позади, ожидая подходящего времени, чтобы нагрянуть и отложить яичко. Я же все видел. Тебя атаковали дроны, ты сбил их, но один грохнул очень уж близко к твоей птичке. Ты потерял управление, потерял связь, закувыркался. Я не мог выйти на тебя и не мог пойти за тобой, потому что Вера прикончила остатки защиты, и мне пришлось подходить к глыбе и устанавливать водородный заряд. А после того как он сработал, мы с Верой были вынуждены крошить обломки, чтобы они не ударили по Фебе. А ты все время уходил на четырех процентах максимальной тяги или вроде того. Я вызвал команду спасателей, дал твой вектор и относительную скорость и понадеялся, что они знают, где тебя подобрать. Все это есть в моих показаниях, которые я дал по поводу тебя.— Хотел бы я это помнить сам, — произнес Кэш. — Мне сказали, что ретроградная амнезия со временем пройдет — но ведь она не проходит. Наверное, этого и следует ожидать, если тебе проделали дыру в голове.
Кэш хотел пошутить — но прозвучало совсем невесело. Он снова сжал нос пальцами, пытаясь отогнать колючую ритмичную боль.
— Да я знаю, что тебя ударило куском шрапнели от того дрона, — заверил Луис. — Я сам видел. А они говорят, что ты каким–то чудом смог починить свою птицу, а потом тебя стукнуло куском кольца. И какая ж вероятность такого события?
— У меня выдался на редкость невезучий день, — заметил Кэш.
— Но ты его пережил. А по–настоящему тебе не повезло, когда они решили взяться за генерала Пейшоту и сделать тебя свидетелем обвинения.
— Луис, у них была запись его передач. Генерал приказал мне отставить атаку на буксир дальних. Плюс к тому записи в моем «черном ящике», показывающие, что я прилетел от самого края системы Сатурна и напал на буксир. А кусок базальта, пробивший истребитель, уж точно не был частью дрона. Ну конечно, они могли все подменить, подставить, обмануть. Но прежде чем придумывать конспирологическую теорию, надо спросить себя: а зачем им это? У них была куча всего против генерала. Им не надо было придумывать. Им не требовалось громоздить горы дерьма, чтобы показать, как генерал обманул всех, изобразив меня героем, скрыв правду о том, как меня убили и вернули к жизни. Гораздо проще думать, что так оно и было на самом деле.
— Я знаю только то, что видел сам, — сказал Луис. — И если наша работа по обезвреживанию того куска льда не делает тебя героем, то я вообще не понимаю, что делает людей героями. Парень, я готов встать за тебя. Перед всеми. Думаю, Вера тоже не откажется.
— Спасибо за это. Но если уж говорить про везение, то мне, в конце концов, повезло. Мои показания не использовали. Генерал предпочел уйти с честью: закрытая комната, бутылка бренди, револьвер. Генерал знал, что его семья потеряет очень многое, если его публично опозорят трибуналом. Генерал спас своих, убив себя. А когда он убил себя, все развалилось. Меня собирались бросить на съедение — и вдруг я оказался ненужным. Меня потеребили — и отпустили.
— Он был хороший человек. И хороший солдат, — сказал Луис.
— Ну да. И еще он выиграл войну. Уж этого у него не отнимут.
— Говорят, приближается новая война. Наверное, против тихоокеанцев. Причем настоящая, а не как в прошлый раз.
После того Луис с Кэшем поговорили еще немного, посмотрели, как догорает закат. Венера пошла за солнцем на запад, лунный серпик склонился к востоку, стемнело, высыпали первые звезды. Кэш нашел ровно светящую желтую звездочку — Сатурн — и спросил, собирается ли Луис возвращаться туда.