Сага о бескрылых

— За сутки тут многие люди разное повидали. Хиссис другим стал и до нас ему дела нет. А доедала пригодится. Возражать будешь?

— Пока нет, — оборотень усмехнулась. — Доедалу «грушеедом» зови. Сопляк всю ночь огрызки жрал.

— Нам-то что? — равнодушно пожал плечами десятник. — Еды теперь надолго хватит.

[1]

Эйхин (искажен.) правильное эхин — часть дорической колонны.

Глава 20

Удивительным в тот день был город Хиссис. Пожары не утихали, вовсю пылал царский дворец, в полдень занялся Мемонский квартал. Рыскали среди дыма шайки и малые отряды вооруженных людей, старались не сталкиваться, выбивали двери уцелевших домов, поспешно выносили серебро и ценные вещи, хватали женщин помоложе, резали глотки тем, кто осмелился возражать. Валялись на улицах и в домах тысячи трупов, коптились в дыму, начинали смердеть. Издыхали под стенами, бродили обезумев, швыряясь серебром, раздирая на себе одежду и кожу, лишенные нэка Храмовые братья. Выли в черный дым, бросались в огонь. Не все, конечно. Имелся еще нэк. Говорили, что кто-то напал на Храмовый лагерь ночью, но полусотня штаб-братьев отбила нападение. Вроде не люди нападали, а демоны, но потом вернулись экипажи уцелевших кораблей, требовали нэка и резались со штабными еще кровавее. Встал отдельным лагерем у маяка отряд экипажей двух унир и полузатонувшей «Виты», те к себе никого не подпускали. Собирались они, вроде бы, нэк продавать, но потом передумали. Ходила по бухте, забитой дымящимися остовами кораблей, «Двуглазка» — хитроумный экипаж пытался среди углей отыскать уцелевшие бочонки эликсира.

Стал в десять раз меньше затянутый дымами город. И в сто раз безлюднее. Грузчик полагал, что многие горожане из Хиссиса бежали, Лоуд, видя бесчисленные трупы, думала, что на улицах и дворах все люди и остались. Напарники с живыми людьми старались не сталкиваться, кружили по кварталам, прячась в домах и дворах. Измученный поклажей Грушеед уже едва ногами двигал. Ничего не получалось: в дом прыгучего жреца Угона попасть было вполне можно, но найти тележку с мулом или ослом, да вывезти драгоценные бочонки в безопасное место, нечего и думать.

— До темноты придется ждать, а пока осла раздобыть, да чистым воздухом подышать, — намекнула Лоуд.

Хозяин согласился.

Лишнюю поклажу запрятали неподалеку от Проездной площади. Ворота выбранного дома были выбиты, по всему двору валялось тряпье и медные деньги. Трупов тоже хватало. Ценные мешки сложили в чуланчике, потом Укс за ноги подтащил тело старика, оставил сторожить-загораживать дверь.

— Охраняй, седобородый, а то второй раз убьем, — пригрозила оборотень молчаливому часовому.

Мальчишка-Грушеед таращил глаза, помалкивал. Лоуд полагала, что разумнее его связать, да рядом с мешками уложить, но Грузчик решил иначе. Может и к лучшему решил: когда выбрались за город, мальчишка уже волок мешок с двумя курицами. На берегу реки сообщники ушли подальше в кустарник и развели костер.

— В Хиссисе жареного и так полно, — заметила Лоуд, глядя на дымную завесу над городом.

— Там легко и самим поджариться, — буркнул десятник.

Грушеед ощипывать куриц не умел, за что схлопотал крепкую оплеуху. Пока унимал у воды кровь из носа, оборотень посоветовала:

— Если ты, хозяин, рабов вознамерился брать, то выгоднее уродов чуть поопытнее этого наловить.

— В Сарапе советуешь набрать? — усмехнулся десятник.

— Тех, пожалуй, только вместе с надсмотрщиком забирать имеет смысл. Или на мясо.

Брезгливый Грузчик поморщился.

Следовало торопиться, поэтому куриц съели полусырыми. Напрасно, поскольку едва вернулись на дорогу и сделали с сотню шагов, как даже железный желудок Лоуд вознамерился взбунтоваться. В основном из-за запаха. За сутки по дороге немало прошло людей и не только людей. Кое-кто здесь и остался. Вроде сотни трупов в городе видели, а здесь пробрало…

— Осла совершенно напрасно забили. Нам бы пригодился, — сглатывая, сказала оборотень.

Ослу еще повезло, лежал с взрезанной шеей. Дальше валялся мул, женщина, потом не пойми кто… Кровь уже впиталась в пыль, веревки кишок растянулись поперек дороги, сплелись в комки, казалось, трупы связаны жуткой пуповиной. Или паутиной.

— Обойдем, — просипел десятник.

— Тут знаки начертаны, — сообщила Лоуд, вглядываясь в бурые полосы на дороге. Хозяин толкнул ее в спину, оборотень возражать не стала, лишь подхватила валяющуюся в колее шкатулку. Бренчала та очень многообещающе.

Грушеед добежал до кустов, начал выплевывать курятину. Десятник, надо отдать ему должное, сдержался. Пока мужчины боролись со слабостью, Лоуд поддела ножом крышку шкатулки.

— Цацки. И серебра немножко.

— Выбросить не хочешь? — с угрозой спросил хозяин.

— Просто любопытно, — оборотень закрыла серебро, пару раз копнув ножом под кустом, присыпала пылью шкатулку.

— Как думаешь, кто это на дороге резвился? Калликары обнаглели?

— И знать не хочу, — буркнул десятник, ударом распоротого сапога сшиб с ног ослабевшего мальчишку. — Догоняй, Грушеплюй…

Пошли через кусты, мальчишка ковылял сзади, пытался догнать.

— Хозяин, тебе бы сапоги с кого снять, — посоветовала Лоуд.

— Успею. Подвернется что-нибудь добротное…

Кусты стали совсем непролазными, пришлось вернуться к дороге. Здесь было почти нормально: трупы попадались, но не часто и в приличном виде. Правда, вспухать уже начали — день был душноватый.

У перевернутой повозки оборотень подобрала новый симпатичный топорик — Грузчик не возражал — инструмент может понадобиться. Зашагали дальше…

— Там со знаками или наш сумасшедший брат, отсутствием нэка вдохновленный, позабавился или пара сирен наведалась, — наконец, сделал вывод вдумчивый десятник, перешагивая через очередного мертвеца.

— Так далеко от островов залетают? — удивилась Лоуд.

— Бывает. Если большую поживу учуют. Ты их видела?

— Дважды. Один раз покушались, ублёвки сисястые. Но мы хорошо вооруженные шли, геройски отбились.

— А как же…— Укс процитировал:

Уши гребцам плотно воском залеплены были,

Арха-героя у мачты надежной веревкой связали.

Остров вдали показался пустынный, скалистый.

И в расстоянье, откуда призывное пенье расслышать,

Может, сирены влекуще и сладко воспели…

— Да уж воспели, — оборотень сплюнула. — Одно подзоглотье… Впереди меня гребец сидел — на нем шерсть дыбом встала. Вот такой соблазн, ющец их… Ты сам-то разве их напевов не слыхал?

Десятник лишь бросил косой взгляд.