Сага о бескрылых

— Тебе нечего предложить, — констатировал Укс. — Наверное, ты сейчас умрешь, а, Шлюман?

— Это ошибка. Я могу принести много пользы.

— Разве что червям. Кому ты нужен, человек, думающий что летать несложно. Красотка-то где?

— Какая красотка?

— Безухая. Она, вроде бы, называла себя твоей женой.

— Не знаю, — бывший хозяин дома беспомощно огляделся. — Убежала, наверное. Все бежали.

— Странно. Ведь ты был заботливым пастухом, отцом и мужем. Дочка тоже бежала?

— Послушайте, я не понимаю, причем здесь эта сучка и дети? В чем их ценность? Вам нужен я! Мои знания, мой опыт, мои способности мыслить и конструировать.

— Лоуд, у тебя на ноже Пришлые сидели? — равнодушно спросил Укс.

— На этом точно еще не было, — призналась оборотень.

Шлюман встретился с ней взглядами, взвизгнул и вскинул руку, которую до сих пор держал под столом — Грузчик мгновенно и точно ударил по запястью древком дротика. Щелкнуло — все посмотрели на короткую стрелку, вонзившуюся в полку на стене, потом на хитроумное оружие в руке бывшего хозяина дома.

— Что за дрянь, ющец его заешь? — с отвращением процедил Укс.

— Арбалет. Маленький, а стрелка, должно быть, отравлена, — пояснила сведущая Лоуд, подходя к креслу Шлюмана.

Человек вжался в резную спинку, смотрел с ужасом. Оборотень положила ладонь на его неприятно влажный, потный лоб, взмахнула ножом…

— Слушай, пустоголовая, а без брызг можно? — поинтересовался десятник, промокая листом бумаги капли-бусины на рукаве.

— Так дернулся торопыга, — Лоуд вытерла клинок. — Кстати, у него сапоги хорошие. Глянь-ка, хозяин…

Сапоги стянулись с трудом. Укс ворчал, и действительно, с живого человека куда сподручнее обувь снимать.

— Подметке сносу не будет, — оборотень постучала ногтем по толстой, но очень эластичной коже. — Стурворм, точно тебе говорю.

— Потом вымою, примерю.

— Брезгливым, однако, стал.

— Иногда могу себе позволить, — Грузчик принялся высекать огонь.

Лоуд кинула на занявшееся веселое пламя охапку пергаментов — костерок на столе затрещал веселее.

— Пошли, что ли?

— Пусть займется хорошенько, — Укс сунул огонь под книжные полки.

Вышли, оставив запрокинувшего голову хозяина сидеть, размышлять о своей немыслимой мудрости среди языков пламени. Лоуд несла цветы и карту, десятник связанные ремнем сапоги.

— Так все-таки сын или не сын? — спросила оборотень. — Интересно мне все ж. Надо было спросить.

— Я и так знаю, — буркнул Грузчик.

На лестнице кто-то кричал, кажется, там дрались. Уставшие партнеры связываться не стали — вылезли в окно.

«Непоймикто», известный как Грушеед, ждал в переулке. Добытый осел был загнан во двор, жевал зелень, залитую чуть подпортившейся бобовой похлебкой — мальчишка не постеснялся, похозяйничал в здешнем доме.

— С Логосом-созидателем ты знаком, — похвалила Лоуд. — Но осел мог бы быть и не таким паршивым. Чего у него бок шелушится?

Мальчишка пожал плечами, осел попятился — оборотень знала, что копытные скоты ее не любят.

[1]

Купеляция (купелирование) — окислительное плавление сплава свинца с серебром, с целью выделения чистого серебра.

Глава 21

ВРЕМЯ БЫСТРЫХ РЕШЕНИЙ

— У него кормило сломанное, — настаивала пустоголовая.

— Еще не сломанное, — Укс замахнулся «посошком».

Осел склонился к компромиссу и неохотно поплелся в дым — Грушеед, тянущий упрямое животное за веревку, облегченно засопел.

Логос-созидатель подсказывал, что осла можно понять. Ушастый устал, да и дым ему не нравился. До города трофей шел спокойно, шпионы по очереди тряслись на его спине, что, как оказалось, весьма ускорило движение. Но нынешний Хиссис у осла симпатии не вызывал, что, собственно, и не удивительно.

Шпионы благополучно добрались до Проездной площади. Уже стемнело. Горел Гэленский квартал, дым прибивало к земле, во дворе дышать было нечем. Попробовали завести осла в дом, но здесь было не лучше: мертвецы уже запах пустили. Пришлось не отдохнув идти к дому прыгучего жреца Игона. На улице шпионам попался голый человек с кособоко опаленной бородой — приплясывал на мостовой, что-то хрипло пел-завывал и даже не кашлял.

— Горожане тоже с ума сходят, — прозорливо заметила Лоуд.

— Может, этот и из братьев, — сейчас все сравнялись, — сказал, прикрывая рот рукавом, десятник.

Осла и Грушееда спрятали в соседнем дворе, Укс спустился в жреческий подвал. Здесь было сыро, тихо и даже по-своему уютно. Десятник разрыл землю — драгоценные бочонки никуда не делись. Укс вытащил прохладную тяжесть, поднял наверх.

— Э, хозяин, ты не тяни, — сказала сидящая в дверях оборотниха. — Позадохнемся.

— Терпите.

Пока перетаскивали бочонки через забор, прятали в мешки с рухлядью, да вьючили на осла, Укс и сам начал задыхаться. Кашляя и ругаясь, выбежали на улицу. Уже занялась угловая лавка на Проездной. Кое-как проскочили под летящими искрами и углями — осел там задерживаться не думал, но в относительно спокойном проулке, встал как вкопанный. Пришлось вразумлять.

Шпионы двигались в обход горящего квартала, идти пришлось через места боев: мертвецы лежали густо.

— Лучше б их в огонь покидали, — рекомендовала оборотниха, зажимая ладонью нос и рот.

— Не гунди. Нам какое дело? Покидают. Если будет кому.

— Ослу доверим. До лодки нас проводит, дальше ему все равно делать нечего.

Ушастый поглядывал на трупы — видимо, не особо жаждал в благородное погребальное дело впрягаться.

Промелькнули в дымном тумане ушлые люди с мешками, потом протарахтела груженая тележка. Мародеры шпионов, наверняка, видели, но драться желания не имели. Слабел Хиссис.

— Лоуд, ты мне бабой больше нравишься, но сейчас крепкий боец предпочтительнее.

— Ах, и затейник у меня хозяин, — оборотень приняла облик героя-полусотенника, подняла с мертвеца копье. — Про щит даже не говори — тяжесть переть не стану.

— Тебе что щит, что корзина прачки, все одно, пользоваться не умеешь, — пробормотал Укс.

— Не возводи понапраслину, десятник. Что в стирке хитрого?

Наконец, выбрались к порту. Дыма здесь тоже хватало, но с воды свежесть пробивалась.