Сага о диком норде
Шрифт:
— Чего так? — спросил я, косясь на нашего говорящего с Бездной.
— Верите ли, нет ли, я сидел с отцом и желал, чтобы он поскорее умер. Чтобы заткнулся и перестал меня поучать. Только чтобы сам умер, и никакого Фомрира ему, никакого доброго посмертия! И этот дом, эти рабы, всё это… Не хочу. Пусть я в хирде и побыл всего ничего, пусть проторчал кучу времени у Скирикра смердящего, пусть жил и ел с бриттами, но то было мое лучшее время.
Сестра ахнула, услыхав про бриттов, но смолчала. А когда он говорил про смерть отца — не ахала. Интересные тут порядки!
Мы замолчали. И даже крепкий эль не забирал. Не знаю, сколько нужно выпить хускарлу, чтобы опьянеть.
Обсуждать драугров или погибших никому не хотелось. Первый мирный вечер за…
Смешно!
Если посчитать, не так уж давно мы столкнулись с драуграми, а кажется, будто прошла целая вечность.
И так не хватало Хвита, его песен и историй. Сейчас бы он глянул на наши понурые лица, тряхнул снежной гривой и завел сказ о проделках Фомрира или о мудрости Мамира, а может, кашлянул бы и неуверенно начал новую вису, придуманную накануне. О чем бы он поведал? Может, об Альрике Полуизмененном? Или о бритте, который защищал нордов? Или о Тулле Сноходце?
— Среди многочисленных детей Домну, чудовищных фоморов, самым ужасным был Балор.
Я вздрогнул. Леофсун Рысь словно услыхал мои мысли и прервал молчание первым.
— Его отцом был быкоголовый фомор с одним большим глазом посередине лба и с ядовитою гривой. У Балора же было два глаза, да только весь яд отца скопился у него в левом глазу. И яд тот был настолько страшен, что один лишь взгляд его убивал. Потому Балор держал левый глаз закрытым.
Не только я, но и остальные ульверы невольно посмотрели на Тулле, который тоже постоянно держал левый глаз закрытым.
— Балор не родился таким. Во всем виновато его любопытство. Когда он был еще ребенком, отец выгнал его из дома и строго-настрого запретил подходить. Но Балор не послушался. Он прокрался к окну и распахнул ставни, и ядовитый дым от колдовского снадобья, которое варил его отец, попал прямо в глаз. Потому взгляд Балора и стал таким смертоносным. От этого взгляда никому не было спасения: ни фоморам, ни богам, ни людям. Даже сама Домну могла погибнуть. Потому боги Бездны сохранили Балору жизнь при условии, что его левый глаз всегда будет закрыт. И только во время решающих битв Балор вставал напротив врагов, подымал веко на левом глазу и истреблял нещадно всё, на что опускался его взор.
Глава 6
День начался с заполошного крика.
— Херлиф! Херлиф! — вопила женщина.
Я спал в сарае на прошлогодних остатках соломы. Недовольно засопел, перекатился на бок, задев рукой Энока. Ослепитель дрых с открытым ртом. Я засунул ему в ноздрю соломинку и откатился назад, притворившись спящим. Энок засопел, почесался и чихнул.
— Херлиф! Твой отец помирает!
Вчера мы еще долго сидели у затухающего костра. Рысь понемногу разошелся и поведал с десяток историй о бриттских богах и чудовищах. Помимо сестры Херлифа, к нам присоединились и другие члены его семейства, как по мне, они изрядно устали от Арвида, который и здоровым был несносен, а умирающим стал вовсе невыносимым. Только Альрик торчал в доме.
И в какой-то момент, уже после приконченного второго бочонка с элем, Тулле спросил:
— Рысь, ты знаешь истории о славных героях бриттских? Много ли там было хельтов? Сторхельты упоминалось?
— Чего это ты бриттскими песнями заинтересовался? — спросил его Энок.
— Да вот думаю, кто еще может из местных болот вылезти? Сначала шли карлы, потом хускарлы, теперь вот хельты появились. И хорошо бы узнать о сильных драуграх побольше:
каков дар, какое оружие, какие слабости.Оддрун, сидевшая чуть позади брата, заинтересовалась:
— А почему ты спрашиваешь Леофсуна? С чего бы ему знать бриттские песни?
У меня перехватило дыхание. Какая дотошная девка! Не глупее Простодушного. Тулле же, не моргнув и глазом, ответил:
— Леофсун из Сторборга, поди, наслушался скальдов из разных земель. Может, знает и о бриттах чего.
Девушка согласно покивала и уставилась на нашего бритта. Рысь задумался, покусал губы, поскреб затылок.
— Я ж не скальд. Помню песнь о могучем воине, который защищал Бриттланд от наступления фоморов и погиб под ядовитым взглядом Балора, имя его запамятовал, только прозвище и осталось — Серебряное Копье. Еще слышал песни о Дагде, но он был из свиты Дану, наверное, не совсем человек. Да и сказ о нем не особо героический. Когда фоморы в очередной раз попытались захватить Бриттланд, Дану не успела подготовиться к битве и отправила Дагду на переговоры. Он должен был затянуть их, чтобы выиграть время. Фоморы же приготовили особое угощение: в огромный котел залили три ведра молока, набросали туда муки, свиных окороков. Получившуюся кашу они вывалили в свежую яму и сказали Дагде, что если он не съест всю кашу без остатка, его убьют. Дагда проглотил всё и с трудом ушел оттуда, так как его живот раздулся, как насосавшийся крови клещ.
Именно в этот момент к нам подошла бриттка, с трудом таща котел с кашей, которую только что сварили в готовильне.
— В другой песне говорилось про Гвидиона, которому сама Дану преподнесла необычный дар: он был сам по себе войском, так как в любой момент мог призвать при помощи чар десятки хирдов, а потом распустить. Скальд говорил об этом так:
«Я тоже был на том поле и зрел Гвидиона:
Он превращал в воинов деревья, осоку, кусты».
— Если придет Гвидион, Бриттланд вымрет полностью, — прошептала Оддрун.
И мы с ней согласились. Уж больно лесиста здешняя земля. Сотни сотен деревьев окружают деревни и города, и вода им не будет помехой.
— Еще есть песнь о сильномогучем воине по имени Редфрит, но там не говорилось, был он хельтом или сторхельтом. При рождении его поцеловала прекрасновеликая Дану, но и Домну не оставляла его своим вниманием.
Перед его взором ясноорлиным расступались воды,
Под его поступью дрожали земли.
Редфрит великий шел, не склоняясь
Ни перед конунгом, ни перед ярлом.
Каждый знал: за его плечом
Улыбается Домну, даря свои поцелуи.
Вепрь откусил разогретую, истекающую жиром колбасу, глотнул эля и сказал:
— Улыбаться пусть она так и улыбается. А есть чего по делу? Когда жил? Как умер? Может, его похоронили или сожгли?
— Я плохо помню, — пожал плечами Леофсун. — Вряд ли в песнях о том говорится.
И снова в разговор влезла Оддрун. Для дочери Арвида она была уж слишком своенравна.
— Редфрит? Уж не Редфрит ли Краснорукий? Херлиф, ты помнишь историю о битве на Красном болоте?
Простодушный вздрогнул и махнул головой, мол, не помню.
— Ну как же? К нам приходил сказитель года четыре назад. Или ты в рунном доме был? Он прожил у нас дней десять и каждый вечер рассказывал эту историю. Только она была не совсем о Редфрите, там говорилось о нордском ярле Рикарде Мохоглавом.
— И зачем это? — грубо оборвал ее Херлиф.
— Так ведь Рикард Мохоглавый убил бриттского воина по имени Редфрит, тем и прославился. О том и история.
— Ну, так расскажи.
— Да, расскажи нам, — ласково попросил девушку Эгиль Кот.