Сага о двух хевдингах
Шрифт:
— Это зачем же?
— Херлиф верно сказал. Надо понять, что конунг задумал. Но его думу так запросто и не поймешь. Может, Магнус что подскажет?
Я недовольно скривился. Это раньше Магнус в рот смотрел да другом стать хотел, а нынешний, хоть мы и прошли немало под одним парусом, был непонятен. То ли после твариной крови поменялся, то ли после сараповой ворожбы, то ли повзрослел. Ему ведь тоже несладко пришлось.
— Пустят ли на порог? — сказал я, махнул рукой и побрел к двору конунга.
Что толку языком болтать? Схожу да и узнаю. Не пустят, так несложно и
А Хандельсби изменился. Десятки оружных повсюду, хускарлы на каждом шагу, будто набрать шесть рун так просто. Девки попрятались по домам, даже рабыни выходили только старые и морщинистые. Детвора попритихла. Еще я не видел ни свиней, ни кур, что обычно свободно ходили во дворах и меж домами. А потом понял, почему. Один карл внезапно швырнул нож в случайно мелькнувшую квочку, подобрал ее и привязал к поясу со словами: «Будет вечером похлебка».
Беды со снедью в столице пока не было. Раз конунг сказал, что накормит всех, значит, накормит, и затягивать пояса будут разве что весной, перед таянием льдов. Да вот только ярлы бывают всякие, в том числе и прижимистые: дадут на десяток мешок проса да несколько луковиц, и крутись как хочешь. Вот хирдманы и выкручиваются как могут.
Как лед встанет, конунговы люди уведут воинов к землям Гейра, но до той поры тяжко будет всем: и горожанам, и ярлам, и дружинам. И я не хотел оставаться в Хандельсби на это время.
По дороге я прошел мимо пепелища и лишь потом сообразил, что прежде тут стоял сольхус. Неподалеку лежал расколотый и изгаженный шар, на котором кое-где еще промелькивала позолота. И никто в жуткой робе и с выбритой макушкой не кричал о боге-Солнце, не корил за поедание мяса, не пугал тьмой.
Возле конунгова двора было людно. Кто-то рвался внутрь, потрясая золотыми цепями, кто-то наоборот выходил, хмуро потирая лоб. Почти все, кто желал зайти, требовали беседы с самим Рагнвальдом, утверждая, что более никто не сумеет рассудить их дело. Но постояв в толпе какое-то время, я приметил, что всех крикунов постепенно вылавливали, отводили к нужному человеку, и вскоре те затихали.
Я даже подобрался поближе и подслушал один такой разговор.
— Кто таков? Зачем к Рагнвальду хочешь? — спросил худенький карл с пером в руках.
Выглядел он непривычно. Полусарап что ли? Глаза черные навыкате, волосы тоже темные и курчавые, нос, может, и не самый большой из тех, что я видел, но на узком, почти безбородом лице смотрелся как орлиный клюв.
— Я ярл Йарнвика. Хочу поговорить о своей дружине! Так что веди меня к конунгу, карл! — зарычал крупный хускарл с объемистым животом и густой ухоженной бородой.
— Йарнвик, Йарнвик, — чернявый постучал пальцем по кончику огромного носа. — Железный залив. Семь деревень, один город с большой ярмаркой, несколько десятков хуторов. Нет, говори со мной.
— Это что же? Йарнвик не достоин встречи с Рагнвальдом? — вспылил было ярл, но тут же притих.
Неподалеку стоял мой знакомец Кеттил Кольчуга и, заслышав ссору, выпустил хельтову силушку.
— Я не дам треть дружины, — сдавленно сказал ярл. — От Гейра до меня всего три дня плыть. Мне свои земли беречь надо.
Чернявый
устало посмотрел на ярла печальными коровьими глазами.— Коли так, твои дружинники будут стеречь южную сторону, чтоб не пустить тварей к Йарнвику. С тебя все хельты, кроме двух, и два десятка хускарлов.
— Два десятка? Откуда? У меня всего в дружине тридцать воинов.
— И еще те, кого ты не держишь за прокорм, а отпустил на землю. Ты же всем хускарлам землю даешь!
— Так это не дружина! Они с земли кормятся. Как бонды! — снова вскипел ярл.
— А уговор каков? Коли беда какая, они должны взять оружие и прийти на помощь по первому зову. Или тебе эта беда и не беда вовсе? Тогда отдавай всю дружину как есть. Меньше кормить зимой придется!
Кеттил заметил меня и приветственно махнул. Я подошел к нему. Не видел его с того турнира по кнаттлейку, где он с другими хельтами чуть не расколол весь лед во фьорде Хандельсби. А потом мы с ним сидели за одним столом на пиру у конунга. И хоть я был сопливым карлом, а он уже тогда шагнул за десятую руну, Кольчуга не чванился, не задирал нос и сейчас не делал вид, будто мы незнакомы.
— Как тебя там? Безумец, кажись? Помню-помню, как ты в ледяную воду тогда прыгнул. Смотри-ка, аж до девятой руны добрался! Впрочем, ты и тогда зубастый был. По делу сюда или случайно забрел?
— Да с Магнусом хотел увидеться. Мы с ним целое лето вместе плавали, тварей рубили.
Кеттил нахмурился, снова выпустил рунную силу, тут же убрал и улыбнулся.
— Верно! Это ж с тобой он ворожбу поборол. Мда… Сам видишь, к конунгу нынче не пробьешься.
— Раз сам Кольчуга на страже, — поддакнул я.
— Вот-вот. Дай подумать.
Хельт помолчал, а потом как гаркнет:
— Синица-пустобрех!
Я аж отпрянул. Что за ерунда? Бранится он так или чихает? А оказалось, что зовет приятеля. Из-за частокола высунулась светлая голова паренька моих зим.
— Чего?
— Сбегай до Магнуса, скажи, что Безумец в гости пришел.
— Это какой-такой безумец?
— Не твоего ума дело! Сказано передать, так ноги в руки и побежал!
— Ага.
Синица тут же исчез, а Кеттил рассмеялся.
— Вот, взял сосунков под свою руку, натаскиваю теперь.
Мы с Кеттилом неспешно обсудили кнаттлейк, посмеялись над тем, что грядущей зимой в турнире поучаствуют и твари, я поспрашивал о знакомых и узнал, что все они вошли в дружину Рагнвальда. И лишь когда я слегка проголодался, пришел Синица и отвел меня в дом вне конунгова двора.
— А, Кай, проходи!
Хотя не прошло и месяца, как Магнус вместе с нами охотился на тварей, сейчас мне чудилось, будто передо мной незнакомый человек. Будущий конунг! А не дитя, хнычущее о тьме, грехах и любви к врагам своим.
— По делу или так, посудачить пришел? Ты ж вроде не ярл пока. И отец у тебя без дружины считается. Значит, за кого-то другого просить будешь?
Рагнвальдссона, видать, также заели люди, не желающие отдавать своих воинов.
— У меня хирд, — ответил я. — И его надобно кормить. Хочу понять, стоит нам оставаться в Хандельсби или распустить людей на зиму.