Сага о Годрланде

— Значит, дар его гонит в чужие края?

Тулле пожал плечами:

— Поглядеть бы на него. Но пока мне так думается. Про бхаратского мудреца сказать ничего не могу, мало мы про него знаем, да и услышали не от самого иноземца, а от его ученика. Если слова через многие рты и уши прошли, им веры нет.

Мы замолчали. Мимо прошел Лавр с обеспокоенным видом, впрочем, он всегда такой, будто если вдруг успокоится, мы выпорем его за безделье. Слышался басовитый голос Видарссона, он говорил, что нашел где-то в Гульборге норда, что варит пиво, только оно все равно не чета тому, которое варит отец Видарссона.

Я снова потянулся было к дару да вовремя остановился. Бороться же надо!

Хуже всего, что мне и самому было скучно, хоть тоже на арену иди. А внутри так и зудело проверить стаю. Я покосился на Тулле. Если бы он не почувствовал, то я бы все же нарушил запрет, но ведь он же тоже в стае и сразу поймет, что я не удержался. Может, убрать его… О могучий Скирир, что за дурные мысли! Кажется, Тулле во всем прав.

От скуки я прошелся по дому, посмотрел на трэлей, что повскакивали при моем появлении, на храпящего Сварта, на Стейна, что-то вытесывающего из полена. Свое оружие я почистил и наточил, одежду стирают и чинят рабы, стряпают тоже они. Здесь дела никакого не найдешь. Был бы я в Сторбаше, так занялся бы скотом или землей… хотя нынче Нарлов(1) месяц, на Северных островах уже повсюду снег лежит.

Чем же фагры заняты в Гульборге, если не держат скотину? А тут многие не держат, даже бедняки. Неужто все только письменами всякими? Я поглядел, как Рысь перенимает у Хальфсена грамоту… Нелегко это. У Леофсуна аж руки потом тряслись с непривычки, хотя с веслами и мечом он отлично справляется. Но я в это лезть не хотел, довольно и двух умельцев на хирд. Всяко больше, чем в других хирдах.

Может, выпить? Или съесть чего? Или глянуть, где ульверы сейчас?

От тяжких дум меня спасли Феликс Пистос с Милием, внезапно нагрянувшие к нам в дом. Я их не видел с похорон Альрика.

Милий, как обычно, улыбался, а вот Феликс выглядел смурным.

— Уважаемый Кай! Уважаемый Тулле! — воскликнул бывший раб, а ныне вольноотпущенник Пистоса. — Радость от нашей встречи бесконечна, как вода в море. Молодой господин пожелал увидеть вас, и мне посчастливилось сопроводить его.

— Всё никак не пойму, что изменилось после того, как тебе дали волю, — проворчал я, хотя их появление спасло меня от скуки.

— Я уже говорил, что отныне могу…

— Да помню. Жениться, не жениться, нельзя продать, но, как и прежде, ты бегаешь по поручениям Пистоса.

Заговорил Феликс, и Милий вновь стал его голосом:

— Молодой господин хочет спросить совета.

Я махнул рукой, приглашая их сесть на сарапский ковер с подушками, сам примостился рядом, а Тулле и так не вставал. Пистос глянул на нашего жреца недовольно, но прогонять не стал.

— Господин вернулся домой, твердо намереваясь изменить свою жизнь, только это оказалось сложнее, чем он думал. Старые друзья зовут его на встречи, как раньше, видят в нем прежнего Феликса и говорят с ним, как с прежним Феликсом. Он, конечно, может отказываться от веселых пиров какое-то время, но зачастую многие важные решения принимаются именно на таких гуляниях, и раз уж молодой господин желает помогать отцу в его делах, он вынужден ходить туда.

Во время похода Милий говорил с нами просто, а как вернулся в Гульборг, снова начал плести словесные кружева.

— И что? Пусть ходит.

— Молодой господин боится, что не устоит от соблазна и снова выпьет вино забвения. А если он попробует хоть глоток, то уже не остановится. Он говорит, что даже сейчас его тянет к непентесу. И виной тому сам Гульборг, его улицы, запахи, люди. В пустошах такой тяги не было.

Значит, и Феликсу приходится бороться с внутренними тварями. Неужто у каждого своя такая битва? Я глянул на Тулле. А с чем борется он? Впрочем, нет, я не хотел этого знать. Одни лишь боги ведают, что живет внутри жрецов Мамира.

— И что? Он хочет вернуться в пустоши?

Милий рассмеялся:

— Конечно, нет. Может быть, потом. Сейчас он просит даже не совета, а помощи. Говорит, что ему нужен тот, кто сумеет удержать его от соблазна, — бывший раб замолчал.

Молчал и я. Молчал Тулле.

Наконец Милий не выдержал:

— Молодой господин хочет, чтобы ты, Кай, сопровождал его на такие встречи. Либо ты, либо Сварт.

— Чтобы я ходил с ним на пиры, верно?

— Ну да.

— И мешал ему пить?

— Не только пить. Еще играть в кости, ложиться с песчанками, вдыхать дурманящий дым, драться и объедаться.

— Зачем тогда вообще ходить на пиры?

Как по мне, Феликсу тоже скучно в Гульборге, потому он и захотел снова ходить на гуляния. У его отца рабов полон двор, а забот вовсе никаких. Жениться бы ему, так сразу скука бы прошла.

— Молодой господин обещает всегда брать меня, чтобы я помогал понимать их речи. К тому же кто-то может и нанять твой хирд, там люди собираются богатые.

Так-то я уже был согласен, но не успел ничего сказать, как Пистос заговорил снова.

Милий вздохнул и сказал:

— Молодой господин предлагает плату — три илиоса за один вечер.

— Нет, — сразу же отказался я. — За плату не пойду.

Феликс заметно расстроился.

— Молодой господин оскорбил тебя? Потому что предложил золото, как наемнику, а не попросил, как друга? — всполошился Милий.

— Нет, — отмахнулся я. Это ж надо было выдумать такую чушь. — Если я пойду на пир, так чтобы повеселиться там. За золото же придется пить меньше, а присматривать за Феликсом больше.

Словом, договорились мы. Пистос сказал, что я могу брать с собой двоих-троих ульверов, коли захочу, а еще порадовал тем, что мне брить лицо и надевать их смешные платья не нужно.

— Сразу видно, что ты не фагр и не сарап. И если вырядишься, как здешние, они подумают, будто ты стараешься стать фагром, и будут смеяться. А если придешь в своей одежде и с топором, никто смеяться не будет. Все знают о вспыльчивости северных людей.

На том и порешили.

* * *

Шли дни, а Пистос всё не звал.

Я счел, что фагр передумал, и выкинул его из головы. Чтобы привыкнуть к новой руне, по утрам и вечерам я дрался с Квигульвом и Рысью. Им тоже оно не помешает. Мы бились и голыми руками, и на мечах, и на топорах. Понятное дело, что я побеждал, все же у меня на руну больше, но стоило Квигульву взять любимое копье, как его силы удесятерялись. Мы с Леофсуном вставали против него вдвоем и то не всегда одолевали.

А в полуденную жару я пил холодное вино и пытался говорить с Лавром, выучил несколько слов на фагрском языке, да и раб понемногу запоминал нордскую речь. Пока среди ульверов, помимо Хальфсена, лучше всех знали фагрский Рысь и, как ни чудно, Трудюр, видать, ради баб расстарался.