Сахарный немец
Шрифт:
– Непонятно? Вы смеете говорить: непонятно?..
– Непонятно, господин капитан!
– Непонятно... так сядем... налей-ка нам, Сенька,- говорит их-высок, отбросил шашку и сел.- Вам непонятно?.. Значит, вы и в самом деле живой человек, прапорщик, тьфу, подпоручик Зайцев, значит, вы того... не чорт и не дьявол?
– Допились, значит, оба,- говорит Иван Палыч, но Сенька не взглянул на него и продолжал:
– Позвольте чокнуться, господин капитан,- говорит с улыбочкой Микалай Митрич.
– Да я с удовольствием, если так... только позвольте,
– Что изволите, господин капитан?
– опять улыбается Микалай Митрич.
– Да, ведь, по-вашему, так и выходит, что на свете теперь ничего, кроме чертей, не осталось?
– Это уж точно, господин капитан... Бога не стало, остались одни только черти... разного вида!
– А вы,- говорит спокойно их-высок,- хилозофию, господин навряд-офицер, изучали?..
– Нет, - отвечает Микалай Митрич,- у меня мечтунчик с детства пристал к голове, как у некоторых бывает родимчик!
Их-высок опрокинул стакан и об пол.
– Так-с... слушаю, господин навряд-офицер! Хорошо-с! Извольте теперь отвечать мне по всей дисциплине: Бога нет?..
– Был!
– Умственный разговор,- перебил Иван Палыч наше общее молчание, но Прохор на него рукой махнул, как на муху, а Сенька словно не слышал:
– Так-с! Хорошо-с, господин навряд-офицер! Что нам остается?
– Боженята, господин капитан!
– Многобог! Вот кто,- поднял руку их-высок, разжал пальцы на кулаке и бросил их книзу.
– Никак нет,- упирается Микалай Митрич,- боженята!
– Многобог!
– Никак нет: боженята!
– Как боженята, - шопотком прошипел командир,- какие такие еще боженята?..
– Очень простые, господин капитан, ко всякой нации теперь приставлено по божененку... Оттого,- говорит Микалай Митрич,- и войну ведем, что эти самые боженята спать людям не дают хуже, чем блохи!
Что тут произошло и рассказать невозможно: их-высок за тубаретку, размахнулся, хвось по столу:
– Вы,- кричит, - немецкий шпион! Вон, распросукин сын! Вон! Сенька, вяжи его! Вяжи сукина сына!
Шпиона пымали!..
Ну, братцы, я в сени, скорее в штаб, Микалай Митрич, гляжу, за мной бежит, еле одышится, а там уж стекла звенят, пальба поднялась нам вдогонку, пули только под ногами: вжик... вжик... спятил, рехнулся! А все из за пустого дела,- прибавил Сенька, выбивая из трубки,- выпили бы как добрые люди, закусили, а то нет... ну за то и додрыгались!
– Вот ведь какое дело,- передохнул Иван Палыч,- что же дальше-то было с капитаном?..
– Да известно: сообщил Микалай Митрич в штаб, связали их-высок и откомандировали и... лазарет!
– Нескладно вышло! Теперь их-высок наверно в отставку, зато полковника с косой полоской получит!
– закончил Иван Палыч,- интересно бы знать, кого теперь назначут нам в командиры?..
– Найдутся,- сказал Прохор,- об этом тужить нечего! Это у них все,похлопал он Сеньку по плечу,- от беспривычки: с Богом-то так вышло!..
– Да уж нескладно!
– согласился Сенька.
Закинул Прохор кверху голову и заулыбался во все
скулы: над самой у нас головой высоко летела журавлиная стая, унося с собой под крылом загубленные, трудные солдатские души.Как говорил Пек Пекыч, так все и случилось. Получили мы еще в резерве полковой приказ, который Иван Палыч долго вертел сначала в руках, а потом приставил к самым глазам и расстановисто всем нам прочел:
17. Следствие по делу командира 12 роты капитана Тараканова по обвинению его в бездейст-вии власти и упущении по службе в боевой обстановке временно приостановить в виду тяжкой болезни означенного обер-офицера.
– Эна, как нашего капитошу завалили,- пыхнул дымом Иван Палыч и палец поднял, а глаза у самого смеются, и под козлиной бородкой довольный калачик собрался:
– Знаете, кто теперь командир?
Нам что ж, нам кто ни поп - все батька! Однако, мы все в один голос спросили: а кто, господин фельдфебель?
Иван Палыч собрал гармошку на лбу, опять поднял указательный палец и пробасил:
– Его благородие, господин подпоручик Микалай Митрич Зайцев..
– Вот это да!
– Проведен по приказу... выходит и в сам-деле вернулся!.. вернулся... да еще с чином!
– Ну и слава с Христом, что не чорт с хвостом!
– крикнул радостно Пенкин...
– Говорить тоже надо по делу, - ревниво наставлял Иван Палыч, командир - дело не махонькое...
– Да нам-то што за беда?..
– Вам-то известно... только знаете, отчего так все случилось? Я вечерысь Пек Пекыча встрел, про Микалая Митрича, видно, он из хитрости да малого почтения ничего не сказал, а мне, видишь ли, говорит: здравствуйте, говорит, господин фельдфебель - всему голова! Да-а!
В раскосок итти на этот раз Иван Палычу даже Пенкин не стал, все были этой переменой довольны, да и не о том каждый из нас думал.
В полдни, дня через четыре, заявился и сам Зайчик.
Поздравили мы его с благополучным возвращеньем и ротой, а у него и радости-то от этих поздравлений никакой на лице...
Уставился на Пенкина и мерным долгом сказал
– Вы извините, говорит, меня, ребята, пожалуйста, что писем ваших я не довез: я их в почтовый ящик бросил, вот только письмо Пенкина у меня как-то за обшлаг завалилось, вот и конверт еще цел. Пенкин, вернуть тебе, что-ли?
Пенкин покрутил головой.
– Вы, значит, ваше-высоко и домой не попали?..
– спрашивает осторожно Иван Палыч.
– Нет, Иван Палыч, попал я совсем в другую сторону,- печально отвечает ему Зайчик.
– Ну и то слава Богу, что целы: мы думали тогда, что немец вас прикокошил... Изволите роту принять?...
– Да, согласно приказу... Сегодня к вечеру, Иван Палыч, придет пополнение, произведем тут же разбивку и...
– Неужли ж, ваше-высоко, и в отпуск не пустят после такого купанья? отрывисто проговорил Пенкин.
– Сегодня говорил Пек Пекычу: ни в каком говорит, виде, потому - нету солдат...