Саит

— У меня нет цены! Вы не сможете встать между мной и Саитом! — уверенности в своем заявлении у меня нет, потому что на уровне подсознания я понимаю, что противостоять против Саида Каюм — это настоящая утопия. Если он захочет подвергнуть нас испытаниям, он подвергнет, не факт, что любовь, возникшая на страсти, сумеет выдержать прессинг простой реальности, где не будет дорогих машин, элитных квартир, бесконечных нолей на банковском счету. Если я еще знаю, каково это не есть каждый день мясо или фрукты, то Саит вряд ли представляет себе жизнь с лишениями.

— Я могу очень многое, Дева. Могу создать проблемы, разрушив привычную жизнь до основания. Могу закрыть двери, в которые ты хотела постучаться. Могу найти причину спустить тебя на самое дно жизни. Ты уверена, что хочешь еще знать, что я могу? — мужчина иронично улыбается, но его улыбка вызывает у меня отвращение и ненависть. Я в эту минуту четко понимаю, что ненавижу этого человека всей душой, но по сравнению с ним, я подобна песчинке, клеточке. Я ничто на его фоне, и Саид Каюм с легкостью меня растопчет, сотрет в порошок, если буду сопротивляться.

— Хорошо, — слова даются с большим трудом, а решение разрывает меня на части, но понимаю, другого выхода нет. — Я исчезну из жизни Саита. Он никогда меня не найдет. Только можно перед отъездом мне его увидеть?

Меня смеряют с ног до головы прищуренным взглядом, несколько секунд раздумывают над моей ценой. По сути она не сильно и велика, но для меня очень важна.

— Завтра после пяти можешь приехать в больницу, — окурок, который по-прежнему лежит между нами и давно погас, придавливают носком туфли к земле. Я вздрагиваю и вскидываю голову, непроизвольно сглотнув. Голубые глаза обдают холодом. Этот жест символичен. Если я не выполню свои обещания, меня так же легко втопчут в землю.

Глава 22. Дева

— Дева, я могу тебе чем-то помочь? — взгляд папы обеспокоен, и понятно почему.

С самого утра не могу собраться, все валится из рук, в голове невероятная пустота, а в душе дыра. Смотрю на родное лицо, вымученно улыбаюсь. Папа не в курсе моих договоренностей с Саидом Каюм, не знает, какую цену я заплатила за свое будущее. На зло я буду счастлива, сумею любить все, что у меня будет, беречь и ценить. О Саите предпочту вспомнить, как об очень трепетном приключении, в котором участвовало мое глупое сердце.

— Все нормально, пап. Рада, что мы скоро вернемся домой, я забуду все, что пришлось пережить.

— Голос совсем невеселый.

— Я вымотана морально, потребуется некоторое время для перезагрузки.

— Ты уверена, что мне не нужно с тобой ехать в больницу?

— Уверена.

— Я с тобой, малыш! — папа подходит ко мне, обнимает, прижав к груди. Требуется непомерных сил сдержать рвущиеся наружу рыдания и мольбы о том, чтобы он изменил мое настоящее.

— Я знаю, пап. Знаю, — перевожу дыхание, заставляю себя успокоиться. Стук в дверь номера спасает меня от слабости в виде слез. Подхожу к двери, распахнув, вижу перед собой незнакомого мужчину в костюме. Вопросительно на него смотрю.

— Саид Ахметович просил вас доставить в больницу.

— Спасибо, — вежливость и забота Каюма умиляет, как этот человек умудряется совмещать несовместимые качества — загадка. Я, наверное, до конца своих дней буду гадать, какой он, Саид Каюм, настоящий: человек, угрожающий стереть тебя в порошок, или тот, кто проявляется сочувствие, беспокойство к ближнему.

— Пап, я скоро вернусь! — как можно бодрее сообщаю отцу о своем уходе, он кивает. Качнув голове, смотрит на меня недовольно, ибо мое состояние видно невооруженным глазом. Я подавлена. Я растоптана.

Незнакомые мужчина провожает меня до черного джипа, услужливо распахивает заднюю дверку, помогает сесть с салон. Никто больше меня не сопровождает. Смотрю перед собой, зажав руки между коленками. Я безумно волнуюсь, в глубине души наивно надеюсь, что Саит в моем присутствии очнется, не позволит отцу нас разлучит. Это маленькая надежда, как огонек в груди в кромешной тьме.

В больнице жизнь идет своим чередом. Тут свой темп, свое настроение, никому нет дела до твоих переживаний, если ты случайно прохожий. Именно так я себя чувствую, войдя в приемное отделение. Замираю, растерянно смотрю на стенде объявления о графике посещений, о том, что с собой можно взять, что нельзя и еще много ненужно мне информации.

— Пойдем, — вздрагиваю от голоса за своей спиной, оборачиваюсь. Саид Каюм стоит в нескольких шагах от меня. Выглядит собранным, серьезным, по глазам ни черта не догадаешься, какие чувства он испытывает, а губы приветливо не улыбаются.

— Здравствуйте, — рядом с ним вновь ощущаю себя не в своей тарелке. Неприятен мне этот человек. Хорошо, что нам нет нужды сталкиваться друг с другом каждый божий день.

Меня награждают мрачным взглядом, следую за мужчиной, когда идет в сторону двери сбоку. Попадаем в коридор, проходим мимо кабинета приема пациентов по «скорой помощи». Никто нас не задерживает, не спрашивает «вы куда?». Сворачиваем к лестнице, не спеша поднимаемся на третий этаж, за все это время ни одним словом между собой не обмениваемся. Не за чем. Саиду Каюму не нужны мои слова о чувствах, он не нуждается в поддержке, в любовь между мной и Саитом он не верит. Какие бы прогнозы не прозвучат от специалистов, самые мрачные не сбудутся, ибо этот мужчина сможет и с самой смертью договорится. Уверена, что такие беседы у него в жизни были и не один раз.

— Саид Ахметович, здравствуйте. Мы вас не ждали так рано, — врач, который оперировал Саита, заискивающе улыбается, бегая глазками из стороны в сторону. Странно, но с первой встречи мне кажется, что этот доктор утаивает какую-то важную информацию. Может не все так радужно, как он пытается убедить отца своего пациента?

— Проведите эту девушку к моему сыну, вас я буду ждать в вашем кабинете, — Саид Каюм похоже планирует более подробно поговорить о здоровье своего сына, от разговора не убежишь, догонит ведь и заставит говорить.

— Но… — доктора награждаются пристальным взглядом, от которого все протесты сразу прекращают иметь значения. Вряд ли в этом мире есть человек, которые имеет право спорить с Каюмом.

— Ира, принеси халат! — зычно раздается на весь коридор. Ира оказывается постовой медсестрой. С большой неохотой она поднимается со стула, скрывается в помещении за своей спиной, чтобы через мгновение вернуться с халатом.

— Пять минут, — сразу меня предупреждает врач, когда я накидываю халат на плечи. Оглядываюсь через плечо на Саида Каюма, ноль эмоций, на лице ни один мускул не дергается.

С каждым шагом, приближаясь к реанимации, мое сердце начинает стучать все медленнее и медленнее. Возле двери вдруг протягивают маску, послушно цепляю ее на лицо.

— Пять минут, не больше, — в очередной раз повторяет зачем-то доктор, пропуская меня первую в реанимацию.

Осторожно, словно иду по хрупкому льду, переступаю порог, замираю, пытаясь справиться с волнением в груди. Слезы, которые я все утро сдерживаю, стекают из уголков глаз по лицу. У меня перехватывает дыхание, руки мелко трясутся. На ватных ногах, подхожу к стулу, опускаюсь. Морально не готова смотреть на Саита, поэтому разглядываю приборы возле койки, на которых отражаются все жизненные показатели лежащего человека. Набираюсь храбрости, перевожу взгляд на лицо Саита. Бледный, с синяками под глазами, с ссадинами на щеках. Беру его неподвижную руку. Прижимаю ее к своей щеке и зажмуриваюсь, не силах справиться с потоком слез. Пересохшими губами целую прохладную ладонь, ощущая, как на губах остается соленый вкус моих слез. Прижимаю опять ладонь к щеке, надеясь, что Саит чувствует меня, мою безграничную любовь к нему. Так хочется, чтобы обескровленные губы дернулись в насмешливой улыбке, а закрытые глаза прищурились и спалили меня горячим пламенем. Боже, пусть он очнется! Пусть этот кошмар закончится. Чувствую, как реанимации возникает сквозняк, но тут же он исчезает. Меня оставили одну, сразу становится легче, сдерживать себя нет нужды. Мне свидетели не нужны.