Саладин. Победитель крестоносцев

В тот день обе стороны потеряли многих убитыми и ранеными. Среди тех предводителей, которые стойко держались, главными были ал-Малик ал-Адил, Каймаз ан-Нажми, евнух, и ал-Малик ал-Афдал, сын султана. Ал-Афдал атаковал врага с такой яростью, что бывшая у него на лице опухоль прорвалась и лицо его оказалось залитым кровью, но он переносил это с редкостным терпением. Эскадрон из Мосула проявил величайшую храбрость, а его командир, Ала ад-Дин, удостоился благодарности султана. Наши люди отправились на поиски товарищей и нашли многих павшими смертью храбрых на поле брани. Были обнаружены тела знатных особ, например, тело Шахсана, великого эмира (курдов), вождя, славившегося своей отвагой; тело Каймаза ал-Адили, также знаменитого; и тело Лифуша, отважного офицера, чья смерть глубоко огорчила султана. У нас было множество раненых воинов и лошадей, и враг, со своей стороны, также понес великие потери. Мы захватили в плен только одного из врагов, которого привели к султану и отсекли его голову по повелению [султана]. Мы также захватили четырех лошадей неприятеля. Затем султан приказал отправить обоз к (реке) ал-Аужа, и я получил от султана разрешение следовать за ним и раньше султана прибыть на место, которое он указал для развертывания лагеря. Я оставил его, когда он сидел, ожидая, когда соберутся войска и когда поступят разведывательные данные о враге, разбившем лагерь неподалеку от Арсуфа.

Девятый привал. Я пустился в путь после полуденной молитвы и, достигнув переправы, увидел, что обоз добрался до того берега Аужи и стоит на красивом, поросшем травой месте. Султан прибыл в этот лагерь к концу того же дня, а пока воины стояли все вместе перед мостом, он занял позицию на холме, возвышавшемся над рекой; затем, вместо того чтобы вернуться в лагерь, он отправил глашатая, чтобы объявить войскам приказ вновь переправиться через реку и подойти к тому месту, где находился он. Лишь Аллаху ведома глубина горя, которым было наполнено сердце султана после этого сражения; все наши воины были изранены, одни получили физические раны, другие — душевные.

В 15-й день месяца шабан (воскресенье) султан приказал бить в барабан и сел на коня; затем, во главе всей армии, он прошел тот же путь, что и накануне, и ринулся в наступление на врага. Подойдя к Арсуфу, он построил свои эскадроны в боевом порядке, надеясь выманить франков с их позиций и получить возможность атаковать их. Однако в тот день они не стали выходить, будучи усталыми и сильно страдая от ран. Султан стоял лицом к ним до вечера, а затем отступил к тому месту, где лагерь стоял в предыдущую ночь. На следующее утро, в 16-й день месяца, он вновь приказал бить в барабан и выехал во главе армии в сторону врага. По дороге он услышал, что неприятель движется на Яффу. Он приблизился к ним, расставил войско в боевой порядок и выслал вперед стрелков. Мусульманская армия полностью окружила врага и обрушила на него такой град стрел, что они закрыли небо, как туча, ибо наши воины атаковали врага со всей яростью, распаленной ненавистью. Султан надеялся, что это вынудит противника пойти в наступление, чтобы его люди получили возможность напасть на них, предоставив Аллаху присуждать победу тому, кому Он соизволит. Однако франки не пошли в наступление; они сдерживались, всегда находясь за спинами пехоты, и продолжали идти вперед своим обычным походным порядком. Двигаясь таким образом, они подошли к Ауже, на берегах которой выше по течению находился наш лагерь, и встали ниже нас по течению. Часть их войска переправилась на западный берег, а остальные остались на восточном берегу. Когда наши люди увидели, что франки готовятся разбивать лагерь, они повернули назад, султан вернулся к обозу и, добравшись до своего шатра, поел. Затем к нему доставили четырех франков и [франкскую] женщину, захваченных арабскими лазутчиками, и он велел держать их под бдительным присмотром. Остаток дня он провел, составляя послания в провинции, в которых приказывал прислать ему новые отряды. Ему доложили (в тот же день), что при Арсуфе враг потерял множество лошадей, ибо арабы, прошедшие по полю, где состоялась битва, насчитали более ста коней. Затем он отправил обоз в Рамлу, и я поехал туда впереди него. Сам он провел ночь в том месте, где мы стояли лагерем.

Десятый привал. В 17-й день месяца, сразу по окончании утренней молитвы, султан двинулся к Рамле с легким обозом. К нему привели двух попавшихся в плен врагов, которым он повелел отсечь головы.

Посланный авангардом гонец сообщил ему, что франки выступили из Яффы; тогда он дошел до Рамлы, где к нему привели еще двух франков. Когда этих пленников допрашивали о передвижениях вражеской армии, они заявили, что их соотечественники, вероятно, останутся в Яффе на несколько дней, так как намереваются повысить обороноспособность города и доставить в него обильные припасы и множество воинов. Поэтому султан созвал членов своего совета и поинтересовался их мнением по поводу того, что лучше: срыть стены Аскалана или же оставить его в том виде, как есть. Все единодушно решили, что следует оставить в арьергарде часть армии под командованием ал-Малика ал-Адиля, чтобы бдительно отслеживать все передвижения врага и постоянно доносить о них султану, а самому султану следует отправиться к Аскалану и срыть его стены до того, как он попадет в руки франков. Ибо враг, уничтожив гарнизон города, мог бы превратить его в свой опорный пункт для нападения на Иерусалим и тем самым перерезать всякое сообщение с Египтом. Султан стремился не допустить этого, и, зная, что мусульмане не сумеют удержать город, и хорошо помня об Акре и участи, постигшей ее гарнизон, и, кроме того, твердо полагая, что его воины остерегуться запереться в городе, он заявил, что хочет взять под свою руку все имеющиеся в армии войска и сосредоточить все внимание на обороне Иерусалима. Поэтому было решено, что стены Аскалана должны быть срыты. С наступлением вечера султан отправил в путь весь тяжелый груз и приказал своему сыну ал-Малику ал-Афдалю выступить в полночь и последовать за обозом. Сам он пустился в путь в среду утром, и я сопровождал его.

Одиннадцатый привал. К полудню среды, 18-го дня месяца шабан, султан добрался до местечка Ябна, где дал своим людям время отдохнуть, а затем вошел на земли города Аскалана. Его шатер уже был поставлен на некотором расстоянии от города, и он переночевал в нем, хотя спал очень мало, ибо ему не давала покоя мысль о том, что необходимо снести этот город. Я оставил его после полуночи, но на рассвете он вновь призвал меня к себе и принялся обсуждать со мной свои планы. Затем он послал за своим сыном ал-Маликом ал-Афдалем, чтобы посоветоваться с ним по этому вопросу, и они говорили долгое время. Когда я был на дежурстве в его шатре, он сказал мне: «Аллах свидетель, я бы скорее лишился всех своих детей, чем сбросил хотя бы один камень из городских стен, но такова воля Аллаха; это необходимо для дела Ислама, поэтому я обязан сделать это». Он обратился за советом к Аллаху, и Аллах дал ему понять, что необходимо уничтожить укрепления города, поскольку мусульмане не могли защитить его. Поэтому он послал за Илм ад-Дином Кайсаром, правителем города, одним из его основных мамлюков и весьма рассудительным человеком, и тот велел собрать весь городской рабочий люд. Я лично видел (этого офицера) расхаживающим по базарной площади и переходящим от шатра к шатру, чтобы нанять рабочих. Он отвел каждой группе работников определенную часть укреплений; каждому эмиру с группой воинов была поставлена задача уничтожить определенную куртину или башню. Когда эти люди вошли в город, там поднялись великие стенания и плач, ибо город радовал глаз и сердце своим видом. Стены его были мощными, здания — красивыми, и находился он в красивейшем месте. Население было потрясено известием о том, что их город подлежит сносу и что им придется оставить свои дома; они громко стенали и тут же принялись распродавать все, что не могли унести с собой, за одну серебряную монету отдавая то, что на самом деле стоило десяти серебряных монет, и даже продавая десять куриц за один дирхам. Великое горе обуяло город; жители направились в лагерь со своими женами и детьми, чтобы продать домашний скарб. Одни отправились в Египет, другие — в Сирию; многим пришлось идти пешком, так как у них не было денег, чтобы приобрести животных, на которых можно было бы пуститься в путь. Это было печальное время, в течение которого происходили грустные вещи».

Бернард Казначей так рассказывает о победе короля Ричарда под Арсуфом: «Вскоре после того умер Филипп, граф Фландрии, а Филипп, король Франции, тяжко заболел; но едва он начал выздоравливать, как приказал изготовить галеру, сел на нее (3 августа) и жив и здоров прибыл во Францию (27 декабря 1191 г.). Вместо себя он оставил герцога Бургундии вместе со своими людьми и со своей казной; некоторые говорили, что граф Филипп, умирая, призвал короля и предложил ему удалиться, так как поклялись его умертвить. Другие же уверяют, что он возвратился из-за графства Фландрия, которое уходило из его рук и было дано им в приданое за своей племянницей; король боялся, чтобы граф Геннегау не овладел Фландрией. Мы не будем более говорить о короле Франции, который прибыл жив и здоров и вернулся через Рим, посетив апостола; скажем о том, что случилось с королем Англии и баронами, оставшимися в Акре. Королю Ричарду дали знать, что сарацины очистили Иерусалим и что он может легко овладеть городом, если отправится туда без обоза и не останавливаясь. Он известил о том герцога Бургундии и баронов Франции; они же определили идти к Иерусалиму и оставить в Акре сильный гарнизон. Нагрузив корабли съестными припасами, они отправили их к Яффе (Иоппе); оттуда пошли далее и расположились в пяти милях от Иерусалима, при городе, который называется Бетанополис. Там они устроились в боевом порядке и назначили авангард и арьергард: король Ричард стал в авангарде, а герцог Бургундии — в арьергарде.

Когда места были распределены таким образом, каждый удалился в свою квартиру. Но герцог Бургундский много размышлял сам с собой и, размыслив, позвал баронов Франции и сказал им: «Господа, вы знаете, что наш государь, король Франции, возвратился, и что цвет его королевства остался здесь, и что король Англии, по сравнению с нами, имеет мало людей; если мы пойдем на Иерусалим и овладеем городом, то не скажут, что мы его взяли, а скажут, что король Англии взял его; это будет великий стыд для Франции и великий упрек, и скажут, что король Филипп убежал и что король Ричард взял Иерусалим, и это послужит навеки упреком Франции». Многие согласились с ним, к его удовольствию, но нашлись и такие, которые не согласились. Герцог Бургундии приказал французам вооружиться и возвратился в Акру. Некоторые из баронов, любившие короля Англии, дали ему знать, что французы возвратились в Акру. Когда король услышал о том, он вернулся в Яффу, снабдил ее людьми и припасами и прибыл в Акру к герцогу Бургундскому. Вскоре после того герцог умер.

Между тем Саладин собрал армию и осадил Яффу. Жители Яффы, видя себя осажденными, послали к королю Ричарду просить о помощи, ибо они не могли устоять против такой большой армии. Когда король Ричард услышал о том, он дал знать баронам Франции, что Яффа осаждена, и спрашивал их, пойдут ли они с ним; они отвечали, что пойдут всюду, где святое христианство нуждается в их помощи. После того они устроили свои полки и отправились на помощь Яффе. Король Ричард сказал баронам Франции, чтобы они шли безопасно сухим путем, а он отправится морем, с целью прибыть скорее к замку, пока они будут идти со своей стороны. Король вооружил галеры и отправился в путь со своими людьми; они плыли днем и ночью и таким образом прибыли к Яффе. Когда они были перед Яффой, замок был уже взят, и сарацины вязали христиан, чтобы увести их в свой лагерь. Когда король Ричард увидел, что замок взят, он сошел на берег, повесил щит на шею и в руки взял датскую секиру; овладев замком, он убил всех сарацин, а остальных преследовал до самого лагеря.

Перед лагерем он и его люди остановились на холме. Саладин спрашивал своих воинов, почему они бегут; они отвечали, что король Англии был в Яффе, полонил и убил многих из его людей и овладел замком. Саладин спросил, где же он; они отвечали: «Государь, вот он на холме со своими людьми». — «Как! — воскликнул Саладин, — такой король стоит пешим посреди своих людей! Это неприлично». Тогда Саладин отправил ему коня и поручил вестнику сказать, что такое лицо, как он, не должен оставаться пешим посреди своих людей в столь великой опасности. Вестник исполнил все, что приказал ему его властитель. Он явился к королю и предоставил ему коня от имени Саладина. Король поблагодарил его и потом приказал одному из своих воинов сесть на коня и проехаться перед ним. Всадник дал коню шпоры и хотел его повернуть, но не мог, и конь унес его против воли в лагерь сарацин. Саладин был весьма пристыжен этим обстоятельством и отправил к нему другого коня. Король Ричард вернулся в Яффу.

Саладин не трогался в этот день до следующего утра. Король Ричард за подвиги, которые он совершил там, и в других местах, и при замке Даруне, отнятом им у сарацин, наводил страх на всю страну язычников, и иногда случалось, как говорят, когда дети сарацин плакали, матери их говорили: «Молчи, здесь король Англии», и когда какой-то сарацин ехал на борзом коне, который, увидя свою тень, стал пятиться назад, сарацин, пришпорив его, сказал: «Не думаешь ли ты, что король Ричард спрятался в этом кустарнике?»

Когда Саладин узнал, что христиане приближаются к Яффе сухим путем, он снял осаду, выступил им навстречу и нашел их перед замком Арсуром (Арсуфом). Там они сошлись и сразились. Христиане понесли бóльшую потерю, нежели сарацины, но во всяком случае они отправились в порядке и прибыли в Яффу, где находился король Ричард. В том деле был убит Яков из Авеня, добрый рыцарь».

Ричард, отправляясь в поход, учел печальный опыт Ги де Лузиньяна перед битвой при Хиттине, и запасся пресной водой и продовольствием, а также предпочитал совершать короткие переходы — от одного водного источника до другого. Мишо так описывает битву при Арсуфе: «Для христиан-победителей после многомесячных трудов и лишений наступило короткое время отдыха и благоденствия. Изобилие продовольствия, кипрского вина и продажных женщин, собравшихся со всех ближайших мест, заставили крестоносцев временно забыть о цели их похода. Не без сожаления покидали они город, на взятие которого затратили столько сил и который в уплату предоставил им все удовольствия восточной цивилизации. В назначенный день стотысячная армия Ричарда направилась к Кесарии, куда прибыла после шести дней утомительного пути, проходя не более трех лье в день. Вдоль побережья ее сопровождал флот, нагруженный продовольствием и боевыми машинами. Саладин преследовал христиан, атакуя их то с флангов, то с тыла и безжалостно умерщвляя всех отставших. Ричард попробовал вступить в переговоры с братом Саладина, Малек-Аделем, предлагая мир в обмен на Иерусалим. Малек-Адель ответил на это, что последний из бойцов Саладина погибнет прежде, чем мусульмане откажутся от завоеваний, сделанных во имя ислама. Ричард поклялся, что добудет силой то, чего Саладин не захотел отдать добром, и приказал продолжать поход.