Саладин. Победитель крестоносцев

За время пребывания на Востоке Ричард прославил свое имя отнюдь не тем, что ему приписывают панегирически настроенные хронисты вроде Амбруаза из Эврэ, равно как и современные англо-американские апологеты, а грабежами и невероятными жестокостями, которые он творил совершенно хладнокровно (тут следует признать, что грабежи и жестокости в равной мере были свойственны обеим сторонам конфликта. — А. В.) …

В конце концов, когда военные силы крестоносцев — среди баронов не прекращались раздоры — были основательно истощены в войнах с Салах ад-Дином, Ричард I, начавший всерьез тревожиться за свои дела на родине (дело было не в истощении сил крестоносцев, которого не было, а в обострении отношений с французским королем, отъезде французских крестоносцев из Палестины и обострении англо-французских противоречий в борьбе за земли Плантагенетов во Франции. — А. В.), вступил в переговоры с противником и 2 сентября 1192 г. подписал с ним мир. По условиям договора за крестоносными сеньорами сохранялась узкая прибрежная полоса от Тира до Яффы. Иерусалим оставался под властью Египта (все-таки не Египта, а основателя династии Айюбидов Саладина, который как султан правил не только Египтом, но и Сирией, Йеменом, частью Ирака, Аравии, Иордании и Палестины. — А. В.). Салах ад-Дин согласился лишь на то, чтобы паломники и купцы в течение трех лет посещали город. Конечно, для западных стран прибрежная территория, включая Тир, Сайду, Тортозу и другие гавани, имела гораздо более важное значение, чем Иерусалим или Назарет, расположенные вдали от берега. Обладание береговой полосой в первую очередь служило интересам левантийской торговли. В этом смысле Ричард I добился даже некоторого успеха (особенно с учетом того, что он захватил Кипр. — А. В.). Однако такой успех, устраивая в известной мере торговых людей Северной Италии, не мог считаться достаточным с точки зрения Рима: потеря Иерусалима была столь серьезной неудачей, что примириться с нею папству представлялось невозможным».

Следует обратить внимание на то, что по мере все новых и новых успехов крестоносцев росли и разногласия в их лагере. И этим в дальнейшем блестяще воспользовался Саладин.

Битва с крестоносцами при Арсуфе

Через два дня после взятия Акры крестоносная армия покинула город и пошла вдоль берега на юг. Армия Саладина следовала по пятам. Английский король покинул Акру и пошел со своими войсками вдоль побережья на юг, сопровождаемый флотилией крестоносцев, которая подвозила войскам все необходимые припасы и эвакуировала больных. Саладин пошел параллельно ему через внутренние земли. Стычки между мусульманами и христианами происходили, но ни одна из сторон не получила решающего перевеса. Саладин сознавал, что у него не хватит сил отвоевать у крестоносцев побережье. Он стремился лишь не допустить противника к Иерусалиму, потеря которого была бы трагедией для ислама. Султан старался сохранить моральный дух своих войск, на который падение Акры подействовало самым прискорбным образом. Саладин подчеркивал, что он и его народ находятся у себя дома, тогда как для крестоносцев крестовый поход — лишь экспедиция, которая скоро закончится. Ведь король Франции уже отбыл на родину, не пробыв в Палестине и ста дней.

После этого крестоносцы двинулись на юг, разбивая один за другим отряды противника. Тут-то и проявились недостатки армии Саладина, состоявшей из подневольных людей. Султан в сердцах говорил: «Мое войско ни на что не способно, если я не поведу его за собой и не буду каждый миг присматривать за ним». Арабская пехота вообще не стоила почти ничего. Да и тюркская кавалерия хорошо сражалась лишь тогда, когда был успех и можно было рассчитывать на богатую добычу. В поражении мамлюкская конница, как правило, не проявляла стойкости. У рыцарей такого не было: каждый из них знал, за что сражается, и чувствовал себя свободным человеком, сражаясь до конца даже в безнадежной обстановке.

Чтобы помешать Ричарду захватить все палестинское побережье, Саладин с 20-тысячной армией 7 сентября 1191 года преградил королю дорогу у крепости Арсуф. Здесь снова проявилось превосходство европейской тактики: рыцари смогли построиться в боевой порядок. Прорвать бронированные когорты крестоносцев мусульманские всадники оказались бессильны. Крестоносцы, несмотря на сильное давление, удержали свои позиции и одержали победу, опрокинув строй неприятеля.

Здесь сказалось преимущество вооружения и тактики крестоносцев. Даже сравнительно небольшой отряд закованных в латы конных рыцарей был способен прорвать фронт мамлюкской конницы. Пробив вражеский боевой порядок в одном месте, рыцари расстраивали его и беспощадно истребляли всех попадавшихся им тюркских кавалеристов. Затем в преследование бросались конные арбалетчики. Длинные рыцарские копья, равно как и луки и арбалеты крестоносцев, пробивали доспехи даже мамлюкских офицеров, тогда как мамлюки имели лишь короткие пики, заимствованные ими у европейцев, но не способные пробить рыцарскую броню. Также луки и арбалеты мусульман были менее мощные, чем у крестоносцев, и не пробивали доспехи рыцарей даже на близком расстоянии. Нередко рыцарь был весь утыкан стрелами, как еж, но не имел при этом никаких ранений. Он мог в одном сражении уничтожить десятки неприятелей. Успех дела порой решал даже очень небольшой отряд рыцарей, как это случилось, например, в следующей битве при Яффе, когда Ричард буквально с горсткой рыцарей сломил сопротивление армии Саладина и обратил ее в бегство. Также и пехота крестоносцев, имевшая доспехи, при благоприятных условиях без большого труда расправлялась с арабским пешим ополчением.

Потеряв 7000 человек убитыми и неизвестное число пленными, армия Саладина отступила. После этого король без боя занял Яффу и Аскалон и готовил поход на Иерусалим. Но споры Ричарда и Филиппа спасли Саладина от катастрофы.

Из Арсуфа крестоносцы направились в Яффу, которую взяли и укрепили. Они надеялись, что Яффа станет базой для наступления на Иерусалим. С наступлением зимы 1191/92 года активные боевые действия прекратились. Зимой воины Ричарда заняли и заново укрепили Аскалан.

Баха ад-Дин так рассказывает о битве при Арсуфе: «В 29-й день месяца раджаб все франки оседлали коней и свернули шатры, погрузив их на вьючных животных; затем они переправились через реку и стали лагерем на западном берегу, рядом с дорогой, ведущей к Аскалану. Если это войско выказывало намерение пойти вдоль берега моря, то английский король отправил остальную часть своих людей обратно в Акру, где восстановил повреждения и вернул ее крепостным укреплениям прежнюю прочность. В составе армии, которая двинулась в этот новый поход, находилось великое множество знатных лиц, предводительствуемых лично королем Англии. На заре первого дня месяца шабан враг развел костры, как поступал всегда, намереваясь выступить из лагеря. Авангард сообщил султану о том, что франки готовятся пуститься в путь, и он тотчас же приказал грузить вещи, а воинам — ждать; так его воины и поступили. Из-за этого многие люди и базарные торговцы лишились множества товаров и добра, ибо у них не хватало лошадей и вьючных животных, чтобы перевезти все свое имущество. Каждый из воинов мог увезти столько, сколько ему хватило бы на месяц, но у торговцев было столько добра, что для его перевозки каждому потребовалось бы сделать несколько рейсов. А поскольку франки были очень близко и, к тому же, после занятия Акры стали очень сильны, никому нельзя было отставать. Когда вражеская армия выступила в поход, почти совсем рассвело. Выступили враги несколькими самостоятельными подразделениями, каждое из которых было способно к самозащите, и двинулись они вдоль берега моря. Султан отправил подкрепление своему авангарду и направил на врага значительную часть своего войска. Произошел жаркий бой, и сын султана, ал-Малик ал-Афдал, прислал гонца, чтобы сообщить отцу, что он отсек одну из вражеских частей так, чтобы она не могла получить никакой поддержки со стороны остальных, и что его воины атаковали ее столь успешно, что она была вынуждена отойти в направлении своего лагеря. «Если бы мы действовали все вместе, — сообщал он, — мы захватили бы всех их в плен». Тогда султан послал к пескам мощный отряд и лично возглавил его. По дороге мы (я был с ним) встретили ал-Малика ал-Адиля, брата султана, и от него узнали, что вышеупомянутое подразделение сумело соединиться с тем, которое двигалось впереди него, и что главные силы врага переправились через реку Хайфы, а затем остановились, чтобы подождать подхода тех частей, которые шли последними. Он добавил, что преследовать их бесполезно и что мы лишь измотаем силы наших воинов и бессмысленно растратим стрелы. Когда султан убедился в правильности этого мнения, он отказался от преследования и направил отряд к обозу, чтобы помочь отставшим присоединиться к тем, кто оказался впереди, и защитить их от мародеров и нападений врага. Сам он направился к ал-Кеймуну, куда добрался к вечеру того же дня.

Первый привал. Для него была поставлена только внешняя часть шатра, стена из цельного длинного куска ткани. Затем султан послал за своими главными военачальниками и накормил их, а после стал советоваться с ними о том, как следует поступить. Так как я был на дежурстве, я присутствовал на этом собрании.

На этом совете было решено, что войско должно выступить на следующее утро. Линия войск уже была выставлена вокруг франков, чтобы ночью следить за их передвижениями. Рано утром во 2-й день месяца шабан султан послал обоз вперед, оставаясь на прежнем месте до тех пор, пока ему не доложат о действиях неприятеля. Поскольку известий не было, он выступил в поход, едва рассвело, вслед за обозом, и через некоторое время сделал привал в деревне под названием ас-Саббагин, надеясь там получить информацию о франках. Он оставил эмира Журдика стоять лагерем неподалеку от неприятеля. Там же остановились на ночлег те войска, которые подошли туда друг за другом. Поскольку султан не получал никаких разведывательных данных, он вновь тронулся в путь и нагнал обоз в местечке под названием Уйун ал-Асавид.

Второй привал. Когда мы прибыли в это место, то увидели несколько шатров. Узнав, что эти шатры принадлежат ал-Малику ал-Адилю, султан направился к ним и провел около часа с этим эмиром; затем он пошел к своему собственному шатру. На месте этого привала совершенно не было хлеба, а цены на продовольствие выросли до таких размеров, что за четверть мерки ячменя платили серебряную монету, а за фунт сухих лепешек — две серебряные монеты. Султан оставался там до полудня, а затем сел на коня и поехал в ал-Малаху. Он выехал вперед, чтобы удостовериться, подходит ли рельеф местности для генерального сражения, и проехал по землям Кайсарии до того самого места, где начинались леса. Вернулся в лагерь султан весьма усталым вскоре после времени ночной молитвы. Я спросил его, получил ли он какие-либо известия о врагах, и он ответил: «Я слышал, что до сегодняшнего вечера, 2-го дня шабана, они остаются в Хайфе; мы подождем здесь, пока не появятся новости, а затем решим, как нам лучше поступить». Он провел ночь на Талл аз-Залзала до утра, надеясь, что получит разведывательные данные о действиях врага.

Затем глашатай (жавиш) объявил, что будет проведен смотр, и войска, оседлав коней, построились в боевом порядке. Было уже позднее утро, когда султан сумел передохнуть, позавтракать и принять своих эмиров. Посоветовавшись с ними по поводу того, что ему следует делать, он вознес полуденную молитву; после этого он принимал посетителей в своем шатре до наступления часа ночной молитвы и выплачивал компенсации тем, кто лишился коней и другой собственности. Эти выплаты варьировались в размерах от сотни до ста пятидесяти золотых монет, иногда были большими, иногда — меньшими. Я никогда не видел человека более добросердечного и более довольного тем, что он в состоянии делать подарки. С наступлением ночи было решено отправить обоз вперед, к Маждал Яба.

Третий привал. Султан оставался на прежнем месте с небольшим отрядом легкой конницы и не трогался в путь до следующего утра, 4-го в том месяце. Он сел на коня и поехал к истоку реки, которая течет в сторону Кайсарии, и там сделал привал. В этом месте нам пришлось заплатить по четыре серебряные монеты за ратл (фунт из двенадцати унций) сухих лепешек и по две с половиной серебряные монеты за полкварты меры ячменя; хлеб невозможно было достать ни за какие деньги. Султан пошел в свой шатер и немного перекусил, а после полуденной молитвы сел на коня и проехался по дороге, по которой должен был проследовать враг, чтобы найти подходящее место для генерального сражения. Вернулся он лишь к часу аср (предвечерней молитвы). После этого в течение часа он давал аудиенцию, затем немного отдохнул и вновь вскочил в седло, отдав приказ продолжить поход и велев сложить свой шатер. К вечеру все шатры были свернуты.

Четвертый привал. Армия пришла к холму, находившемуся за тем, который мы только что покинули. Пока мы были в этом месте, к султану доставили двух франкских захватчиков, взятых в плен авангардом. Он велел обезглавить их, и многие были бы рады изрубить их своими мечами, чтобы утолить жажду мести [по убитым вероломно мусульманам]. Ночь султан провел в этом месте и оставался там в течение утра следующего дня, ибо все еще не получил разведывательных данных о продвижении врага.

Так как войска испытывали острую потребность в продовольствии и фураже, султан велел, чтобы ночью доставили обоз. Затем, в обычное для него время, он выехал в сторону врага, чтобы осмотреть Кайсарию. В лагерь он вернулся около полудня. Мы только что узнали, что враг еще не выступил из ал-Малахи. К султану привели еще двоих пленных франкских захватчиков, попавших в плен на флангах вражеской армии. Их также казнили, ибо султан был страшно разгневан массовым истреблением пленников из Акры. Затем, немного отдохнув, после полуденной молитвы он устроил аудиенцию. Я находился при нем, когда к нему привели рыцаря-франка, явно важную персону — одежда пленника указывала на то, что он занимает высокое положение среди врагов. Призвали переводчика, чтобы можно было допросить этого человека о врагах, и мы спросили его, какова стоимость имевшихся в их распоряжении продовольственных припасов. Он ответил, что в первый день, когда они вышли из Акры, человек мог утолить голод за шесть гроатов (кератов), но цены начали расти, и теперь то же количество еды стоило уже восемь гроатов. Тогда его спросили, почему армия так подолгу стояла на каждом из привалов, и он ответил, что они дожидались прибытия флотилии, которая должна была доставить людей и продовольствие. Затем пленника спросили о потерях, понесенных ими убитыми и ранеными в день, когда они выступили в поход, и он ответил, что потери были велики. Когда его спросили о том, сколько лошадей было убито в тот день, он сказал, что их было убито около четырех сотен. Затем султан приказал отрубить ему голову, но запретил рубить на куски его тело. Пленник спросил, что сказал султан, а когда ему объяснили, переменился в лице и сказал: «Но я дам за себя одного из взятых в плен в Акре». Султан, да смилостивится над ним Аллах, ответил: «Но это должен быть эмир». — «Я не могу освободить эмира», — ответил франк. К нему проявили интерес из-за его благих нравов. И в самом деле, мне никогда не доводилось видеть человека, который был бы так правильно сложен, имел такие изящные конечности и держался бы с такой учтивостью. Поэтому султан отложил исполнение отданного им приказа, велел заковать пленника в цепи и упрекнул его в предательстве, совершенном его соотечественниками, убийстве пленных. Тот признал, что это было ужасное деяние, и сказал, что один лишь король задумал и приказал осуществить это зверство. После асра султан, по своему обыкновению, выехал на коне, а по возвращении приказал казнить этого пленника. Затем к нему привели еще двух пленных, которых он также приговорил к смерти. Он переночевал в этом месте, а на рассвете следующего дня ему сообщили, что франки движутся на Кайсарию и что их передовые части приближаются к городу; поэтому он подумал, что будет лучше отойти, освободив дорогу противнику, и занять другую позицию.

Пятый привал. Султан перешел со своими войсками в место, расположенное рядом с холмом, на котором мы стояли, и после того, как были поставлены шатры, отправился изучать район, через который должен был пойти враг, надеясь найти подходящее место для генерального сражения. Он вернулся к полудню и призвал к себе своего брата ал-Малика ал-Адиля и Илм ад-Дина Сулеймана ибн Жандара, чтобы посоветоваться с ними о том, как ему поступить. Затем он выкроил несколько минут для отдыха, и когда раздался призыв к молитве зухр (полуденной), он совершил ее. После этого он вновь сел на коня и отправился разыскивать новости о враге. Приведенные к нему двое франков были казнены по его приказу; и та же участь постигла двух других франков, приведенных к нему вскоре после этого. К концу дня султан велел казнить еще двоих, которых привели к нему позднее. Вернувшись из поездки, он присутствовал на молитве магриб, а затем, по своему обыкновению, дал аудиенцию. После этого он призвал к себе своего брата ал-Малика ал-Адиля и, велев всем прочим удалиться, говорил с ним один на один до весьма позднего часа. На следующий день глашатай возвестил о проведении смотра, но только одной лишь гвардии. Султан выехал в сторону врага и остановился на (одном) из холмов, возвышающихся над Кайсарией, городом, в который враг вошел в пятницу, 6-й день месяца шабан. Он пребывал там в течение утра, а затем сделал привал и накормил своих офицеров. Потом вновь вскочил в седло и навестил своего брата; после полуденной молитвы он немного отдохнул, а затем провел аудиенцию. Во время этой аудиенции к султану привели четырнадцать пленных франков и женщину из того же народа, которая была дочерью вышеупомянутого рыцаря. При ней была женщина-мусульманка, ее пленница. Султан приказал освободить мусульманку, а остальных отправил в тюрьму. Их доставили из Бейрута, откуда вместе с другими привезли на корабле. Все пленники были казнены в субботу, в 7-й день месяца шабан. Султан остался на своей позиции, постоянно выискивая возможность напасть на вражеские войска на марше.