Salvatio. В рассветной мгле

Где-то вдалеке завыла пожарная сирена.

28 апреля, 4:28. Наталия М

Утро приближалось медленно, но неумолимо. До звонка общеквартального будильника оставалось еще два с половиной часа, но Наталия понимала, что снова уснуть не получится.

…В первом часу ночи она влетела в свой подъезд, бегом, не останавливаясь ни на мгновение, преодолела двадцать лестничных маршей; пронеслась по длинному темному коридору от неработающих лифтов к двери квартиры. Оказавшись внутри, тихо, насколько возможно, закрыла за собой дверь, заперла ее на оба замка и задвинула железный засов. И лишь затем позволила себе обессиленно сползти на пол тесной прихожей.

Несколько минут она продолжала дышать как загнанное животное, сердце бешено колотилось… Но в то же время сознание отстраненно и бесстрастно, как контрольная программа автомата, регистрировало возникшие в организме аномалии: повышенный пульс, нервное перенапряжение, мышечные спазмы, вызванное дымом раздражение слизистых оболочек, звон в ушах, все еще не угасший после взрыва над головой.

Все это как будто происходило не с ней.

Во втором часу, после чуть теплого душа и полкружки дрянного чая, Наталии все-таки удалось заснуть.

…Мучительный, болезненно яркий, нарочито последовательный и до ненормального логичный сон. Его разные вариации она видела множество раз. И вот опять: она стоит босиком на обшарпанном паркете в каком-то незнакомом полутемном зале. Высокие окна, по сторонам которых свисают, доставая до самого пола, тяжелые пыльные занавеси. На потолке угадываются остатки некогда украшавших его росписей. Стылый белесый свет из окон ложится на пол вытянутыми, рассеченными прямоугольниками.

Зал пуст. Лишь у дальней стены притулился рояль с приставленной к нему черной банкеткой.

Наталия несмело подходит к инструменту и вдруг видит, что за ним в углу сидит, обхватив колени, ребенок. Наталия окликает его, но дитя даже не шевельнулось.

Наталия озадаченно отступает, потом садится за рояль, поднимает покрытую толстым слоем пыли крышку и осторожно проводит рукой по клавишам, словно пытаясь разбудить их до того, как начнет играть.

Их с Антоном бабушка, изредка садившаяся за инструмент, всякий раз играла одну и ту же мелодию. Какую-то задумчивую лирическую пьесу, написанную в экзотической тональности — ребемоль-мажор. Наталия уже не могла вспомнить ни названия, ни кто ее сочинил. Помнила лишь, как ее играть.

Пальцы слушались плохо. Клавиши казались несусветно тяжелыми, инструмент звучал глухо и как-то нехотя. Вдруг краем глаза Наталия уловила какое-то движение. Ребенок, чьи черты теперь казались странно знакомыми, двинулся к ней, проскальзывая привидением сквозь корпус рояля. Но вместо страха Наталия почему-то почувствовала непреодолимое желание двинуться навстречу. Еще миг, и призрачное дитя стало частью ее самой.

К глазам подступили слезы… Рояль будто ожил и зазвучал во всю мощь, способную заглушить целый оркестр. В пустой серый зал хлынула неудержимая лавина ярких красок; могучий порыв весеннего ветра распахнул окна, мертвый свет обернулся теплыми лучами вечернего солнца, осветившего блестящий пол. Вдоль обитых густо-зеленого цвета тканью и завешанных смутно знакомыми картинами стен выстроились ряды шкафов, пестревших разноцветными корешками множества книг. «Я дома», — беззвучно прошептала Наталия.

И проснулась.

Порывом ветра, который ей почудился во сне, оказалась струя воздуха из неожиданно включившегося напольного кондиционера. За закрытым квадратным окном чернел угол соседнего здания да виднелся клочок затянутого ржавыми разводами ночного неба.

…Узкий шкаф, трюмо, стол и стул, корпоративная форма на его спинке; кондиционер, стоящий в трех метрах от матраца. Обстановка в комнате была скудной до безжизненности. Какое-то разнообразие вносило лишь старое цифровое пианино у дальней стены — напоминание о тех давних днях, когда имперский Кодекс о нравственности еще не сделал мечты Наталии о сцене несбыточными…

Глаза были совершенно сухими. Наталия давно разучилась плакать, даже когда ей этого очень хотелось. Едва стоило подступить слезам, как все внутри как будто опадало. Эмоции рассыпались, точно высохшие песчаные фигурки… Помогало только пение. Но в последнее время голос подводил все чаще. Впрочем, чему тут удивляться, дым — это дым.

На часах 4:32. Обхватив колени, Наталия сидит на убогом матраце, пружины которого с каждым месяцем все отчетливее напоминают ребрам о себе, и смотрит, как размеренно мигает двоеточие между цифрами, отсчитывая марширующие секунды.

Тот дом из сна сгорел полтора десятка лет назад. Сгорел целиком, уцелел только фундамент да обломки стен. Уже через год там все заросло высокой травой.

Ребенок, живший когда-то внутри Наталии, остался там, среди развалин.

28 апреля, 6:07. Антон М

Антон проснулся от напряжения, скрутившего все тело. На часах без четверти шесть.

Ледяной душ помог перестать пошатываться, кружка кофезаменителя — сфокусировать зрение. Метеотабло во дворе извещало о густой мгле и повышенной концентрации продуктов горения. «Не забудьте сменить фильтр в респираторе…»

Вот и повод распаковать новую маску взамен утраченной.

В детстве Антон любил густые туманы. Они волшебным образом преображали город, изуродованный годами уплотнительной застрой ки. Из-за нее небо можно было разглядеть, только задрав голову до хруста в шее. Но наползал туман, и тщетными оказывались попытки многоэтажных башен оттолкнуть небосвод. Город словно обретал новые измерения; к давно знакомым улицам, дворам и проулкам воображение добавляло какие-то неизведанные, нехоженые тропы, ведущие в неведомые края, и так легко было себе представить, что вот сейчас сквозь молочно-белую пелену вместо помпезной новостройки покажется высоченный гранитный утес… Сколько простора для фантазий открывается, когда в десяти шагах от себя ничего не видишь.

Но те туманы не смердели горелой пластмассой, не вызывали жжения в глазах, не заставляли легкие выворачиваться наизнанку…

События прошлой ночи подернулись той же серой мглой — ноющие мышцы ног оказались единственным свидетельством того, что все случилось на самом деле и не было просто скверным сном. По счастью, лица Виктора и Наталии были скрыты респираторами, так что этот кабан, с подвыванием удравший от взрыва, их опознать не сможет. Разве что по нашивкам. Но такие нашивки в городе носят по меньшей мере две тысячи человек. Разглядел ли он лицо Антона?.. Наверняка. Да какая разница.

…Техотдел корпорации Kordo Konduktria обязан был в полном составе прибывать на рабочие места до половины восьмого. Чтобы успеть, Антону приходилось выходить из дома в половине седьмого, за полчаса до окончания комендантского часа. Получить отметку «систематические опоздания» было куда хуже перспективы словить по морде от сонных патрульных.

Как раз во избежание подобного, половина техотдела ночевала на матрацах прямо под своими столами. Запах по утрам в зале стоял совершенно непотребный.