Salvatio. В рассветной мгле

— Весьма средние доходы, — добавил левый крайний.

— Так почему вы еще не замужем? — вопросил председатель.

— Почему вас это интересует? — осведомилась Наталия.

— Здесь вопросы задаем мы! — хором рявкнула комиссия.

— Простите, — неизвиняющимся голосом ответила Наталия.

— Я жду ответа, — решительно заявил председатель.

— Я справляюсь сама и не нуждаюсь в муже. Этот ответ вас устроит?

— Нет, — ответила десница председателя.

— Так не пойдет, — заявили с правого края.

— Не годится совершенно, — отрезала соседка председателя.

— Какой эгоизм, подумать только! — воскликнули с левого края.

— Ваша самонадеянность выглядит прескверно, — сказал председатель. — Видимо, либо вы втайне распутничаете, либо у вас проблемы со здоровьем — больше ничем ваше отсутствие интереса к семейной жизни объяснено быть не может.

— Никаких иных объяснений, — категорично заявила соседка председателя слева.

— Подумайте об Империи, наконец! — возвестили с левого края.

— В нашем государстве женщина — это не только гражданская и трудовая единица, но и носитель вполне конкретных функций, — назидательным тоном произнес Монктон.

— И обязательств! — почти крикнул сидевший на левом краю.

— Да, — заглушил его сосед председателя справа.

— Дети, — пояснили с правого края.

— Семейная жизнь и дети. Минимум двое, — констатировала соседка председателя слева.

— И этому идеалу вы отказываетесь следовать, — заявил председатель. — Так не пойдет. Если вы сами не в состоянии наладить свою личную жизнь, мы окажем помощь. Для этого существуют и средства, и возможности. Если у вас проблемы со здоровьем, обращайтесь к специалистам. И не затягивайте с этим. Встаньте.

Наталия поднялась.

— Комиссия по надзору за нравственностью постановляет, что в течение ближайших двенадцати месяцев у вас должна появиться семья, — объявил председатель. — Всё, вы свободны, вызовите следующего.

Наталия торопливо вышла, чувствуя, что ее вот-вот может стошнить.

— Вы не поблагодарили комиссию! — распорядительница у двери схватила было Наталию за локоть, но тут из зала раздалось громогласное «Где следующий?!»

28 апреля, 11:04. Дормин

Сержант Дормин сидел на краю низкой скамьи в раздевалке Окружного управления Службы общего контроля и курил, держа сигарету большим и указательным пальцами. Отвисшая нижняя губа дрожала, уголки рта съехали вниз, и все в его массивном лице выражало обиду и досаду. Ночное дежурство не задалось совсем.

Вместо охоты на мелкую дичь на окраине Пустоши ему пришлось участвовать в тушении пожара, потому что это тоже, видите ли, работа Службы общего контроля. Заставили таскать мокрые шланги, крутить туда-сюда вентили, делать всю прочую хрень… В канализационный люк чуть не загнали пацана — не пролез, большой стал слишком…

Дормин повел пустым взглядом из стороны в сторону, поднес ко рту сигарету, глубоко затянулся, а затем выпустил облако дыма — такое огромное, что, казалось, обычные человеческие легкие столько не вместят… И вдруг вскочил и с воем начал со всей силы дубасить кулачищами по синей дверце раздевального шкафа.

За два часа, проведенные в раздевалке, сержант успел разгромить ее всю. Следы от кулаков виднелись на каждом шкафу, некоторые дверцы были смяты или вырваны, одна из двух скамей разломана в щепы. Последней жертвой его ярости стал отдельно стоявший раздевальный шкаф с надписью «Sgte. Dormine».

Дормина в Управлении боялись и недолюбливали. Никто не знал, откуда он взялся: просто однажды, когда Метрополис еще не был закрытым городом, эта туша протиснулась в дверной проем, держа в руках документы о переводе из какого-то захолустного городка на другом конце страны.

Много раз потом его командиры писали рапорты наверх, просили и даже требовали уволить рядового Дормина со службы за постоянные нарушения дисциплины и неповиновение приказам. Сначала эти рапорты игнорировали, а затем в ответ на очередную жалобу пришел вдруг приказ о присвоении Дормину звания капрала.

По этому случаю было проведено торжественное построение. Офицер вручил Дормину новые лычки, козырнул и резко отдернул руку. Новоиспеченного капрала моментально сбили с ног и потом долго и с удовольствием бегали по нему всем взводом.

Через два месяца Дормин вернулся из госпиталя в Управление — присмиревшим, послушным и исполнительным. Впоследствии его даже стали иногда поощрять: оказалось, что он вполне способен раскрывать уличные преступления — ловить воришек, контрабандистов и прочую мелюзгу, а то и кого посерьезнее. Там, где ему недоставало ума, он полагался на звериное чутье и мертвую хватку. И это работало.

В прошлом году его произвели в сержанты. Но так и оставили в отделе уличного патрулирования.

На разгромы, подобные сегодняшнему, начальство предпочитало смотреть сквозь пальцы.

…Шкаф был привинчен к полу, но это не помешало Дормину его свалить. В тот момент, когда раздался железный грохот, в раздевалке погас свет. Через мгновенье зажглись две красные аварийные лампы, послышалось шипение статики, и Дормин услышал знакомый голос, который всегда заставлял его бледнеть и трястись. Хотя его обладателя он никогда не видел.

— Значит, не смог удержать? — ласково произнес плосковатый баритон.

— Так точно, — вскочив и вытянувшись по стойке смирно, проблеял Дормин. — Начался пожар.

— Да ты свой хрен в руках не удержишь, малыш. Лиц тоже не запомнил?

— Двое были в респираторах. Но одного я узнаю…

— Он один никому не нужен. Ни он, ни остальные поодиночке никому не нужны. Понял?

— Прикажете искать и брать всех троих?

— Всех четверых. Удачи, малыш.

Снова включился свет. С мелкой дрожью в коленях Дормин опустился обратно на скамью… Но тут дверь открылась, и снова пришлось вскакивать. Впрочем, всунувшийся в нее полицейский оказался таким же сержантом. Можно не козырять.

— Опять разгромил тут все, кабан чертов?

— Рассердился, — буркнул в ответ Дормин, закуривая.

— Приберись, а то офицеры…

— Да приберусь, приберусь! Чего хотел-то?

— Послезавтра сбор на Паноптикуме.

— А-а! — воодушевился Дормин. — Наконец-то!

— Да, и лейтенант ждет объяснительную по аварии — тот тип, которого ты сбил… В общем, только что передали, что ходить он больше не будет.

— Вот и хорошо! Вот и славненько! А его родня пусть мне теперь платит за разбитую машину и возмещает моральный ущерб.