Сальватор

Увидев входящего в молельню монсеньора Колетти, «Длинный Овес» сложил руки на груди.

– Ну, – спросил итальянец, – каков же результат ваших поисков? Говорите короче и тише.

– Результат самый превосходный, монсеньор, и не потребовал долгих поисков: это – два самых великих интригана христианского мира.

– Откуда же они?

– Из той же страны, откуда и вы, монсеньор.

– А сами-то вы откуда приехали?

– Со своей родины: из Лотарингии.

– Из Лотарингии?

– Да, вы ведь знаете пословицу: «Лотарингец принял лишнего: продал Бога и ближнего».

 – Это лестно для вас и для них. А где же они учились?

– Оба в семинарии в Нанси. Но аббата из нее исключили.

– За что?

– Вашей Милости достаточно будет сказать: вы знаете за что. Уверен, он не станет требовать объяснений.

– А его брат?

– А, это совсем другое дело! О нем у меня имеются точные данные. Король Станислав, будучи приглашен крестным отцом в некую церквушку близ Нанси, подарил церкви картину кисти Ван Дейка «Христос». Со временем в церквушке забыли о стоимости этой картины, но Букемон-художник прекрасно знал ей цену. Он попросил разрешения сделать копию с нее, и ему пошли навстречу. Нарисовав копию, он вернул ее вместо оригинала, который продал музею города Антверпен за семь тысяч франков. Дело получило огласку, и, несомненно, живописцу не поздоровилось бы, если бы аббат, добившийся к тому времени должности духовника семейства Сен-Ашель, не получил поддержку этого семейства. Дело замяли, но если столь влиятельный человек, как вы, поднимет его вновь, оно снова может закончиться ужасным скандалом.

– Хорошо. Я слышал, что их фамилии вовсе не те, которые они получили при рождении. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Только правду. Их настоящая фамилия Мадон, а вовсе не Букемон.

– А как они жили, начиная с того дня, как уехали из Нанси?

– Физически довольно хорошо, а с точки зрения морали очень плохо. Одурачивали глупцов или влезали в долги, когда глупцов под рукой не было. Если монсеньор даст мне еще сутки, я смогу окончательно просветить его на этот счет.

– Бесполезно, я уезжаю сегодня вечером. Но уезжаю, зная то, что хотел узнать.

Затем достал из кошелька пять луидоров.

– Вот задаток, – сказал он, вручая пять золотых «Длинному Овсу». – Возможно, вы получите заказные письма без подписи. К каждому из этих писем, которые вы получите, будет приложен вексель, для того, чтобы оплатить ваши услуги. Ответы на эти письма вы будете посылать в Рим до востребования. По трем буквам XXX на ваших письмах я узнаю, что они от вас.

«Длинный Овес» поклонился, как бы спрашивая: «Пока все?» Монсеньор Колетти понял немой вопрос.

– Следите за каждым шагом ваших подопечных для того, чтобы быть готовым дать мне о них любые сведения, которые я попрошу. Ступайте.

«Длинный Овес», пятясь, вышел.

Монсеньор дождался, когда дверь за ним закрылась, и произнес после минуты молчаливой задумчивости:

– Теперь поговорим с другим.

Выйдя из молельни, он прошел через гостиную и вошел в рабочий кабинет.

Там, сидя в большом кресле, аббат Букемон, глядя в потолок, крутил большими пальцами.

– Ну, господин аббат, – спросил у него епископ, – не хотите ли рассказать мне о том, что произошло в доме у маршальши де Ламот-Удан?

– Кажется, принцесса согласилась с тем, чтобы я был ее духовником, – ответил аббат.

– Что?.. Вам всего лишь кажется?.. – с удивлением переспросил иезуит.

– Принцесса не очень-то разговорчива, – снова заговорил аббат. – Вашей Светлости это должно быть известно. Поэтому я не могу с полной уверенностью сказать, каково было ее впечатление, которое я на нее произвел. Оттого и имею честь сказать вам: мне кажется, принцесса согласна, чтобы я стал ее духовником.

– Так вы закрепились в этом доме?

– Таково мнение госпожи маркизы де Латурнель.

– Значит, вы должны быть такого же мнения. И больше не будем об этом. Здесь все ясно. Я пригласил вас сюда для того, чтобы дать вам инструкции относительно ваших предстоящих действий и вашего поведения с супругой маршала де Ламот-Удана.

– Жду ваших указаний, монсеньор.

– Прежде чем перейти к делу, мне хотелось бы сказать два слова о тех средствах, которыми я располагаю для того, чтобы вы не мучились угрызениями совести. Это на тот невероятный случай, если они у вас появятся. А также для того, чтобы убрать ваши колебания и укрепить преданность мне. Вы были исключены из семинарии в Нанси. Я знаю за что. Что же касается вашего братца, вы не можете не знать того, что в музее города Антверпен находится изображение Христа кисти Ван Дейка…

– Монсеньор, – прервал его, покраснев, аббат Букемон, – почему вы сочли необходимым прибегать к угрозам для того, чтобы сделать то, чего вы ждете от ваших преданных слуг?

– Я не счел это необходимым. Это часть моей игры. Я люблю играть по-крупному. Поэтому-то и выкладываю все карты на стол. Вот и все.

Аббат сжал губы. Но сделал это так сильно, что послышался скрежет зубов. И опустил глаза. Но не столь быстро, как надо было бы. Поэтому епископ увидел, как во взгляде аббата полыхнул огонь.

Монсеньор Колетти подождал, пока аббат справится со своими чувствами.

– А! – произнес иезуит. – Теперь, когда мы пришли к соглашению, выслушайте то, что я хотел вам сказать. Супруга маршала де Ламот-Удана умирает. И вам недолго придется быть ее исповедником. Но минуты, проведенные с упорством и умом, стоят многих дней и годов.

– Я слушаю, монсеньор.

– Когда вы услышите исповедь принцессы, то поймете часть тех инструкций, которые я сейчас вам дам и которые могут вам показаться до этого несколько странными.

Я постараюсь разобраться, – с улыбкой сказал аббат Букемон.

– Супруга маршала совершила некий грех, – сказал прелат. – Грех такого свойства и такого значения, что если она не получит на земле прощения от того человека, которого она оскорбила, этот грех не будет прощен ей и на небесах. Вот именно это я и прошу вас внушить ей.

– Но, монсеньор, надо знать, какого свойства этот грех, для того чтобы внушить ей необходимость получения прощения его на земле.

– Вы узнаете об этом, когда принцесса сама вам о нем расскажет.

– Мне хотелось бы иметь время на то, чтобы подготовить мои дилеммы.

– Предположите, к примеру, что это – один из таких больших грехов, что для отпущения его нужно по меньшей мере слово Иисуса Христа!

– Супружеская неверность! – сказал аббат наугад.

– Заметьте, что я ничего вам не говорил, – произнес итальянец. – Но если это и будет супружеская неверность, считаете ли вы, что графиня получит прощение небес без того, что вначале ее простит муж?

Аббат невольно вздрогнул. Он начал смутно догадываться о цели итальянца. И эта флорентийская месть ужаснула даже его, видавшего виды человека.