Сальватор

И он яснее понял и, возможно, менее испугался бы яда семейств Медичи и Борджиа.

Но насколько ужасной ни казалась ему задача, он воздержался от малейшего высказывания собственного отношения: он чувствовал себя словно кролик в лапах тигра.

– Ну, так что? – спросил итальянец. – Беретесь ли вы за это?

– С удовольствием, монсеньор. Но мне хотелось бы все получше понять.

– Понять! Для чего же? Неужели прошло так много времени после того, как вы были приняты в святое братство, что вы забыли первую заповедь: Perinde ас cadaver [26] ? Подчиняться безропотно, без размышления, слепо. Подчиняться, как труп.

26

Perinde ас cadaver (лат.) – точно труп. (Прим. изд.)

– Я берусь за это! – торжественно произнес аббат, которому напомнили о правилах ордена. – И обязуюсь исполнить данное мне вами поручение, подчиняясь правилу Perinde ас cadaver.

– Вот и отлично! – сказал монсеньор Колетти.

Подойдя к секретеру, он достал из него достаточно плотно набитый сафьяновый бумажник.

– Я знаю, что вы небогаты, даже бедны, – сказал прелат. – А отданные мною распоряжения могут заставить вас пойти на чрезмерные траты. И полагаю, что должен взять на себя все временные расходы, связанные с исполнением поручения. После его выполнения вы получите за услуги такую же сумму, которая находится в этом бумажнике.

Аббат Букемон покраснел и даже задрожал от удовольствия. Ему пришлось приложить огромное внутреннее усилие для того, чтобы взять бумажник кончиками пальцев и, не раскрывая, сунуть его в карман.

– Могу ли я удалиться? – спросил аббат, которому не терпелось покинуть итальянца.

– И последнее, – произнес тот.

Аббат поклонился.

– В каких отношениях вы с маркизой де Латурнель?

– В самых наилучших, монсеньор.

– А с господином графом Раптом?

– В самых плохих.

– Значит, у вас нет ни малейшего интереса и желания быть ему приятным?

– Ни малейшего, монсеньор. Скорее наоборот.

– И если кого-то ожидает неотвратимое несчастье, вы лично предпочли бы, чтобы оно случилось с ним, чем с кем-нибудь еще?

– О, что касается этого, то решительно так, монсеньор.

– Так вот, аббат, выполняйте точно мои инструкции, и тогда вы будете отмщены.

– А! – произнес аббат, чье лицо зарделось от радости. – Теперь, мне кажется, я все понял!

– Молчите, мсье! Мне нет никакой необходимости это знать!

– Не пройдет и недели, монсеньор, я подам вам весточку… Куда мне писать?

– В Рим. Улица Умильта.

– Спасибо, монсеньор, и пусть Господь поможет вам в пути!

– Спасибо, господин аббат. Хотя пожелание несколько смелое, намерения ваши добрые.

Аббат поклонился и вышел через потайную дверцу, которую открыл ему прелат.

Вернувшись в салон, монсеньор Колетти застал там маркизу де Латурнель.

Старая богомолка пришла проститься со своим духовным пастырем.

Тот, закончив все дела в Париже и желая как можно скорее уехать, нашел способ максимально сократить слезливую сцену расставания, которую собиралась устроить ему старая маркиза, и уже собрался было выразить ей желание и подчеркнуть необходимость побыть одному накануне столь опасного путешествия, какой была поездка с миссией в Китай, но тут появился запыхавшийся слуга и сообщил, что только что у супруги маршала де Ламот-Удана начался такой сильный нервный припадок, что появились опасения, что она умрет.

– Маркиза, – сказал монсеньор Колетти, чьи щеки покраснели при этом известии, – вы слышали? Нельзя терять ни минуты!

– Я немедленно отправляюсь к невестке! – воскликнула маркиза, вскакивая с кресла.

– Вы неправильно меня поняли, – остановил ее прелат. – Вы не к принцессе должны мчаться.

– А куда же, монсеньор?

– К аббату Букемону.

– Вы правы, монсеньор. Ее душа страдает сильнее, чем тело. Прощайте же, достойный мой друг, и пусть Господь защитит вас во время вашей долгой поездки.

– Я всю дорогу буду молить Бога за вас и вашу семью, маркиза, – ответил прелат, молитвенно сложив ладони на груди.

Маркиза села в карету и умчалась. Спустя четверть часа карета, запряженная тремя почтовыми лошадьми, уже везла монсеньора Колетти по дороге в Рим.

Глава CXXXIX В которой Букемон продолжает заводить друзей

Действительно, спустя несколько минут после ухода маркизы де Латурнель и досточтимого аббата Букемона у супруги маршала де Ламот-Удана приключился спазм, да такой сильный, что находившаяся в тот момент рядом горничная подняла на ноги весь дом истошным криком: «Мадам умирает!»

Предупрежденный Грушкой старый лечащий врач маршала, которого принцесса постоянно отказывалась принимать, спешно примчался в спальню принцессы и по тревожным симптомам убедился в том, что криз был смертельным и что жить принцессе осталось самое большее сутки.

Маршал прибыл домой в тот самый момент, когда врач выходил из покоев уроженки Северного Кавказа.

По хмурому лицу врача господин де Ламот-Удан все сразу понял.

– Что, принцесса так плоха? – спросил он.

Врач грустно кивнул.

– И ее никак нельзя спасти? – снова спросил маршал.

– Нет никакой возможности, – ответил врач.

– И в чем вы видите причину ее смерти, друг мой?

– В горе.

Маршал резко помрачнел лицом.

– Не думаете ли вы, доктор, – сказал он с грустью, – что именно я мог явиться причиной огорчения принцессы?

– Нет, – ответил врач.

– Вы ведь знаете ее уже двадцать лет, – продолжал господин де Ламот-Удан. – Вы, как и я, наблюдали за постоянной летаргией, в которую была погружена моя супруга. Когда я спрашивал вас об этом, вы отвечали мне, что медицине известны тысячи таких примеров, и я полагал, что, как вы мне говорили, эта сонливость, в которую впала принцесса, являлась следствием порока организма. Но теперь вы видите причину ее смерти в огорчении. Объяснитесь же, друг мой, и если вам что-то известно насчет причины, не скрывайте от меня ничего.

– Маршал, – сказал врач, – я не заметил ни единого признака, который сам по себе смог бы подтвердить этот вывод. Но изо всех отдельно связанных фактов заключил, что причиной смертельного недуга вашей супруги может быть только сильное горе.

– Вы говорите как светский человек или философ, доктор. Я же прошу вас сказать мне научное мнение, заключение врача.

– Маршал, настоящий врач является философом, который изучает тело только лишь для того, чтобы лучше узнать состояние души пациента. Что касается принцессы то я глубоко и тщательно обследовал ее, хотя это было задачей не из легких. И результат оказался таким же. Поэтому я смею утверждать, насколько это может вообще утверждать человек, не произведя никаких специальных исследований и руководствуясь только общеизвестными фактами, что в могилу вашу супругу сведет глубокая печаль, ужасное огорчение.