Сам без оружия

– Японцы сели, Гриша с багажом на месте. Нам тоже пора, до отправления полчаса.

Он осекся, глядя на рослого молодого мужчину в американском костюме с сигарой в зубах. Тот подошел к вагону первого класса, что-то сказал носильщику. Потом на скверном русском обратился к проводнику:

– Сорри. Это ест фагон фо?

– Четвертый, ваше благородие! – взял под козырек проводник. – Прошу в вагон!

Американец указал носильщику на вещи, тот быстро подхватил чемоданы и саквояж и исчез в тамбуре.

– Ну, так идем? – повторил Гоглидзе.

Щепкин глянул по сторонам. Возле вагона дипломатов никого, большинство пассажиров уже сели в поезд. Перрон опустел.

– Идем. Пора начинать операцию.

– Тогда с богом, Василий Сергеевич, – вполне серьезно проговорил Гоглидзе и первым пошел к тамбуру.

Часть вторая

1

Поезд отмахал первые полсотни верст. Давно пролетели за окном окраины Петрограда, невзрачные дома деревень, поросшие чахлой травой узкие проселочные дороги. К железнодорожному полотну подступили деревья. И стало хорошо видно, что почти вся Россия – не Петродворец, не Мойка и Невский, а дремучий лес без конца и края.

Пассажиры, видимо, только закончили разбор багажа и теперь отдыхали, глядя в окна и настраиваясь на долгий путь через всю Русь-матушку. Кто-то под это дело принимал рюмку беленькой, кто-то баловал себя коньяком, а кто и ликером. Вагоны погрузились в приятную истому.

Словом, момент был самый подходящий, и Щепкин собрал группу в своем купе, запер дверь и обвел сотрудников взглядом.

– Ну, как первые впечатления?

Отвечать никто не спешил. Белкин смотрел в окно, Гоглидзе вытащил часы и подводил стрелки, Диана улыбалась и поигрывала недавно купленными четками из черного обсидиана. Нашла себе забаву, нечего сказать.

– Пока никаких впечатлений, командир, – отвлекся от окна Белкин. – Японцы здесь, при них ли документы – наверняка не знаем. Ведут себя… никак. Вряд ли заподозрили слежку. Хотя слежка вполне понятна, кто же дипломатов такого ранга без присмотра оставляет.

– После такого балагана на вокзале на нас они даже не посмотрят, – согласился Гоглидзе. – Этот режиссер еще бы цыган притащил!

– Цыгане, Гошенька, были бы кстати. – Диана стукнула шариками четок. – Тогда бы мы могли хоть на голове стоять и в окна заглядывать – всерьез бы не приняли. А Сереженька умница. И правда, талант.

Гоглидзе подозрительно посмотрел на девушку.

– Сереженька? Умеет проходимец женщинам нравиться.

– Умеет-умеет. И слова красивые говорит, и смотрит мягко, и дышит жарко, и ручку целует. Как перед таким устоять?!

Диана выгнулась, вытянула руки и пошевелила тонкими пальчиками. Лукаво взглянула на капитана. Тот на жеманство внимания не обратил, о чем-то сосредоточенно думал.

– Мужчина должен брать статью и мужеством! – гордо заявил Гоглидзе, выпячивая грудь. – А не словесами!

Диана состроила ротмистру глазки и промолчала.

– У нас до Вятки еще уйма времени, – сказал Щепкин. – Думаю, стоит попытаться прощупать их. Легонько. Настроение, поведение, реакцию. Так, чтобы ничего не заметили, но и показали себя. А?

– Стоит, – бросил игривый тон Гоглидзе. – Даже по тому, как они будут отвечать на приветствие, можно понять – сильно напряжены или нет.

– Лучше бы не самим, – произнес Белкин. – Кого-нибудь натолкнуть. Или с кем-то за компанию. Можно даже небольшой конфликт…

– Конфликты отставить! – серьезно предупредил капитан. – Нечего их раньше времени пугать. И так этих конфликтов будет вдоволь. Но пощупать пощупаем.

Диана, поворачивая пальцы и чуть прищурясь, смотрела на наманикюренные ногти.

– Мальчики, а вы не думали, что японцы ждут нападения? Или провокаций? Они же везут документы… ну если вообще везут… особой важности. Значит, готовы ко всему. И агентуру свою предупредили, и негласную охрану. Она ведь может быть, а? И если мы сейчас начнем их щупать, то просто насторожим сверх меры. Тогда они просто запрутся в вагоне, и их оттуда под страхом смерти не вытащишь.

Щепкин внимательно выслушал девушку, одобрительно кивнул. Диана частенько высказывала интересные мысли и почти всегда попадала в точку. Умная чертовка, да еще красивая. Гремучая смесь. И если рванет!..

– Насчет негласной охраны уже думали. Жандармское управление никакого особого присутствия на вокзале не обнаружило. Все, кто едет в поезде, люди проверенные. Даже шулер в вагоне второго класса и парочка казнокрадов, которые везут деньги, и те под контролем. Агентура может только фиксировать проход поезда через станции и снимать сигналы тревоги, но никак иначе повлиять на ход дел не сможет. А каких-либо групп прикрытия не существует. Мы же не в Китае.

– Но что-то они придумали, – вздохнул Гоглидзе. – Какие-то меры противодействия.

– Самые простые. Контроль за вагоном, предотвращение проникновения, план дежурств, способы быстрого уничтожения улик. Ну и примитив контрмер – контакт с пассажирами в том же вагоне-ресторане, попытка выявить слежку. Больше ничего.

– Эх, как бы узнать, что они хотят! – покачал головой Белкин. – Хоть прям медиума ищи.

– Чего они хотят, и так ясно – довезти документы до Японии. А что они станут делать потом? Вот загадка. Я бы на месте этого Идзуми и посла еще трижды подумал, стоит ли показывать такое начальству и императору. Отношения между странами можно испортить быстро. А к чему это приведет? – Щепкин помолчал, бросил взгляд на погрустневшую Диану и закончил: – Как бы там ни вышло – документы могут больше навредить, чем помочь.

…По странному совпадению о том же думал и первый помощник посла Японии в России Хиро Идзуми. Он сидел в своем роскошном купе на мягком диване, катал в руке красное с отливом яблоко и думал, думал.

На столе рядом с чашкой чая лежала открытая папка. На ней не было ни штампов, ни наклеек с данными. Простая папка, какую можно купить в любом магазине. В папке были четыре документа. И вот на их титульных листах хватало и штампов, и надписей «Совершено секретно. Напечатано в одном экземпляре».

Четыре документа. «Меморандум о намерениях возвращения», «Проект договора о перемирии», «Проект обращения к Президенту Северо-Американских Соединенных Штатов», «Проект плана о передислокации военных соединений на Дальний Восток».

Четыре гвоздя в крышку гроба русско-японскому мирному договору девятьсот пятого года. Четыре причины для выхода Японии из союза с Антантой и подготовки войны с Россией.

Или это две петли для шеи посла и его собственной шеи. Впрочем, для потомственных самураев могут расщедриться и на расстрел.