Самая темная мука

Он потянулась и провела пальцем по его перчатке. Действие преследовало две цели. Первая - это помогало ему привыкнуть к ее прикосновениям, и не ощущать боль, а вторая - это напоминало ему, что она здесь с ним, а не с Алеком, надеясь, успокоить его гнев.

Баден уставился на ее руку с замешательством... и тоской?

О, да, это ее чуть не уничтожило. Она продолжила гладить и говорить:

– Он хотел купить собак для охраны дома у меня. Он - это мой муж.

Баден нахмурился сильнее.

Поглаживание, еще одно.

– Я заполучила его в свои руки, соблазняясь на деньги и власть.

"Не напоминать ему о его прошлых плохих поступках. Упс".

Баден прищурил свои медовые глаза.

– Хочешь, чтобы я убил его прямо сейчас?

– Нет.
– Поглаживание, еще одно, еще одно.
– Я просто напоминаю тебе о твоих предположениях на мой счет.

Он выдохнул и слегка повернул плечи вбок.

– Мои извинения. Теперь я знаю тебя лучше и понимаю, что ты вышла за него, только чтобы спасти своих питомцев.

Ее накрыло очередной волной горя, она притянула свои руки ближе к груди, прерывая контакт.

– Но у меня не получилось.

Баден наклонился, чтобы оставить легкий поцелуй на ее губах, и их щеки соприкоснулись. Он поморщился. К ее разочарованию, он отстранился.

– Когда я отказалась продать Алеку собак, - сказала Катарина, - он пригласил меня на ужин. Я отвергла его предложение, и он убедился, что мой брат пристрастился к героину, так что, когда Алек приказал ему отравить Полночь, старейшую собаку из моей стаи, Доминик послушался.

Ее подбородок задрожал, но как обычно слезы не обожгли глаза.

– Собственный брат предал тебя?
– Баден погнул вилку.

Она боролась с растущим чувством пустоты. Где теперь Доминик?

– Пытаясь спасти остальных трех собак, я нашла им новые дома. Алек выследил их, вновь при помощи брата, похитил и спрятал. Он показал мне их фотографии, сказал, что смогу забрать собак после свадьбы. Я...
– слишком больно, это невозможно вынести.
– Давай сменим тему, хорошо?

Баден положил испорченную вилку и пододвинулся, задев своим коленом ее.

– Почему ты никогда не плачешь?

Он не первый, кто заметил, но первый, кто спросил.

– Я плакала, пока моя мама болела. После ее смерти я просто... не могу. Думаю, слезы иссякли.

– Она страдала?

– Очень сильно.

– Так ты успокоилась, когда ее страдания подошли к концу. И чувствуешь вину, что теперь спокойна.

– Да.
– Проницательное наблюдение для самопровозглашенного зверя.
– Откуда ты знаешь?

Вина, которую она часто замечала, исказила черты его лица.

– Когда меня обезглавили, то это не стало неожиданностью. Я мог сбежать. Мог бороться, но не стал. Я не двигался с места. Я... в сущности... покончил жизнь самоубийством, надеясь спасти своих друзей от Недоверия.

Судя по разговорам, которые Катарина подслушала в крепости, она знала, что друзья подозревали, что он хотел умереть, хотя Баден никогда не подтверждал и не отрицал этого. И все же, здесь и сейчас, он доверил Катарине сохранить его тайну и не винить его за последствия.

Ее сердце ускорило ритм.

– Возможно, ты сделал это и для себя? Чтобы обрести мир.

Это и есть истинная причина его вины?

Сухой кивок.

Бинго! Неудивительно, что он ненавидит слабость. Его величайшие потеря и сожаление возникли в тот миг, когда Баден прекратил бороться.

– Ты изменился, - сказала она.
– И не повторишь прошлых ошибок. Ты вырос и все усвоил.

И теперь они оба заслуживают перерыв независимо от их прошлого.

Она схватила его за воротник футболки и приблизилась, словно собиралась предложить лакомство... поцелуй. Когда Баден напрягся, готовясь к прикосновению ее губ, Катарина его отпустила и отстранилась.

Его лицо потемнело от разочарования, и она чуть не засмеялась. Так она чувствовала себя жизнерадостной, даже... непослушной?

– Я пытаюсь решить...
– начала она. О. да. Непослушание.

– Между чем и чем?

Проскрежетал Баден.

Ее голос упал до хриплого мурлыканья.

– Между тем, чтобы взять желаемое и заставить тебя принять это.

Он посмотрел на нее, словно она упала с небес. Его большие руки сжали ее бедра и рывком притянули к Бадену, ей ничего не оставалось кроме как оседлать его бедра.

– Я приму, - ответил он и приподнял ее подбородок.

Что с ее трусиками? Они внезапно намокли.

– Возможно, я вознагражу тебя за инициативу.
– Катарина обхватила его длину... о, сладкие небеса, он был твердым. И больше, чем она представляла. И толще тоже. Длиннее и тверже.
– Возможно, нет, - сказала она, убирая руку.
– Тебе больно?

– Да. Но спроси, волнует ли меня это.

Она не хотела причинять ему боль. Но также не хотела заканчивать свою игру.

– Я задолжала тебе другие вознаграждения?

– Да. Все, что пожелаю.

Баден скользил руками по ее бедрам, пока она сидела у него на коленях. Затем отпрянул, задев ее сердцевину.

Она задрожала, едва найдя силы выдохнула:- Чего ты хочешь?

– Тебя, скачущую на мне.

Сладкий мужчина.

– Это можно устроить...

Катарина изогнула свои бедра один раз, второй, потираясь об него. Застонав, она вцепилась в его плечи, чтобы держаться и наслаждаться движениями.

Баден сжал ее бедра и заставил замедлиться, мучая, и... и... даря желаемое!

Ее разум заволокло от сильного наслаждения.

– Это так хорошо! Не останавливайся. Пожалуйста, Баден, не останавливайся.

Он не остановился. Когда Катарина поставила ноги на пол и прижалась к Бадену так сильно, как только могла, он втянул воздух.

– Мне нравится это, - прошептала она.
– Думаю, я могла бы остаться с тобой.

Баден напрягся, затем замер.

– Ты же знаешь, этого не должно случиться ни в коем случае.
– Каждое слово звучало более резко, чем предыдущее, его хватка усилилась, почти оставляя синяки.
– Да?