Самая темная нота
Шрифт:
— Теперь, когда нас никто не подслушивает, нам нужно кое-что обсудить, Новенькая девочка. — Тихо говорит Датч.
— Это Каденс. — Поправляю я его, но мой голос дрожит, и он звучит совсем не так устрашающе, как должен.
Он хихикает, низко и глубоко в горле. — Мне плевать, как тебя зовут.
Я перевожу взгляд на Финна, а затем на Зейна, который повернулся и смотрит на нас так, будто мы — телевизионное шоу, на которое он едва обращает внимание.
Перемена в их поведении происходит так быстро, что это похоже на погружение в воду, которая должна
Я пытаюсь сориентироваться в происходящем, но не могу поверить, что все это происходит. Если бы не опасность, витающая в воздухе, и не тревожные звонки в моей голове, я бы решила, что все это сон.
— Чего ты хочешь? — Спотыкаясь, отвечаю я.
— Одну маленькую вещь. — Датч мрачно рычит. — Покинь Redwood Prep. Немедленно.
Слова ударяются о мою грудь и падают на землю. Если бы я не была так потрясена, я бы попыталась поднять их и перевернуть. Я бы постаралась собрать их воедино, чтобы они обрели смысл.
Но поскольку я не в том состоянии, чтобы делать это, я могу только охать и ахать.
— Прости?
— Уходи. Из этой. Школы.
— Ч...что ты имеешь в виду? — Я заикаюсь.
— Ты умная, Новенькая, иначе тебе бы не предложили место здесь. Сколько бы Маллиз ни умолял. — Датч продолжает наступать на меня. — Мне нужно. Мне нужно, чтобы ты ушла. Сегодня же.
Я отступаю назад.
Сердце стучит в груди. Это неправильно. Единственное место, откуда мне нужно уйти, — эта комната. Но Датч стоит между мной и дверью. И даже если я побегу, Зейн и Финн могут меня поймать. Они все худые и сильные. Им не понадобится много сил, чтобы затащить меня обратно.
Я не могу убежать от них.
Я не могу ничего сделать, кроме как бороться.
— К...Кто ты такой, черт возьми, чтобы приказывать мне уходить? — Кричу я.
Но из моего тона пропадает язвительность, когда я отступаю на дюйм.
Рука Датча вырывается, и он хватает меня за плечо. Хватка у него сильная. Хотя он не впивается в нее настолько сильно, чтобы причинить боль, этого достаточно, чтобы доказать, что он может сломать меня, если захочет.
Все чувства, которые я испытывала к нему, когда мы встретились на улице, исчезают, сменяясь пульсирующей яростью. Он подставил меня. Дружелюбие, предложение работать вместе — они хотели заманить меня сюда.
Это дьявольщина. Это жестоко. Мне не нужно гадать, кому из братьев пришла в голову эта идея.
— Отпусти меня! — Я бьюсь с ним, размахивая руками и пытаясь вырваться из его хватки.
— Осторожнее, новенькая.
Он рывком разворачивает меня, и юбка развевается вокруг моих ног.
Я оглядываюсь назад, задыхаясь, и понимаю, что собиралась врезаться в его блестящую гитару.
Датч рывком подает меня вперед, и я ударяюсь о его грудь. Его глаза блуждают по моему лицу.
— Мы все знаем, что ты не смогла бы оплатить свое обучение, если бы не деньги нашей семьи. У тебя был шанс пожить на другой стороне некоторое время. Мы всегда рады. Взамен мы просим лишь о том, чтобы ты ушла тихо и спокойно. Ты ведь сможешь это сделать, правда?
Мои ноздри раздуваются. Одно дело — выдвигать нелепые требования ни с того ни с сего. Другое дело — смотреть на меня
свысока, потому что я бедна.Да кем он себя возомнил, черт возьми?
Я наклоняю подбородок вверх.
— А что, если я этого не сделаю?
— Если нет, — его губы придвигаются к моим, так близко, что я чувствую его дыхание, пахнущее корицей, — тогда я сделаю своей личной миссией уничтожить тебя.
Его глаза каменно-холодные. Он подразумевает каждое слово.
Его пылающий антагонизм скребется в глубинах моей души. Та часть меня, которая верит в справедливость, добро и честность, сжимается внутри.
Всю жизнь я верила в то, что добро существует и что в конце концов все должно наладиться. Я цеплялась за эту истину. Я должна была. Когда тебя окружают только боль и тьма, не остается другого выбора, кроме как держаться за что-то неосязаемое.
Прекрасные идеалы.
Недостижимые мечты.
Но Датч Кросс просто поднес дубинку к моему карточному домику и разбил его вдребезги. Я поняла, насколько я бессильна в этом мире. Везение? Трудолюбие? Чушь собачья.
Все, что касается моего существования, поддается лепке. Сколько бы гордости я ни испытывала, я всего лишь игрушка в руках богатых и могущественных. Рука, схватившая меня, — тому доказательство.
Разочарование, даже больше, чем боль, разжигает ярость в моих венах. Как он посмел украсть мою надежду? Этот крошечный цветок, который сумел выжить под кучами грязи и мусора.
Как он посмел отнять у меня такую драгоценность — мои собственные искаженные идеалы — и разорвать ее в клочья?
Я бросаю на него гневный взгляд и вижу момент, когда он замечает мое выражение лица. По его лицу пробегает отблеск веселья. И за это я его тоже ненавижу.
— Я бы не советовал тебе выбирать трудный путь, Новенькая девочка.
Его пальцы скользят по моему торсу и зацепляются за зияющую дыру на рубашке. Каким-то образом, во время всей этой возни, булавка расстегнулась. На Датча смотрит бледная плоть, и его глаза фиксируются на ней, как у хищника.
Он просовывает в щель свой безымянный палец и тянет меня вперед.
— Я буду очень рад возможности сломать тебя.
Мое тело дрожит с головы до ног, но это не из-за моего прежнего, жалкого увлечения. На самом деле мне как никогда стыдно, что я поддалась чарам братьев Кросс. Особенно его.
Само порождение зла.
Датч вдыхает мой страх, как наркотик. Я чувствую, как тьма вибрирует в его костях и отзывается на моей коже.
Это личное.
Но почему? Чем я могла заслужить такую жестокость? Я никогда в жизни не встречала этих мальчиков. А если бы и встретила, то прошла бы мимо, зная, что я всего лишь пятнышко грязи на их идеальном, первозданном мире.
— Есть только один правильный ответ. — Говорит Датч мне на ухо. — Дай мне его услышать, новенькая.
— Ты действительно думаешь, что сможешь сломать меня? — Выдавливаю я.
Уголок его губ подрагивает.
Я сжимаю пальцы в кулаки и бросаюсь на него. Он легко обхватывает мои запястья и отбрасывает меня назад. Я ударяюсь о стену с такой силой, что дыхание вырывается из приоткрытых губ.
Его тело прижимается к моему. Я чувствую его всего. Его вес практически погружается в меня.