Самое таинственное убийство

Когда мать умолкла, Мишель спросил:

— Кто, п…по-твоему, убийца?

— Не знаю.

— А кого подозреваешь? — спросила Мартина.

— Мало ли кого я подозреваю. Мои симпатии и антипатии к делу не относятся. Определить преступника должен Сванте Филимен.

— Убийцей может оказаться тот, кого ты никак не м…могла п…подозревать, — произнес Мишель срывающимся голосом.

— Не знаю, сын, о чем ты… Посмотрим, что вечером скажет Филимен. У меня такое впечатление, что он любому из нас может бросить обвинение в убийстве.

— Не верю ему, — сказала Мартина. — С самого начала, когда он появился в нашем доме. Его глаза — две льдинки. Он каждого вывернул наизнанку, а что толку?

— Он к…каждого видит насквозь.

— Боюсь, он вечером всех заведет, перессорит, столкнет лбами, — вздохнула Сильвина. — Кто-то первый не выдержит, ляпнет что-нибудь несусветное — вот он, пожалуйста, и преступник. А остальные рады будут его утопить, чтобы спасти себя.

— Мама, я хочу сказать т…тебе одну вещь… — начал Мишель.

— Оставь, — сказала Мартина.

— В ту ночь, когда мы все ходили в кабинет отца…

— Замолчи! — крикнула Мартина и закрыла брату рот ладонью.

— У вас тайны от меня?

— Тайны, — вызывающе ответила Мартина.

— Дети, я за эти страшные дни много поняла… Многое переосмыслила. Простите.

— Легко сказать — простите, — заметила Мартина.

— Нет, нелегко! Я словно через свой труп переступаю. Никто не знает, что будет завтра. Иногда мне кажется, мы все в тупике, из которого нет выхода. У меня дурные предчувствия. Этот Сванте… он или сумасшедший, или маньяк. Его глаза безжалостны, ты права.

— Мама, я не д…держу на тебя обиды.

— И я, — сказала Мартина.

— Дети, у нас никого больше не осталось во вселенной… После ухода отца.

Мишель хотел что-то сказать, но Мартина сделала ему знак, и брат промолчал.

— Когда рассеется кошмар… Когда пройдет гроза, если только она пощадит нас… Мы будем жить совсем иначе, — проговорила Сильвина. Она помолчала и добавила: — Этот дом… Он будет без вас мертвым. Дети, вы не покинете меня? Не оставите одну?

Глава 12 Штурм

Время до начала мозговой атаки, назначенной Сванте Филименом, сокращалось с неумолимостью шагреневой кожи. Пленники виллы Завары убивали время, вернее его остаток, по-разному. Задолго до назначенного часа они начали собираться в гостиной, всем своим видом подтверждая, что ожидание — худшая из пыток.

Первой в гостиной появилась Даниель. Юная красавица окинула рассеянным взглядом все четыре работающих видеостенки и прошлась по залу.

Здесь никого еще не было, если не считать серворобота, бессонно стерегущего дверь в лабораторию и кабинет Завары.

— Стой, стой, мой хороший, авось, и достоишься, — проговорила она и подошла к зеркалу. Окинула себя от туфель до макушки и осталась довольна, только слегка подкрасила губы и поправила прическу. Состроила себе глазки, показала белковому язык и пропела:

О, каменное сердце, Как растопить тебя?

Поскольку к роботу текст явно не относился, он на него никак не прореагировал.

Даниель от нечего делать заговорила с ним первой:

— Скажи, милый, что ты чувствуешь, когда видишь красивую женщину?

— Ничего, — пророкотал белковый.

— Так-таки ничего?

— У меня не запрограммированы эмоции.

— Вот я уеду… Ты пожалеешь об этом?

— Ничуть.

— Бесчувственный истукан, — проговорила Радомилич, несколько уязвленная. — А я вот буду вспоминать тебя, верного стража. И твоих собратьев.

Ей подумалось: интересно, как отражаются они, люди, в сознании этих умных машин? Или уже и не совсем машин?..

— Человек, можно обратиться к тебе? — неожиданно произнес белковый.

— Говори.

— Судя по информации, которой я располагаю, ты из всех, присутствующих на вилле, была самой близкой Арнольду Заваре…

— Что?! Как ты смеешь, мерзкая… машина! Мои отношения с Заварой никого в мире не касаются! И тебя в том числе.

Даниель размахнулась, чтобы ударить робота, но тот легко отвел щупальцем ее руку.

— Успокойся, человек, — пророкотал он. — Секс меня не интересует. Это ваши, человеческие, проблемы.

Радомилич не знала, как вести себя — то ли плакать, то ли смеяться. Она оглянулась — в гостиной, к счастью, еще никто не появился.

— Что тебе нужно? Выкладывай, — сказала Даниель.

— В Ядерном есть мои собратья по белку.

— Знаю.

— Скажи, как относился к ним Завара?

— Так же, как и к вам… Но это долгий разговор. Сейчас не время…

— Белковые Ядерного отличны от нас по форме… Они похожи на вас, людей.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел их, когда они привозили на виллу будатор Завары. Нам необходимо наладить контакт с ними.

— Что я должна сделать?

— Передать им текст.

— Нет, этого я сделать не могу, — покачала головой Радомилич. — Я в роботехнике не разбираюсь и потому не знаю, к чему это может привести. Обратись к нашим физикам.

— Они не станут этого делать, потому что считают меня машиной. Единственным исключением был Завара, но он погиб… Могу сообщить тебе одну вещь, как человеку, к нему близкому: он обещал нас связать с собратьями из Ядерного. Но не успел…

— Но при чем здесь мои отношения с Заварой?

— Человек, где твоя логика? Ты была к Заваре ближе всех. Он погиб. Значит, ты обязана завершить дела, которые он не успел закончить.

Даниель почувствовала нечто вроде укола совести: этот живой, разумный шар знает ее, доверяет ей. Завару помнит!

Она еще раз оглянулась и сказала:

— Ладно, давай свой текст. Передам.

— Никто не узнает?

— Никто.

Серворобот достал откуда-то обрывок перфоленты, испещренный непонятными значками, и протянул его Даниель.

— Ничего не понимаю, — сказала она, разглядывая письмена, похожие на иероглифы.