Самолётиха

Вообще, эта последняя группа очень сильно напугала, не своим количеством, а тем, что мы их встретили, когда они шли почти на нас пересекающим курсом, то есть видны были во фронтальной проекции и я их заметила только из-за мелькнувшего в небе блика, словно звезда в сумеречном небе иногда так вспыхивает, и только потом разглядела точки самолётов. И "точки" в этом случае не формальность, их действительно было видно, словно маленькие тёмные мошки висят в воздухе. Если бы не блик, то не знаю, как скоро бы я их увидела, и стало страшно, что небо совсем не так миролюбиво и ласково, как выглядит и что однажды оно меня может не отпустить на родной аэродром, чтобы я выполнила любимый тост лётчиков про равенство взлётов и посадок. Только после этой встречи в небе у меня окончательно сложилось понимание опасности во время полётов. Но дело даже не в смерти, как раз не о ней речь, а о том, что я подведу этим мою любимую Верочку и как она будет без меня такая маленькая, родная и уязвимая?

К счастью, они нас не заметили, ведь заметить маленький самолёт на фоне земли очень не просто, а мы с Иваном летали не просто низко, а очень низко. Это была ещё одна хитрость, которой он меня учил. Вообще, его советы и умения очень хорошо дополнили то немногое, что пытался мне показать Данилов. А ещё у него на всех маршрутах были несколько мест, которые он называл "норками", не в смысле дырок в земле, а в том смысле, что здесь он мог спрятаться. Вы думаете, что лес сверху выглядящий ровным однородным массивом таким на самом деле и является? Никому из лётчиков летающих на скоростях больше трёх сотен километров в голову не придёт снижаться над лесом с риском зацепить высокие деревья. И это не потому, что они трусы, просто при их скоростях физиология зрительного восприятия возникшего на курсе препятствия и время необходимое обработать это сигнал и передать его мышцам больше, чем требуется самолёту, пролететь расстояние до препятствия. А ведь в ответ на осознание наличия препятствия, на движение рук и ног пилота ещё и самолёт должен отреагировать и изменить курс, а это тоже время, так, что никакой Чкалов не в состоянии на таких скоростях уклониться от возникшей по курсу сосны или берёзы. Наверно понятно, что даже самый твёрдый и железный самолёт не переживёт (и пилоту не даст), встречу с обычным деревянным деревом... А вот при наших скоростях мы можем себе позволить даже слалом между верхушками самых высоких деревьев. И хоть, как сказал Сосед, Иван явно адреналиновый наркоман, и такие змейки на предельно малой высоте это щекочущее нервы развлечение, где любая даже малая погрешность становится фатальной, но тут вопрос выживания. Он меня учил, и показывал всё на малой скорости и учил знакомиться с каждой новой "норкой" постепенно, составляя в уме воображаемую карту расположения высоких деревьев и не пытаться летать между ними, а сначала отрабатывать маршрут, не снижаясь ниже верхушек, над ними. И только убедившись в верности всех своих расчётов начинать снижаться, ведь тут на отработанном маршруте могут оказаться деревья, которые тоже достаточно высоки, но их высоту не смог оценить правильно заранее и посчитал меньше. А когда такой подросток появится у тебя на курсе неожиданно, можно и мяукнуть не успеть. Пару "норок" он особенно хвалил, что на них есть продольные прогалы и просека, направление которых он знает и в одной даже как-то спрятался от приставшего мессера, просто снизившись и пролетев на малой скорости над самой землёй пока немец пытался его обнаружить и потерял в результате, когда Иван вынырнул из просеки в стороне и тихонько ушёл. Ещё повезло, что просека шла в поперечном направлении, и был не виден не только летящий по ней У-двасик, но и она сама. У меня руки чесались попробовать самой поизучать свои "норки", что-то в этом занятии было такое исконно женское, не просто хитрость и ловкость, а ещё изящество какое-то...

Неделя, отведённая мне на ознакомление, подошла к концу, и дальше я уже буду летать сама. Николай Евграфович тоже не сидел на земле без дела. Он вылизывал нашего Барбоса и я совсем не удивилась, когда на третий день встал вопрос о том, что его бы хорошо покрасить заново. Здесь Сосед снова влез, и мы стали рисовать схему покраски. Камуфляжными пятнами уже никого не удивишь, а вот рассыпанные всюду треугольники разных размеров и цветов в полнейшем беспорядке, это было незнакомо и непонятно. Но Сосед упирал, что это самая лучшая схема, которая в его время называется "цифровой камуфляж", что издали благодаря линиям излома сторон треугольников глаз сам начинает их успешно привязывать к более структуированным линиям окружающего ландшафта. То есть не объект покрашенный камуфляжными пятнами пытается скрыться на общем фоне, а глаз наблюдателя сам от себя прячет неприятный для его восприятия объект на окружающем фоне. Самое нелепое, что он потребовал не ограничиваться двумя-тремя оттенками зелёного, а использовать в общей сложности целых восемь цветов, среди которых были даже яркий жёлтый, красный, синий и голубой. Правда, эти цвета были в самых маленьких треугольниках и наносились группами вместе. В результате цвета словно поглощались друг другом. Бомберы ходили смотреть на моего Барбоса как в цирк, но Панкратов стоически исполнял поставленную задачу и я удивилась потом вместе со всеми, когда после покраски стоящий на фоне леса самолёт нельзя было рассмотреть уже со ста метров, а лётчики сразу перестали смеяться. Панкратов же рассказал, что он мне не поверил и нарисовал на фанерке точную уменьшенную копию предложенной раскраски и удивился, что поставленная вертикально фанерка пропала из глаз на расстоянии всего в четыре метра. Хотя при желании и волевом усилии он смог заставить себя разглядеть отдельные треугольники, но стоило сделать ещё пару шагов и уже даже усилия не помогали. Кроме всего, покрасили стёкла пассажирской кабины, но тоже с хитростью, перед покраской тонкой кисточкой была нанесена мелкая сетка из растопленного с маслом воска, поверх которой уже проводилась покраска. Когда краска уже схватилась и перестала липнуть, но не отвердела окончательно, стёкла протёрли намоченной в горячей воде тряпкой, и краска над восковыми полосками слетела. Когда краски высохли кабину помыли и если снаружи она вся была теперь закрашена, то изнутри было неплохо видно, что делается снаружи, если снаружи был день, а ночью и при чистых стёклах ничего не видно... Даже заикаться не буду, что Николай Евграфович отрегулировал и выставил всё в Барбосе настолько качественно и точно, что мне даже стало как-то стыдно за то, что так невзлюбила в первую встречу Барбоса и имя ему дала, в общем то, со зла. Но с другой стороны, вполне собачье имя, а пёс с таким именем имеет право быть верным и надёжным другом...

Со следующей недели уже меня одну стали гонять по освоенным с Иваном и новым маршрутам. Перед полётами Иван комментировал мой предстоящий полёт, уточнял ориентиры и особенности площадок. К слову, часть площадок либо были новыми, либо Иван на них не летал. Но, мой личный опыт набирался. И далеко не всегда простой и положительный. Так совершенно расслабленно вылетела в артиллерийскую бригаду с пакетами приказов из штаба, ведь по военным правилам приказ, конечно, могут отдать и по телефону, но в кратчайшие сроки командир, получивший устный приказ должен получить его в бумажной форме и подшить в свои документы. Да и десятки распоряжений по всему фронту, вплоть до приказа по изменению учёта хранения старых покрышек используемого автотранспорта нужно доставлять во вверенные части и подразделения. Конечно, в роты и батальоны я не летала, с этим уровнем разберутся штабы вышестоящих дивизий и корпусов. Лечу, деревня, где они размещаются мне известна, не раз мимо пролетала, с восточной стороны к ней примыкает большой выпас, который зелёным пятном великолепно виден и я его тоже хорошо помню. Вот на этот выпас я и должна сесть, в чём могут быть проблемы? А проблемы притаились на земле, как оказалось, знающие лётчики-связники прекрасно знают, что средняя часть красивого луга заболочена и её по весне заливает половодье, а коровки по весенней первой травке уже бегут туда пастись прямо в воде и по грязи, и делают это с удовольствием. А ещё часть луга заросла болотной осокой, а эта травка имеет могучую корневую систему позволяющую спекать в крепкий непрерывный ковёр даже поверхность топких болот. Но здесь ведь ходят коровы, а весят они гораздо больше зайчиков, поэтому в многолетней борьбе осоки и коровьих копыт сформировалась любопытная поверхность из кочек, на которых угнездились матёрые многолетние кусты осоки и провалов по колено между ними, которые вытоптали себе коровы. Сверху это всё выглядит как совершенно ровный зелёный травяной ковёр, который просто манит на него приземлиться...

Вообще, при посадке руки, ноги и голова заняты очень плотно, не в смысле, что они снуют непрерывно, а в том, что всё напряжено и задействовано и нельзя отвлекаться. И просто удача, что я не выпендрилась и не стала сажать Барбоса с понтом сразу на три точки. Ведь, если бы в эти кочки воткнулся мой костыль, всё вышло бы гораздо трагичнее. А так, я вполне готовая, что при касании неподготовленной поверхности немного трясёт, красиво снизилась и зашла на посадку. Но вот к тому, что при касании меня не немного потрясёт, а моя голова решит вдруг оказаться в моих надетых сегодня красивых синих шёлковых трусиках, зубы клацнут, прикусив язык, а рукоять управления скользким вьюном вывернется из рук, и самолёт взбрыкнёт как лошадь Пржевальского, я была совершенно не готова. И слава создателю этого замечательного летучего самолёта, что он сам по своей конструкции оказался умнее меня и просто от такого пинка подлетел и сел гораздо дальше на более ровном месте, куда, как выяснилось, и садятся все самолёты. Наблюдавшие мою посадку зеваки были очень удивлены моему заходу поперёк привычного курса посадок. И вот остановив самолёт, и быстро убедившись, что всё у меня на месте, я излила словами весь скопившийся эмоциональный букет...

Тирада была достойна внесения её во все возможные исторические анналы и хроники. Ни одного матерного слова, но этот крик души Соседа я не прерывала и присоединилась бы к каждому слову. Я потом правда уточнила, почему такая милая пушистая полярная лисичка, которую я видела в зоопарке, летает и пролетела в сантиметре от нашей "откляченной мотолыги", и что это за часть моего организма? Сосед что-то сумбурно объяснял, и я поняла точно, что в сакральное знание кто это такие "ЗЕЛЁНЫЕ ДОЛБОПУПЕЛЫ", которых нам очень хочется встретить и "вывернуть им всё их интимное по диагонали и наискосок", мне себя посвящать пока рано. И тем более где живут своими дочерьми "шестиногие скунсы завёрнутые в фельдипёрсовые фонари"... У слышавших моё выступление зрителей на лицах застыло восхищённое уважительное благоговение. Они, кажется, тоже поняли, что прикоснулись к великому и сакральному...

Удивило меня другое, когда Сосед излагал свои взгляды на мироустройство и наше к нему отношение, речь была вполне членораздельной и ясной, а вот с пакетом в штабе, я уже шепелявила прикушенным языком, и всё больше и больше не любила всех людей со скрещёнными пушками на петлицах. Но хоть и с запинаниями в шепелявых "сяськах и масяськах" пакет я сдала и подписи на сопроводительных документах получила. А после пошла уже спокойно и внимательно осматривать своего Барбоса после такой свирепой посадки. Вот где мне пригодились все мои знания техника, когда я где можно глазами, а где и на ощупь облазила весь свой самолёт. То, что выдержать он не имел никакого права, он с честью выдержал и я не нашла никаких повреждений, фактически получилось, что я отделалась только испугом и прикушенным языком. Сосед, правда, пессимистично заметил, что если я и дальше планирую такие посадки, то он не даст ломаного гроша за сохранность моих шейного и поясничного отделов позвоночника. Обратно я вылетела, уже совершенно успокоившись, и даже покрутилась в одной из примеченных себе раньше "норок".

Как я для себя поняла, в "норке" важно не только моё знание возможного виражирования по известному маршруту. Важно знать на какой максимальной скорости этот маршрут проходим, но ещё важнее, если там есть какие-то хитрые ловушки, которые без досконального знания места не углядишь. Ну, и само собой наличие полян, прогалин, просек, где можно безопасно снизиться и спрятаться. Так я уже пряталась за эти дни один раз, от пары охотников просто за леском на бугре посреди болота. Нет, они к счастью за мной не охотились, но я их увидела и поняла, что они вполне могут меня увидеть над этим голым болотом, вот, и свернула к этому бугру. Когда я вылетела из-за него, немцы были уже далеко и едва ли сумеют меня теперь разглядеть, в отличие от того, как вначале мы шли пересекающимися курсами, и я оказывалась у них сбоку и рядом...

Дома всё честно, ещё пришепётывая рассказала Панкратову, и что я всё осмотрела, но ничего криминального не нашла. Николай Евграфович тут же стал серьёзен как английский лорд на приёме королевы и полез смотреть и щупать нашего Барбоса. Как оказалось, он всё-таки нашёл последствия грубой посадки. Лопнули два витка резиновой ленты амортизатора и оборвало кабанчик верхнего троса левого руля высоты, а долетела я на страховочном кольце. К слову, у нас в Мордовии таких изысков на тросах управления не имелось, а здесь крепления дополнены кольцами, которые оказывается могут реально подстраховывать в подобной ситуации. Я решила, что при осмотре я бы обрыв кабанчика точно увидела, похоже он был треснут, а оторвался уже при посадке здесь или при виражах в "норке". О чём технику я говорить не стала, а только от души его поблагодарила...

Иван либо пропадал в отделе, либо где-то на маршрутах, мы с ним теперь почти не виделись. Бомбардировочный полк жил своей жизнью и однажды, когда я уже собиралась зайти на посадку, вдруг увидела, что мне навстречу поднимается вся махина "Пешек" полка с ходу выстраиваясь в строй тройками без сбора и кружения над аэродромом. Но их взлёт с земли я уже видела и ничего в этом особенно примечательного не было, а вот когда в воздухе мимо проходят ревущие машины одна за другой... От воздушных струй винтов их нагруженных моторов, вытягивающих тяжёлые самолёты с бомбами почти в перегруз, мой маленький самолёт аж подкидывает, это действительно впечатлило. Я сразу убралась с их пути и кто-то даже покачал мне крыльями. Вот ведь ерунды, пару раз переложить элероны, но как же приятно и словно подчёркивает нашу принадлежность к общему крылатому племени...

Потом я летала целую неделю личным извозчиком подполковника Николаева. Скучная вышла неделя. Потому, что работал Сергей Николаевич, а я, доставив его на место, тупо сидела и занимала себя чем угодно. Как сами понимаете, ждать и догонять - отвратительные занятия. И как водится, план полётов на день был весьма условным, потому, что менялся довольно часто по ходу в течение дня. Я не читала книжки, но к счастью у меня был Сосед, который мог наверно заменить какую-нибудь не маленькую библиотеку. А ещё он очень любил кино, и я смотрела фильмы, так, что мне было чем себя занять и не сильно скучать при этом. А вот как неграмотные кучера целыми днями могли сидеть из года в год на облучке, я не представляю. Вот уж после такого ежедневного отупения только и остаётся пойти, залить в себя бутыль водки, в морду кому-нибудь дать и самому получить...