Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

И еще увидел Сапожников в книжках, и в истории, и в жизни, когда сталкивался с причинами этой резни и травли, что, за редкими исключениями полного отчаяния или необходимой защиты, все остальные бесчисленные причины, чтобы кому-то резать кого-то, возникали не с голоду, а с жиру.

Вот так.

То есть девяносто девять процентов причин происходили не от реальной необходимости, а от тупости, торопливости и неизобретательности и что, поразмыслив, без резанья вполне можно было обойтись. И что если б столько таланта, ума и изобретательности, сколько тратилось на то, чтобы ловчее резать, было бы потрачено на то, чтобы не резать, то человеческий род давно бы жил в раю. …Вот что вспомнил и о чем дума Сапожников, когда его на рынке разыскал Глеб.

Глеб позвонил по телефону и спросил Сапожникова. Откликнулся женский голос:

–  А ктой-то его спрашивает?

–  Друг.

–  На рынок он смотался, - ответил женский голос.
– Нынче у нас гости.

Глеб не выдержал.

–  А ктой-то со мной говорит?
– спросил он.

–  А Дунаева Нюра, - ответил женский голос.

Глеб включил мотор прекрасной своей машины и через несколько минут был возле рынка. Пасмурный день спешил к вечеру.

К Глебу кинулся мужчина в велюровой шляпе, шерстяной кофте поверх спортивного костюма и лакированных эстрадных туфлях на босу ногу. Он держал в объятьях цветы в целлофане, баранью попку, трехлитровую банку с зелеными помидорами и рассолом, авоську со стиральным порошком и сиплый транзистор. Глеб понял - вот он, хаос.

Мужчина изловчился, отворил дверцу и залез на переднее сиденье.

–  Ку-уда?
– удивился Глеб - В Бирюлево.

–  Куда лезете? Частная машина…

–  Ничего, старик… Сговоримся.

Глеб надел темные очки и стал молча смотреть ему в лоб. Мужчина вылез и побежал к другой машине.

Глеб поднял стекла, запер дверцу и пошел на рынок. И на него кинулись запахи, которых он тыщу лет… Нет, этого не надо, не надо…

Как ни странно, Сапожникова он нашел сразу. Тот брел мимо прилавков, заложив руки в карманы штанов. Сейчас мало кто так ходит.

Глеб шел за Сапожниковым прямо, не сворачивая, а только останавливаясь перед встречными и поперечными. Сапожникова же вертело во всех водоворотах и приносило то к одним дарам природы, то к другой лесной были. Потом Сапожникова притерло к прилавку с зеленью. Он взял с намытой горки красную редиску без листвы и стал ее жевать, глядя в застекленное рыночное небо. Он жевал задумчиво и вздыхал. И продавец, и ближайшие покупатели озабоченно ждали его оценки.

"…К миру никто не готов. На мир глядят еще по-прежнему. Мир - передышка между войнами. И выходит - не было бы мира, не возникали бы войны. Так, что ли? Дикая вещь получается по этой линейной логике. А если логика неверна?

Когда во время войны возникает мир, это понятно. Кто-то кого-то разгромил или от усталости обоих. Но вот почему мир порождает войну?

Ты меня ударил, а потом я тебя. А там кто кого, и так без конца, и так тысячи лет - линейная логика, - проворачивалось в сапожниковской голове.
– Но впервые за тысячи лет возникла ситуация, когда на вопрос - кто кого?
– отвечать будет некому".

Сапожников оглянулся на Глеба и все жевал и жевал. Потом пожал плечами, и покупатели передвинулись к следующей редиске.

Глеб уже долго смотрел на Сапожникова и понял, что тот его просто не узнает. У Сапожникова, видимо, в голове не укладывалось - Глеб на рынке, в пестом хаосе, где все перемешано, как в кунсткамере, по каким-то странным законам. Глеб должен возвышаться у расфасованных полок с никелированной едой.

Глеб снял очки, и Сапожников его сразу узнал и заулыбался, впрочем, печально.

Они отошли в сторонку, к запертой двери с надписью "Моечная".

Глебу срочно надо было поговорить с Сапожниковым, но теперь он не знал, о чем.

Множество людей в утренних неприбранных одеждах двигалось по всем направлениям и с разной скоростью. Запахи духов, мяса, грибов и рассола. Запахи земли. Толстая женщина продавала пластиковые крышки для немедленного консервирования и цветочные семена сорта "Глория Дэй" для будущих радостей.

–  Что ты ищешь на рынке, Сапожников?
– спросил Глеб.

–  Я ищу редиску моего детства, Глеб, - ответил Сапожников.
– Чтобы она щипала язык. А я вижу только водянистую редиску, жалобную на вкус.

–  Эх, Сапожников, - сказал Глеб, - эту редиску, которую ты ищешь, можно отыскать только вместе с самим детством. Она там и осталась, Сапожников. Вместе с клубникой, от которой кружится голова. И черникой, которую покупали ведрами. В отличие от клюквы, которую покупали решетами.

–  Ого, - удивился Сапожников.
– Тебе знакома такая черника? И такая клюква?

–  Да, да, ты угадал, - подтвердил Глеб, снова надевая очки.
– Я из Калязина. Я думал, ты знаешь. Только я жил по другую сторону великой реки.

–  Твоя сторона города уцелела, Глеб, - сказал Сапожников.
– А моя ушла под воду.

Мой город под водой, Глеб, твой же возвышается.

Один гонится за счастьем, причиняет другому горе. Драка из-за пирога, из-за женщины, из-за престижа - из-за любого понятия, отысканного в словаре. Линейная, реактивная, рефлексивная логика, механическая, безвыходная. Неизобретательная, безнадежная.

И тогда Сапожникову пришло в голову - а что, если война это не порождение мира, а всего лишь его заболевание? Война - это рак мира?

–  Ты кому-нибудь рассказывал свою идею насчет рака?
– спросил Глеб.
– Кроме меня?..

–  Рассказывал, - ответил Сапожников.
– Много раз.

–  Ну вот… - сказал Глеб.

И было непонятно, что он имеет в виду. Но потом и это объяснилось. Все рано или поздно объясняется.

У Дунаевых пили чай.

Вразнобой гремела музыка из телевизора и транзистора где-то внизу, далеко на улице. Вдруг открылась балконная дверь и с улицы вошла трехногая собачка. А так как балкон был на четырнадцатом этаже, то стало ясно, что вошла летающая собака.

–  Это очень похоже на вас, Сапожников, - засмеялся Филидоров.

–  Почему?

–  Нормальный человек хотя и удивился бы, но стал подыскивать простое объяснение, а вы бы подумали, что собака летающая.

–  Нет, - терпеливо объяснил Сапожников.
– Я бы тоже сначала проверил, была ли она все время на балконе… Другое дело, если бы ее на балконе не было.

–  Тогда что?

–  Тогда бы я стал искать другое, простое объяснение… и если бы оказалось, что собака взлетела, я бы не удивился. Но для этого надо сначала найти антигравитацию.