Самый черный день
Шрифт:
Когда трапеза была окончена, от крысы не осталось даже косточек.
— Ничего, — сказал Егор, доставая из-за пазухи рогатку. — Я теперь много настреляю — и он поведал, как выменял у одного из охранников лагеря старый противогаз, из которого вырезал резинку для своего нового оружия.
– А Артём что-нибудь ещё рассказывал? — спросила Оля неожиданно.
Егор укоризненно покачал головой (он понял, что Оля его не слушала) и ответил:
– Да он много, чего рассказывает. Но я ему не очень верю.
— Почему?
— Потому что так не бывает, — отрезал Егор. Ему совсем не хотелось говорить
Но Оля не отставала.
— Что не бывает? — спросила она.
– Он говорит, что в их Первом Городе почти все дети учатся какой-то «школе».
— Что это?
— Не знаю, — пожал плечами Егор, но после этого они могут читать и понимать, что написано в старых книгах.
— Как это?
— Его отец (тот, которого убили Ловцы с нашего Посёлка) занимался тем, что ездил по Вольным рынкам и выменивал книги на патроны.
— На патроны?! — Оля изумилась, ведь даже дети знали, как ценны патроны в этом мире, и расплачиваться ими за книги было верхом щедрости.
Послышались шаги. Девочка вскочила на ноги.
— Уходи, — шепнула она мальчику. — Распорядитель возвращается…
Обычно Оля не любила зиму. Даже самая слякотная осень вызывала в её душе более теплые воспоминания, чем постоянный холод. Норма дров на отопление одного барака была строго регламентирована и никогда не пересматривалась в большую сторону. В то время как тепло от печи нещадно уходило сквозь щели в стенах, дети сдвигали кровати и спали в обнимку друг с другом. Это помогало хоть как-то согреться.
В эту зиму из самых старших подростков, в числе которых оказалась и Оля, и Егор, и Артём, сформировали отдельную бригаду и отправили на заготовку дров в помощь взрослым членам Посёлка. Так Оля впервые оказалась в настоящем лесу. Пораженная красотой заснеженных елей, она стояла по колено в снегу и боялась пошевелиться. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она спугнёт этот дивный сон…
Голос распределителя вернул девочку в жестокую реальность. Работа была тяжёлой, и под конец дня подростки не чувствовали ни рук, ни ног. Но кто бы только знал, как не хотела Оля уходить из леса и возвращаться в четыре стены знакомого до последнего гвоздика барака... И Боги услышали её молитвы. Лесозаготовителей не повели в Посёлок. Для надсмотрщиков оказалось выгоднее разбить для них полевой лагерь прямо на делянке.
Ловцы сделали для подростков большой брезентовый чум и разожгли перед ним костёр, показав, как с помощью створок направлять тепло внутрь. Несмотря на страшную усталость, Егор помогал им во всём, с жадностью впитывая уроки выживания в дикой природе от опытных охотников и следопытов, коими считались все Ловцы Посёлка.
Никогда ещё Оля не чувствовала себя так хорошо, так свободно…
Она сидела на подстилке из сухого тростника. Ей было тепло и комфортно, а рядом (и это самое главное) органично пристроились её друзья: Артём и Егор. Наступила глубокая ночь, но ребята всё ещё не спали. Им было хорошо вместе. Артём, по просьбе Оли, опять рассказывал о Первом Городе:
— У нас всем управляет Совет старейшин, и каждый житель имеет право высказаться, — вещал он вполголоса.
А Егор, положив голову девочке на колени, смотрел на огонь, и странные чувства рождались
в нём в эту ночь…Наступила весна. Снег растаял, и с каждым днём становилось всё теплее. Подростков давно вернули в Посёлок, и дни опять потянулись серо и уныло. Но теперь эта серость тяжёлым камнем висела на душе Оли. Картины зимнего леса не покидали её сознание. Если там так прекрасно зимой, то каково же там весною?! Неужели она больше никогда не увидит этой сказки? Этого волшебства? Девочке хотелось кричать от отчаяния, слёзы появлялись на её глазах, пока однажды…
— Я так больше не могу, — прошептала Оля Егору, когда они встретились после смены и спрятались за стеной мужского барака в яме, где хранилась солома, из которой ребята вязали себе подстилки на кровати. Это место обнаружил Артём. Оно не просматривалось с вышек, и там можно было побыть наедине друг с другом. Вот только Егору совсем не нравилось, когда там уединялись Артём и Оля, и совсем другое дело, когда девочка была с ним.
– Что случилось? — спросил Егор.
– Я хочу… убежать отсюда.
– Да ты что?! — воскликнул Егор и тут же осёкся. — Ты знаешь, что будет, если тебя поймают? — добавил он тихо.
Оля опустила глаза, а потом подняла их вновь.
– Знаю, — сказала она. И это была правда. Несколько лет назад одна девочка попыталась бежать. Её поймали и потом несколько дней мучили перед всем строем, но Оле теперь было всё равно. Она поняла, что жить по-старому больше не сможет.
– Это всё глупые сказки про Первый Город, да?! — снова воскликнул Егор. — Брось это!
– Чего вы тут кричите? — над ямой показалась кудрявая голова Артёма.
– Здесь тесно втроём, — пробурчал Егор.
– Ничего. Поместимся, — ответил Артём и втиснулся в яму. — Так что за шум?
Подростки молчали. Но потом Оля вздохнула и сказала:
— Егор не хочет бежать с нами.
– Что?! — опять воскликнул Егор. — Так он уже обо всём знает?!
– Не ори, — сказал Артём.
– Сам не ори, — огрызнулся Егор. — Хочешь помереть — валяй! А зачем её с собой тащишь?!
– Никто меня не тащит, — вмешалась Оля. — Это было моё желание.
– Конечно, твоё, — передразнил Егор. — Только раньше почему-то у тебя не возникало таких желаний. Нет никакого Первого Города, понимаешь?! Нет. Выдумал он всё!
– Я там жил, — понижая голос почти до шипения, сказал Артём. — И там осталась моя мама и братья.
– Врёшь!
– Хватит! — воскликнула Оля и, обращаясь к Егору, добавила. — Я ему верю. А ты… если не хочешь бежать с нами — не надо.
– Тс-с, — сказал Артём.
Ребята услышали шаги и затаились. Когда всё смолкло, Оля прошептала:
– Скоро отбой. Надо вылазить.
Подростки тихо покинули своё секретное место и разошлись по баракам.
Через три дня Артём заболел, и его перевели в карантинный барак. По правилам внутреннего распорядка, навещать больных было запрещено. А тут ещё Егор сломал на поле лопату, за что получил наказание дополнительными часами работы. Одним словом, Оля не виделась с друзьями целую неделю и когда, наконец, они вновь встретились, то радости не было предела.
— Как же ты напугал меня! — воскликнула Оля, обнимая Артёма. — Я боялась, что ты не поправишься.