Самый длинный день в году

— Скажите, а что у нас с обучением летчиков? Мы выпускаем далеко не самые худшие самолеты-бомбардировщики различного типа, есть и новые машины. Кто поведет их в бой? Как проходит обучение экипажей?

Смушкевич, ничуть не стесняясь выходит вперед и четко докладывает:

— Товарищ Сталин. Принята особая система подготовки кадров бомбардировочной авиации. В летных училищах сначала осваивают полеты на самолетах У-2, далее переходят на учебные самолеты СБ в довольно урезанной программе, по типу «взлет-посадка». Выпускники летных училищ попадают в учебные эскадрильи, где проходят обучение на том типе самолетов, которые им предстоит пилотировать в своих частях. Тут уже не только взлет-посадка, но и отработка боевых приемов, штурманская работа, а вот окончательную доводку экипажи получают непосредственно в частях, где к опытному летчику приписывают одного-двух подшефных молодых пилота. Кроме того, организованы двухуровневые курсы повышения квалификации: обычные и высшие, для особо одаренных летчиков. Для пикирующих бомбардировщиков обязательная тренировка работы в пикировании, тактика бомбометания, для торпедоносцев — отработка торпедных атак, для морских бомбардировщиков — топ-мачтовое бомбометание. В целом подготовка экипажей стала значительно лучше, товарищ Сталин, зачетные показатели экипажей хорошие, резко снизилась аварийность. Мы стараемся отсеять неспособных летать как можно раньше, делаем упор на тех, кто показывает хорошие результаты.

Вообще-то Смушкевич не врал: ему действительно удалось снизить количество аварий и поднять качество подготовленных пилотов, он вообще был очень толковым командиром, во всяком случае намного более вменяемым, нежели тот же Рычагов. И дело не в том. что сразу же принял схему этапного обучения летчиков с усложнением каждого уровня обучения, на которую Рычагов внимания не обратил, нет. Дело в том, что Рычагов при его харизматичности, легкости характера, был еще и очень амбициозен, слишком быстрый карьерный рост неизбежно привел к головокружению от успехов. Зарвался паренек. Слишком высоко взлетел. Носился с идеей придачи своей авиагруппы чуть ли не каждой дивизии, на крайний случай, корпусу. И что тут хорошего? Очень часто бывает, что нужно сконцентрировать авиасилы в особо критическом месте фронта: прорыв противника или начало наступления. И тут оказывается, что действенного резерва просто не будет, потому что основная масса самолетов будет растащена по дивизиям, которые в этот момент стоят без дела! Смушкевич был больше на своем месте, более адекватен, уделял большое внимание обучению летчиков и отработке тактики работы авиации. С его подачи пикировщики занялись пикированием. Да, установили автоматы вывода из пике, но летчики действительно учились попадать в пикировании по малоразмерным целям! А в полках отрабатывалась «карусель», когда пикировщики выстраивались в оборонительное кольцо, по очереди нанося удары по целям! Я не говорю о том, что он инициировал переход на пары летчиков-истребителей. Пусть это было не во всех частях, в первую очередь в полках с современными самолетами, но ведь внедрялось! А Рычагов был жив — здоров, получил истребительный корпус и усиленно готовил его к боям с немецкими захватчиками.

Дальше стояли штурмовики. Благодаря тому же Смушкевичу, Ил-2 оказался в одноместном варианте, более дешевом в производстве. Сам читал приказ о применении штурмовой авиации, где было напрямую указано о запрете посылать штурмовики в бой без истребительного прикрытия. Штурмовку приказано было проводить ракетно-бомбовый ударом за один заход, применяя пушечно-пулеметное вооружение против воздушных целей или транспортных средств противника. А в состав чисто штурмовых полков кроме двух эскадрилий штурмовиком была включена «своя» эскадрилья истребителей. Вообще с штурмовиками было очень и очень плохо. Основной штурмовик — это И15бис и И-153 в штурмовом варианте — с подвешенными ракетными снарядами. Зная о громадной потребности именно в штурмовой авиации, командование ВВС приняло паллиативное решение перевести все оставшиеся И-153, а это более двух тысяч единиц, в штурмовики, соответствующим образом их переделав. У Ил-2 проблема была с ненадежными моторами. Причем именно на заводе, выпускающем АМ-38Ф, брак достигал 75–80 %. Выводы были сделаны. Прошлись по цепочке, начиная со сборочных линий и до поставщиков откровенно плохих комплектующих, причем именно в комплектующих и была загвоздка. Решили проблему, решили! Но вот за Ил-2 стоит основной штурмовик, который очень быстро его заменит — это Та-3, КБ Таирова. В принципе, это универсальный самолет, который может использоваться и как штурмовик, и как истребитель, показал великолепные летные качества, особенно после установки 2-х моторов Р-2000. Действительно, выпуск будет возрастать по мере того, как наши заводы начнут выпускать лицензионные моторы в достаточном количестве. Пока что «Пратт и Уитни» ставили оригинальные, но уже первые отечественные лицензионные моторы начали поступать на сборочные линии. Тут было главным не терять их качество. Но не зря же американцы отправили в СССР более трехсот мастеров, которые сначала помогли отладить линии, а потом и взялись за обучение наших рабочих! В основном это были комсомольцы, перед которыми была поставлена четкая цель: научиться работать не хуже американцев. В принципе, с оговорками, но ведь получилось!

После осмотра штурмовиков сделали небольшой перерыв. В это время ко мне направился невысокий молодой крепыш в хорошем плаще, в котором я легко опознал того самого Яковлева, про которого не так давно возник разговор с Поликарповым. С Яковлевым я был знаком. И знакомство не было слишком уж приятным. Заносчивый. Слишком самоуверенный. Для конструктора это, наверное, полезные черты характера. Особенно для очень одаренного конструктора. А вот как организатор производства… к такому делу конструкторов нельзя подпускать принципиально — начнут тянуть одеяло на себя, ничего хорошего не получится.

— Александр Сергеевич! — Приветствую подошедшего конструктора. — Доброго вам здоровья! Готовы показать свои детища?

— Здравствуйте, Алексей Иванович! Да, вот хотел по поводу своей девятки с вами поговорить.

Говорит вроде спокойно, но как-то мнется, чувствую, что совсем не девятка у него на уме. Н-да, ситуация. А ведь этот вопрос надо как-то решать. Врага мне только не хватало в лице толкового авиаконструктора. Решаюсь.

— Александр Сергеевич, да что вы в самом-то деле. Давайте начистоту! Я ведь чувствую, что у вас что-то накипело. Прошу, высказывайтесь…

— Скажите, что я вам лично такого сделал? Почему вы меня затираете? И не отпирайтесь, я знаю, что именно вы стали главным консультантом по авиационным вопросам. И из-за вас все мои самолеты отбраковывают, хотя это хорошие истребители, может быть, самые лучшие, что тут представлены. И «Стрелу». Я точно знаю, это именно вы настояли отдать ее Поликарпову. Я что, по-вашему, сделал бы хуже?

Да! А это действительно всё серьезно. Знаю я, откуда ушки твоей информированности торчат. Шахуринские у тебя ушки. Дуэт, однако, уже спелись, голубчики! А вот обида у тебя, мил человек, глубокая! Молод, горяч! Впрочем, горячим ты останешься и в пожилом возрасте. Ладно, работаем!

— Во-первых, Александр Сергеевич, хочу сказать, что вас никто не затирает. Наоборот, считаю вас гениальным (в принципе, не соврал) конструктором. Но ваша стихия — это истребители. А вы беретесь за конструирование всего, зачем? Дело не в том, что вы в сцепке с товарищем Шахуриным стали тянуть одеяло на себя, а в том, что пытались тянуть все четыре угла одновременно. Транспортники, бомбардировщики, штурмовики. Это не по-деловому, не по-государственному, Александр Сергеевич. Кроме того, мне хотелось освободить вас от ненужной административной работы. Вам самолеты создавать! Быть на высокой должности — это хорошо, но туда можно поставить посредственного конструктора и хорошего организатора, пользы будет больше чем от толкового конструктора и посредственного организатора.

Смотрю — Яковлев надулся, да, не любит он критику, особенно когда критика такая жёсткая. Отвык уже, ничего, получить взбучку бывает полезно. От меня взбучка все-таки без летального исхода. Продолжаем избиение младенцев.

— Теперь второй момент. Вот там стоит ваша единичка (я имел ввиду Як-1). Хороший самолёт?

— Хороший! — уверенно отвечает Яковлев, как будто гвоздь в крышку моего гроба вгоняет. Да, энергетика у него!

— А рядом с ним ваша девятка (Як-9). Хороший самолёт?

— Отличный! — говорит конструктор, чувствуя, что вот-вот попадет в ловушку.

— А в сравнении? Хороший самолёт единичка? — посмотрим, как ты запоешь. Яковлев стал пунцовым, но смог из себя выдавить:

— Недостаточно хороший, но…

— Вот именно! Вот это ваше «но». Вы получили эскизные чертежи девятки, знаю, что планы на подобную машину были, не было мотора под него. И детали не прорабатывались. Деталировку получили? Получили. Обязательство, что нужный мотор будет, получили? Дали вам ВК-105ПФ2 и тысячу триста лошадок. Дали! А что вы? Скажите, сейчас тут стоит только-только скатанный опытный образец. Да, испытания прошел уверенно. Сколько времени вы убили на внесение улучшений?

— Три месяца, но…

— Не скромничайте, Александр Сергеевич! Вы потратили четыре с половиной месяца. При этом не довели свои улучшения до ума. Скажите, вы что, не могли сделать точно по тому эскизу с деталировкой, что вам предоставили? Могли ведь! Но помешал конструкторский зуд, помноженный на уверенность в собственной гениальности. Это нужная вещь для конструктора — самоуверенность, без нее никак. Но всему есть время. Объясняю: представьте себе, что война начнется через месяц-другой. Наладить производство девятки — это два-три месяца работы в авральном темпе, без сна, без отдыха. То есть, к началу война ваши самолеты не успевают. А еще надо научить летчиков на них летать и не разбиваться при этом. Еще два месяца, как минимум. Считаем, полгода! Полгода до того, как ваши самолеты появятся на фронте и начнут бить врага! А если бы вы приложили все силы не на улучшение отработанной модели, а на ее скорейшее появление и внедрение, то уже сейчас в строю стоял серийный самолет, и не один, а несколько сотен, с готовыми и обученными экипажами! И в бой вступили бы на самолетах, которые на голову превосходили всё, что сейчас есть у противника! А вы готовы были бросить наших парней в бой на, цитирую: «недостаточно хороших» машинах. Думаю, для вас не секрет, что начало войны — это дело ближайшего времени, максимум, года. Вот поэтому и новый мотор, и проект «Стрела» достались Поликарпову, а не вам. Думаю, Александр Сергеевич, вы создадите еще не один прекрасный самолёт. Уверен в этом. Хотелось бы, чтобы вы все-таки поняли мои резоны. И еще, не кажется вам, что если бы этот разговор состоялся раньше, было бы лучше?

— Ну что же, Алексей Иванович, спасибо за откровенность. Сумели мне перцу насыпать за воротник приговаривая, ты у нас гений, вот и терпи… — Яковлев выглядел задумчивым, ну что же, хорошо, что этот разговор состоялся сейчас. Сделает ли из него конструктор выводы? Сейчас, мало вероятно. А вот после начала войны — выводы сделает, уверен. Он амбициозен, верно, но не дурак! А вот признать свою неправоту для него очень сложно. Получится — это будет прорыв!

— Александр Сергеевич, в одной очень мудрой книге написано: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут».