Самый добрый клоун: Юрий Никулин и другие…

Сердился еще…

Потом (это было, кажется, в 1971 году) Утесов ругал Геннадия Хазанова за то, что он ушел из его оркестра, ругал абсолютно теми же словами, которыми прежде ругал меня. «Леонид Осипович, – успокаивал я, – не надо так расстраиваться, пройдет время, и вы его простите!» И я оказался прав…»

После ухода из оркестра Петросян вернулся в Москонцерт. Однако те годы были не самыми лучшими для эстрады, которую все сильнее прижимала к ногтю чиновничья братия. От этого произвола страдали все артисты: певцы, юмористы, конферансье и т. д. Особенно тяжело было в 1970 году, когда вся страна отмечала 100-летие Ленина. Чиновники Минкульта тогда просто озверели, буквально просеивали сквозь сито своих придирок репертуар всех артистов.

На IV Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, который состоялся в октябре 1970 года, было решено не проводить соревнования «по разряду конферансье». Премий для представителей этого жанра не предусматривалось, и они должны были конкурировать на равных с разговорниками-юмористами. Несмотря на это, Петросяну все-таки удалось стать на нем лауреатом III премии и вести заключительный концерт конкурса. Правда, артист едва не попал впросак. Ему сказали, чтобы сольных номеров он не делал, только конферансные интермедии, так как программа большая, а продолжаться она должна не более полутора часов. Петросян задумался: как продержаться полтора часа на одних интермедиях? И тогда, чтобы он не волновался, коллеги посоветовали ему принять перед концертом две таблетки успокоительного лекарства. Петросян внял этому совету, о чем вскоре пожалел. Во время концерта он начал действовать на сцене, как в замедленной съемке, – напрочь утратил чувство темпоритма. И хотя зрители так ни в чем и не разобрались, однако с тех пор он дал себе слово никогда не пользоваться успокаивающими средствами перед выходом на сцену.

Став лауреатом этого конкурса, Петросян через несколько дней после его завершения собрал банкет по этому поводу, позвав на него многих своих коллег. Поздравить его с успехом пришли Л. Маслюков, Л. Утесов, В. Ардов, Т. Птицына, И. Набатов, А. Алексеев, Ф. Липскеров, Ю. Дмитриев. На этом сабантуйчике не обошлось без маленькой «провокации». В разгар веселья популярный в те годы конферансье Лев Шимелов внезапно на весь зал спросил Петросяна: «Женя, а почему ты ушел от Утесова?» Петросян растерялся от такого прямого вопроса, но тут ему на помощь пришел сам Леонид Осипович, который обратился к лауреату со следующими словами: «То, что я здесь, означает, что я полностью простил тебя. И правда, победителей не судят. Ты смог доказать, что имел право так поступить! Может быть, работая у меня, ты бы и не стал лауреатом. Никто не знает, конечно, как все сложится, но, думаю, наш жанр приятных сюрпризов от тебя еще дождется».

Между тем победа на этом конкурсе сыграла заметную роль в дальнейшей карьере Петросяна. После этого у него наконец появились постоянные авторы, участились его выступления на телевидении, его даже стали приглашать вести правительственные концерты, что являлось добрым знаком – значит, ему безоговорочно доверяли. Короче, Петросян был, что называется, нарасхват. Назову лишь некоторые из его тогдашних выступлений: 10 ноября 1970 года он вел второе отделение концерта в Колонном зале в честь Дня милиции, 22 февраля 1971 года – концерт в Центральном театре Советской армии (кстати, один из последних концертов, которые впрямую транслировало телевидение), 9 июня того же года – правительственный концерт в Большом театре в честь встречи председателя Совета министров СССР А. Косыгина со своими избирателями, 9 июля – концерт в честь открытия Центрального концертного зала в гостинице «Россия». Во время последнего концерта произошел казус, который Петросян сумел превосходно обыграть и обернуть себе во благо. Что же произошло?

Во время его конферанса над сценой внезапно появились… кошки. Их было несколько, и все они шли одна за другой по карнизу над сценой (видимо, набежали из гостиницы). А у Петросяна в это время шел монолог о Москве, стилизованный под современные летописи Пимена. Это его и спасло. Петросян ловко выкрутился, свернув на тему «кошка в терему – радость во дому». Зрители подумали, что присутствие кошек на сцене – оригинальный режиссерский ход.

Звание лауреата принесло Петросяну и материальную выгоду – наконец-то после почти десятилетнего скитания по чужим квартирам он получил отдельную квартиру на Садовом кольце, куда переехал в декабре 1971 года.

Тогда же произошло «боевое крещение» на эстраде дочери нашего героя – шестилетней Вики. В концерте в честь 8 Марта она выступила с небольшим стихотворением «Про папу». Поначалу зрители восприняли девочку как просто юную артистку, но когда, закончив номер, она обратилась к Петросяну со словами: «Папа, пойдем домой!», зал догадался, кто она на самом деле, и буквально зашелся от восторга.

В начале 70-х Петросян познакомился с несколькими писателями-юмористами, которые обогатили его конферанс новыми монологами. Так, в 1972 году судьба свела его с Аркадием Хайтом, Михаилом Жванецким, Лионом Измайловым, Львом Компанейцем. Квартира Петросяна на Садовом кольце довольно быстро превратилась в своеобразный клуб юмористов. Там ежедневно бывали писатели, артисты, режиссеры.

В 1973 году судьба свела Петросяна с двумя популярными конферансье, Львом Шимеловым и Альбертом Писаренковым. Они стали выступать в одной программе, а год спустя стали ведущими популярной телевизионной передачи «Артлото».

Весной того же 1973-го Петросян отправился с гастролями к себе на родину – в Баку. В совместной программе с Московским мюзик-холлом Петросян впервые выступал не как конферансье, а со своим отдельным номером. Это была очень важная поездка – артисту предстояло доказать, что он сумеет осилить сольные номера. И он справился с задачей – зрители принимали его очень хорошо. В итоге спустя полтора года – 31 декабря 1974 года – Петросян провел свой последний концерт в роли конферансье и ушел в речевой жанр.

Стоит отметить, что уход Петросяна из конферанса был встречен многими коллегами артиста в штыки. К примеру, все концертные залы, которые двенадцать лет считали его «своим», тут же объявили ему бойкот и перестали приглашать к себе. Однако Петросян с юмором отнесся к этому обстоятельству. В конце концов, по мере того как он завоевывал популярность на других площадках, многие из числа бойкотирующих вынуждены были идти на попятную и вновь приглашать его к себе. Так поступил сначала Театр эстрады, затем Колонный зал.

Во время концертных выступлений Петросяна в те годы случалось множество курьезных историй. Об одной из них рассказывает сам артист:

«Был у меня написанный от лица дворника монолог «Как у нас во дворе» И. Виноградского. Дворник, глядя на окна дома, перемывал косточки жильцам.

«Вона! В ентом окошке академик живет. Яму, небось, в получку мешок денег дают – и все десятками! А ежели рублями, так и два мешка будет, полтинниками – на тачке везти надо! А ежели копейками, так ведь цельный вагон денег…»

Стою я на авансцене перед занавесом в образе этого дворника и указываю на воображаемое окошко, где живет академик. И вдруг слышу: в зале невообразимый, почти истерический хохот. В чем дело? Оказывается, там, куда я указывал, висел портрет Л. И. Брежнева. Зрители поняли, что я об этом не догадываюсь, и стали хохотать еще громче. А я продолжал монолог:

«Цельный вагон денег! Куда это он их девает? Получил получку, ну, долги отдаст – десятки две, ну, заначку сделает – еще пятерка, ну, десятку жене на хозяйство. Ну, с такими же академиками на полбанки скинется, а остальные куда? Да! Я академиком не отказался бы быть. Цельный день сидел бы на стуле в пинжаке! Выпимши!»

Я, естественно, не понимаю, почему зрители от смеха вскакивают с мест и утирают слезы. А кое у кого уже и сил смеяться нет.

«Вот это публика», – думаю я и перехожу к обсуждению очередного жильца. Теперь я указываю рукой в другом направлении, туда, где находится его воображаемое окно, которое совпадает с портретом А. Н. Косыгина, который висел на противоположной стене.

«А вон в ентом окошке артист живет. Ну артист! Тямно у него! По концертам забегался – деньгу зашибает, а ведь тоже не знает, куда деньги девать! В Большом театре поет, в очень большом. Народный артист, правда, я у народа спрашивал, кто его любит. Никто не любит. В народе Майю Кристалинскую знают, Муслима Магомаева знают…»