Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Шрифт:
Но его величайшим изобретением был смокинг. По легенде, именно Берти первым заказал у своего портного Генри Пула короткий пиджак для вечерних выходов. Конечно, открытие может показаться не столь революционным, как изобретение пенициллина или парового двигателя, но, безусловно, это совсем не плохо, что у британской королевской особы однажды зародилась идея более универсальная, чем шесть браков или вторжение во Францию.
Как гласит история, длинный сюртук с фалдами как неформальная одежда становился все менее и менее популярным в Лондоне 1850-1860-х. «Хвосты» сначала убрали – по практическим соображениям – для облегчения верховой езды в Гайд-парке, а затем и во всей повседневной одежде. Хотя по вечерам фраки оставались обязательными для тех, кто хотел выглядеть шикарно. У мужчин вошло в привычку надевать бархатный пиджак поверх вечернего костюма, когда они выходили курить после обеда, – чтобы одежда не впитывала запах сигар, – и постепенно этот «курительный пиджак» [242] становился все короче. Очевидно, это Берти попросил Генри Пула сшить курительный пиджак из черной шерсти и с шелковыми лацканами, чтобы его можно было не снимать весь вечер,
242
Интересно, что этимология французского слова le smoking (смокинг) восходит к его истокам. Впрочем, это не только дань уважения Берти. Хотя курение до сих пор считается шиком среди французов, глагол fumer (курить) и все его производные, как правило, обозначают нечто вульгарное. Скажем, fumier – не что иное, как навоз.
Кстати, Берти повинен и в том, что смокинг, или динне-джекет (как называют его англичане), получил и другое название – таксидо. Летом 1886 года богатый американский торговец кофе по имени Джеймс Браун Поттер и его жена Кора приехали в Лондон и были приглашены на бал с участием Берти. Красавица Кора попалась ему на глаза, и он пригласил супружескую пару на ужин. Когда Джеймс спросил, что он должен надеть по такому случаю, Берти посоветовал ему обратиться к его личному портному.
Возможно, Берти втайне надеялся на то, что мужу-рогонос-цу выдадут костюм в комплекте с затычками для ушей и повязкой для глаз, но вышло так, что Генри Пул экипировал американца одним из укороченных пиджаков Берти. Мистер Браун Поттер привез смокинг домой и однажды явился в нем в свой нью-йоркский загородный клуб «Таксидо-Парк», откуда эта мода и распространилась по всей Америке, а пиджак получил новое имя. Если бы только Берти догадался запатентовать свое изобретение, его карточные долги остались бы в прошлом.
Берти оказал влияние и на женскую моду Парижа – главным образом через своих любовниц. Как мы видели в предыдущей главе, его избранницы зачастую начинали подражать в одежде принцессе Александре, подчеркивая свой особый статус. И поскольку самые стильные парижанки оказывались любовницами английского принца, другие женщины начинали брать с них пример.
Сдержанный стиль Александры привел к отказу от кринолина, который превратил женщин середины XIX века в ходячие абажуры. Эта мода на ультраширокую юбку, форму которой придавали многочисленные нижние юбки, началась в 1830-х годах и к 1850-м достигла экстремальных размеров, когда модницы уже еле передвигались под тяжестью своих поддевок, что вдохновило американца на изобретение изогнутой рамы, которая и придавала платью форму, избавляя женщин от необходимости носить столько нижних юбок. Кринолин достиг пика (или ширины) своей популярности при дворе Евгении; глубокий вырез лифа оставлял верхнюю половину женского торса заманчиво открытой, в то время как куполообразная юбка держала мужчин на расстоянии вытянутой руки – по крайней мере, до тех пор, пока женщина не вылезала из своего вечернего платья, чтобы подпустить мужчину ближе.
После краха двора Евгении вместе с его кринолинами все изменилось. Принцесса Александра была среди лидеров новой моды на платье, облегающее фигуру спереди, с объемной драпировкой сзади в виде турнюра. Поскольку у Александры остался на шее шрам после перенесенной в детстве операции, на публике она обычно появлялась в колье-ошейнике, которое тоже стало очень модным. По мере того как отношения в браке теряли свою пылкость, а сама она становилась все менее чувственной, ее декольте все чаще пряталось за высокими воротниками, и, как ни странно, сексуальные парижанки переняли и эту моду. В 1880-х годах Александра даже вдохновила парижских кокоток на то, чтобы копировать ее застывшее выражение лица, которое художник того времени, Поль Эллё, описывал как «серебряное зеркало».
Такие крайности были частью французской англомании, во многом порожденной Берти. Вечно появляясь в забавных, но стильных, ультрамодных обновках, он показывал Франции, что осада или резня не повод для того, чтобы отказываться от удовольствий этой жизни. Отныне для многих парижан он стал кумиром, несмотря на то (или как раз из-за того) что лондонские газеты по-прежнему жаловались на его расточительность, политическую неразборчивость и чрезмерное увлечение чужими женами.
Это благодаря Берти французы перешли на английский стиль коллективной охоты – с загоном дичи на линию стрелков. Осенью 1874 года друг Берти, герцог де Ларошфуко-Бизаччия, организовал охоту на фазана в Эсклимоне, своем лесном поместье недалеко от Парижа. Журналисты из газеты «Фигаро», приглашенные для освещения новаторского метода охоты, сообщили, что герцог и его друзья-роялисты все больше промахивались, в то время как Берти показал себя метким стрелком, лично уложив восемьдесят птиц. Они были слишком дипломатичны, а может, просто плохо информированы и не знали, что мудрый герцог предусмотрительно заказал у торговца птицей несколько сотен дохлых фазанов, чтобы порадовать гостей удачной охотой.
Когда Берти снова приехал во Францию в марте 1875 года, он снова был приглашен на chasse `a l'anglaise [243] , на этот раз в замок Серран на Луаре, где проживал еще один его французский друг-роялист, герцог де ла Тремуйль. Здесь, как говорят, Берти настрелял триста фазанов за одно утро понедельника. Сколько из них были мертвы задолго до того, как он вскинул ружье, теперь уже никто не скажет.
Дробовики конечно же были идеальным аксессуаром твидового стиля Берти, и порой это слепое копирование стиля английского помещика приводило к конфузам. Рассказывают
смешную историю про французского аристократа, который у себя в замке взял моду наряжаться как английский сельский джентльмен. Однажды он показывал каким-то англичанам свои конюшни, и в конце экскурсии один из них дал ему совет. По тому, как был одет хозяин, гости решили, что он конюх или грум (которого французы тоже называют по-английски – un groom). Аристократу показалось это настолько забавным, что он поместил совет в рамку и повесил в своей семейной галерее рядом с портретами благородных предков.243
Английская охота (фр.). – Примеч. пер.
В шикарных кварталах Парижа стало модным и говорить, как Берти, приправляя свой французский английскими словами. Биограф Филипп Жулиан пишет о парижском снобе, которому в ресторане подали плохое вино, и он во всеуслышание заявил, что отныне будет питаться только в «Кафе Англэ», где уж наверняка нальют «un hon claret» («хороший кларет»), ввернув исключительно английское слово «кларет», означающее то, что французы назвали бы Bordeaux rouge (красное вино бордо).
Появления Берти в Париже стали важным событием в культурной жизни города. Тут можно вспомнить комическую оперу Жака Оффенбаха и либреттиста Альбера Мильо, написанную в 1874 году, когда они снова оказались на пике популярности после падения Коммуны. Опера под названием «Мадам д’Аршидюк» рассказывает незатейливую историю эрцгерцога, который влюбляется в служанку, и Мильо умудрился (очень своевременно) вставить туда дуэт на франгле [244] . Два героя в гостинице притворяются англичанами и поют песенку, в которой есть такие строчки: «О, да! Давайте, давайте, boivez [245] вино, о, как прекрасно и божественно оно» и Very well, I tank [246] yew, oh my dear («Очень хорошо, спасибо, о, моя дорогая»). Сознательное нагромождение ошибок должно было развеселить парижского зрителя.
244
Franglais (фр., upon.) – соединение слов: francais – французский язык + anglais – английский язык – Примеч. пер.
245
Пейте (фр.) J —Примеч. пер.
246
Эти орфографические ошибки лишь отражают то, что французам трудно произносить шипящий звук «th». Коверкать английское «thank you» («спасибо») – излюбленная французская игра, и в числе вариантов произношения предлагаются «Saint Cloud» (Сен-Клу, пригород Парижа) или «ton cul» (что в переводе – «твоя задница»). В «Мадам д’Аршидюк» певец вполне мог исполнить и второй вариант (с задницей), чтобы сорвать аплодисменты.
Когда Берти посетил Париж в марте 1875 года, он отправился на «Мадам д’Аршидюк» и, можно сказать, помог этой опере стать хитом сезона после довольно вялой премьеры. Вероятно, он испытал особое удовольствие от дуэта на франгле. Если в нем была хоть толика литературного чутья (что спорно), он, возможно, заметил и весьма красноречивую строчку в песенке: «О! Ce rosbeef очень хорош». В контексте сценки это могло быть воспринято буквально: в том смысле, что ростбиф в гостинице очень хорош, но rosbif (в современной орфографии) – это еще и жаргонное название англичанина. В тот вечер все в театре знали, что le prince anglais [247] в зале, и легко себе представить, как певец отвешивает поклон в сторону Берти, когда поет эту песенку. Наверное, не будет слишком смело предположить, что Оффенбах и Мильо придумали эту сценку с франгле, чтобы привлечь внимание Берти. Если так, то их стратегия сработала идеально, потому что Берти стал постоянным зрителем этой оперетты.
247
Английский принц (фр.). – Примеч. пер.
Разумеется, во время действия Берти больше глазел по сторонам, разглядывая в лорнет красивых женщин в зале, но, в конце концов, большинство из них только за тем и ходили в театр, чтобы себя показать. Но и на Берти было нацелено множество биноклей – все пытались рассмотреть, как он был одет в тот вечер. В 1870-1880-е годы Париж хоть и был республиканским, но его стиль определял наследный принц.
Было бы преувеличением сказать, что только Берти и Александра оказали большое влияние на парижскую моду – по крайней мере, в женской одежде. Не будем умалять заслуг другого англичанина, Чарльза Ворта.
Амбициозный 20-летний торговец тканями, Ворт впервые приехал в Париж в 1845 году и устроился на работу в дом моды «Мезон Гаглен», популярный магазин по продаже тканей и готовой одежды. Ворт начал придумывать новые модели платья и вскоре получил повышение по службе и долю в бизнесе, возглавив отдел. Когда «Мезон Гаглен» пригласили к участию в конкурсе на изготовление свадебного наряда императрицы Евгении в 1853 году, Ворт предложил некоторые свои платья, которые были замечены новой первой леди Парижа. Получив приз на Парижской выставке 1855 года (разумеется, он участвовал во французской экспозиции, представляя «Мезон Гаглен»), англичанин подыскал себе и спонсора – шведа по имени Отто Боберг – и открыл собственный магазин на шикарной улице де ла Пэ, между Оперой и площадью Согласия.