Самый лучший коммунист

Олимпиада для нашей страны получилась загляденье: наши спортсмены бы и без «лечения астмы» показали полную доминацию, но с «лечением» получилось еще лучше. Словом — болеть и радоваться за соотечественников было приятно! Этому немножко помогал канал «Восток», целиком отданный под трансляции спортивных событий — за исключением тех, которые показывали по Центральным каналам.

Студия, свет, камеры, мотор!

— Здравствуйте, уважаемые телезрители! Не отпускает зимняя Олимпиада, продолжает радовать интересными деталями, и я просто не могу не поделиться с вами одной из них, — широкая улыбка, щелчок пальцами, который после монтажа явит рядом со мной переведенную статью из японской газеты. — Эта статья принадлежит перу японского спортивного журналиста Хаяси Казуме-сенсею. Статья отличная, полностью соответствующая профессиональной этике — плохого журналиста освещать Олимпиаду бы и не пустили. Но мир — штука сложная, и порой в нем случаются моменты из разряда «нарочно не придумаешь». Основной текст статьи нам сейчас не интересен, нас интересует заголовок. Цитирую: «Сказав волшебное слово „Дахусим“, русский лыжник выиграл Олимпиаду», — пауза, расширение улыбки. — Человек, о котором написана данная статья, согласился прийти в нашу студию. Встречайте — заслуженный мастер спорта Советского Союза, золотой медалист в дисциплинах «гонка на 30 км», «эстафета 4x10 км» и серебряный медалист гонки на 50 км, Вячеслав Петрович Веденин!

Под отбивочку я встал из-за стола и пожал руку Вячеславу Петровичу. Уселись, поздоровались.

— Вячеслав Петрович, первым делом позвольте поздравить вас с победами.

— Спасибо.

— Скажите, — я хохотнул. — «Дахусим» — это то, о чем сейчас думают все русскоговорящие граждане?

Улыбнувшись, Веденин кивнул:

— Именно оно! Правда не слово, а фраза. И не волшебная, но в трудные моменты странным образом помогает.

Поржали.

— Поделитесь с нами обстоятельствами вашего, так сказать, экспресс-интервью?

— Затем и здесь, — кивнул лыжник. — Это перед «тридцаткой» было. Половина участников уже на дистанции, мне вот-вот стартовать, и тут снег повалил. Густой, липкий — считай, пурга. Я начал лыжи перемазывать, под изменившиеся условия готовить. Тут ко мне журналист подходит — их, кстати, спортсмены терпеть не могут, открою вам секрет.

— Могу понять, — покивал я. — В момент, когда человек готовится оставить всего себя на снаряде или дистанции, под руку лезть как-то не очень.

— Палкой бы их ткнуть, — мечтательно вздохнул Веденин. — Но я понимаю, что это у товарищей журналистов работа такая, и они стараются сделать ее хорошо.

— Предлагаю товарищам спортсменам со всего мира сформировать и направить петицию в Международный Олимпийский комитет, — подсуетился я. — Попросив ограничить присутствие журналистов рядом со спортсменами непосредственно перед стартом. Извините, Вячеслав Петрович, отвлекся.

— Ничего, — простил он меня. — Дело хорошее, а то ведь кто и вправду палкой ткнуть может.

— Не наши спортсмены, конечно, — покивал я.

— Конечно не наши! — хохотнул лыжник. — Так вот — лыжи перемазываю, а Хаяси-сенсей спрашивает: «думаете, это поможет? Вон снег какой валит!». Ну я как-то машинально волшебство и применил.

Поржали.

— Что ж, — пожал я плечами. — Табуированную лексику на людях использовать неприлично, но с поправкой на ситуацию, думаю, никто вас за это не осудит, Вячеслав Владимирович.

— Я вообще стараюсь не материться, — покачал он головой и посмотрел в камеру. — Простите, товарищи, не сдержался, — повернулся ко мне и улыбнулся. — Признаюсь — если бы знал, что «дахусим» волшебным словом назначат, специально бы так ответил.

— Очень смешно получилось! — хохотнув, покивал я. — Расскажете о гонке?

— Ехал, снег везде, не видно ни зги, — ответил он. — Как финишировал — почти не помню. Черту пересёк, и все — темнота. Очнулся уже после финиша, от того, что мне зубы пытаются разжать — так сжал, что говорить не могу. Когда дар речи вернулся, первым делом спросил: «Ну как, мы выиграли?». Не понимал уже ничего под конец.

— Вот так, товарищи, Олимпийское золото и добывается — со сжатыми зубами, — прокомментировал я. — С вашего позволения, Вячеслав Петрович, хотел бы заострить внимание еще на одном моменте — вашем сегменте эстафеты.

— И я бы хотел! — кивнул он. — К концу третьего этапа наша команда уступала норвежцам под минуту. В победу мало кто верил, и наши журналисты и болельщики начали с трибун разбегаться. Обидно ужасно — насколько можно в нашего лыжника не верить!

— Да вы что? — изобразил я удивление. — Может от холода разбежались?

— Если бы! — фыркнул он. — Просто магазины в городе последний день работали, на завтра выходной был, вот и побежали закупаться. Мы ради страны и личных спортивных достижений бежали, и знали, что на нас из дома миллионы товарищей смотрят, выкладывались. А товарищи из официальной делегации потом у иностранцев фотографии финиша выменивали — своих-то не сделали, из магазина трассу не видно. Чисто по-человечески обидно, товарищи.

Повернувшись в камеру, я обратился к членам делегации:

— Товарищи, мы все понимаем — хочется товарного изобилия и личных покупок, но вас в Японию работать отправили, а не по магазинам ходить. Придется пересмотреть состав делегаций к следующей Олимпиаде в пользу более сознательных и профессиональных товарищей. Отдельно замечу, что по всему Союзу уже давненько работает сеть магазинов «Токио», в которых представлен большой ассортимент японских текстильных и промышленных товаров. Есть такой магазин и в Москве, откуда делегатов и набирали. Стыдно, товарищи! И не перед сборной, а перед Советскими любителями спорта — почему они не получили информацию и фотографические материалы из первых рук, а пересказы и копии зарубежных материалов? Но вернемся к победе нашей сборной, Вячеслав Петрович. С вашего позволения продемонстрирую фрагмент подготовки к вашему этапу эстафеты.

— Показывай, — одобрил Веденин.

Проектор ожив, показав картинку с трассы: на ней Вячеслав Петрович, стоя рядом с норвежцами, снял лыжи и принялся их натирать. Соперники, некоторое время понаблюдав за ним, занялись тем же самым. Запись закончилась.

— Спортивная хитрость, — с улыбкой заявил лыжник. — Мы, как я уже сказал, от норвежцев под минуту отстали. Нужны были решительные меры. Норвежцы, понятное дело, после моей победы в гонке на тридцать км, в волшебное слово не поверили, а вот на мазь внимание обратили. Вот, мол, Веденин какой умник — инвентарь готовить умеет. На этом я их и подловил — подошел поближе и давай вид делать, что лыжи перемазываю.

— Вид? — акцентировал я.

— Вид! — подтвердил он. — В тех условиях и той мазью мазать — только портить, вот я и не стал.

— Та-а-к, — оживившись, я наклонился поближе.

— Делаю вид, значит, и думаю — клюнет или нет? Клюнуло! Норвежцы всполошились и лыжи Харвикену — главный соперник мой — перемазали.

Поржали.

— А дальше?

— А дальше я Харвикена за километр с небольшим до финиша догнал. Он не выдержал и уступил лыжню. Я к этому моменту уже почти ничего вокруг не видел и не слышал — знал только, что финиш скоро, и товарищи на меня надеются. Покосился на Харвикена, а ему тоже несладко — вместо лица какая-то маска черная стала. Метров четыреста он еще держался, его лыжи по моим щелкали, а потом отстал.

— Насколько, по вашему мнению, помогла спортивная хитрость? — спросил я.

— Смотрю кому, — с улыбкой ответил Веденин.

Поржали.

— А что вы ответите тем товарищам, которые попробуют вас обвинить в нечестной победе? — спросил я.

— Я отвечу, что в спорте ум и смекалка важны не меньше, чем физические кондиции, — ответил лыжник.

— Огромное спасибо за то, что пришли, Вячеслав Петрович, — протянул руку олимпийскому чемпиону.

— Зови еще, — пожал он.

Повернувшись к камере, я объявил: