Самый опасный человек Японии

— Я буду думать об этом постоянно, — ответил Кимитакэ. — Обещаю.

— Это ты хорошо решил. Сама смерть отступает перед тем, кто думает в правильном направлении. А сейчас я хочу, чтобы ты взглянул ещё кое на что.

Адмирал повернулся вбок и принялся рыться в одинаковых синих папках. Кимитакэ ожидал целого облака пыли, но пыли не было — получается, папки были получены совсем недавно. Наконец он вытащил какой-то журнал и бросил его на стол перед Кимитакэ.

Сначала школьник подумал, что это какой-то английский литературный журнал. Потом пригляделся и узнал знаменитое издание — хотя и не очень понял, где директор школы его раздобыл и почему показывает.

Это был один из номеров легендарного британского журнала «Ланцет» за 1942 год.

— Что вы хотите, чтобы я здесь увидел? — спросил Кимитакэ. — Это связано с каллиграфией или с разведкой?

— Это связано с нашими героическими соотечественниками, — ответил адмирал. — Если ты хорошенько полистаешь этот номер, то найдёшь там статью за подписью Масадзи Китано. Это профессор и армейский хирург второго ранга, командир Главного управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии. Ассенизаторы, если по-простому.

— И даже среди фекалий он находит время для научной работы, — осторожно предположил Кимитакэ.

— Собственно, продвигать науку — и есть его основная обязанность. И судя по размерам тестовой группы, наш армейский хирург второго ранга всецело предан своей цели.

Тем временем Кимитакэ уже отыскал нужную статью. Кроме японского имени автора, она мало чем отличалась от соседних.

Кимитакэ принялся разбирать английский текст, по-прежнему недоумевая. Неужели от него хотят перевода научной статьи?

— Он пишет про испытания всевозможных опасных инфекций на маньчжурских обезьянах, — сообщил Кимитакэ. — Выборка у него громадная — около пяти тысяч обезьян в конце концов только умерло.

— Да, именно это там и написано. А после статьи напечатан список рецензентов. Все они — именитые медики и биологи. И все они прекрасно знают, что никаких особенных обезьян в Маньчжурии не водится. Там водится лишь один вид обезьянообразных, в котором нет ничего особенного для данного региона. И даже ты знаешь какой.

В кабинете воцарилась тишина. Школьник обдумывал, директор ждал.

— Это что — на людях? — осторожно спросил Кимитакэ.

— А ты догадлив, — заметил адмирал. — Ты и правда годишься в разведчики.

— Получается, он заморил где-то пять тысяч…

— Только в рамках этого исследования. И кто-то, возможно, всё-таки выжил.

— А что происходит с теми, кто… ну, пережил эксперимент? Их содержат как-то. Если их отпускать, они могут поднять шум.

— Выживших отправляют на новые эксперименты. Зачем их отпускать? Разве мы отпускаем лабораторных мышей?

— И всё это свободно публикуется в английских журналах.

— Современная наука границ не знает, — заверил адмирал. — Англия и Германия тоже были в состоянии войны, когда Эйнштейн обнародовал теорию относительности. Если будет надо — и экспедицию в тропики организуют, и даже обезьян в Маньчжурии найдут. Вот увидишь, и нашему хирургу второго ранга ничего не будет, если его только русские не похитят или китайские подпольщики не доберутся. Они люди идейные, таких не переболтаешь. А вот коллеги своего не выдадут. Возможно, когда на море станет безопаснее, он будет снова на международные медицинские конгрессы ездить.

— Хорошо устроился.

— Держи это в памяти, когда Окава будет экзаменовать, — заметил адмирал. — Ты должен придумать, как стать автором английского журнала. Чтобы не попасть туда же в качестве маньчжурской обезьяны.

— А когда этот экзамен начнётся? Я не опоздаю с подготовкой?

— Ты не опоздаешь. Он уже начался. Мы решили не мучать школьников лекцией и сразу перейти к проверке. Можешь идти.

Кимитакэ поднялся из-за стола и только сейчас ощутил, как одеревенели его ноги.

Уже возле выхода из комнаты он остановился и спросил:

— У меня один вопрос, господин директор. Вот вы сказали про русских и про китайских партизан. А если бы вам этот хирург второго ранга в руки попался — вы бы что с ним сделали? Разрешили бы и дальше заниматься наукой?

— Я хочу, чтобы ты знал, Кими-кун, — ответил директор школы. — В сердце адмирала Яманаси нет змей. За свою карьеру я много раз ошибался, много раз наказывал ни за что и награждал незаслуженно. Но в сердце адмирала Яманаси нет змей!

4. Экзаменация

Актовый зал самой престижной школы Японии был построен по европейскому проекту, стилизованному под старинный зал для тренировок. Белёные кирпичные стены венчала красночерепичная крыша, изогнутая в старинном стиле.

Перед ним уже стояли старшеклассники, сбившись в небольшие группки. Их ученическая форма казалась особенно чёрной на фоне белоснежной стены. Юкио тоже был здесь, его было легко опознать по длинной, лоснящейся причёске. Он стоял чуть позади кучки, что собралась вокруг старосты класса, не говорил ни слова, но внимательно слушал. Его красивое, точёное лицо с выразительными чёрными глазами и длинными, как у девушки, ресницами навевало жуть — внутреннее напряжение так и полыхало под фарфорово-белой кожей.

Ёко с ним уже не было. Видимо, убежала в женский корпус делиться новостями с подругами.

Кимитакэ хотел спросить, здесь очередь или вызывают. Но тут лакированные алые двери распахнулись и оттуда вывалилось грузное тело Тоёхару.

Здоровяк рыдал, спрятав в ладони пухлые щёки. Шагая наугад, он чудом не свалился со ступенек, потом всё-таки спустился на дорожку и зашагал куда-то не туда.

Что же там такое делают?..

— Ты чего, успокойся, плакать не надо, — робко произнёс староста. — Мы ведь сейчас… на заре новой эры...

— Это не заря, — вдруг подал голос Юкио. — Это зарево.

И прежде чем хоть кто-то сумел хоть что-нибудь сообразить, длинноволосый схватил Кимитакэ за руку и потащил к зиявшему входу.

Тоёхару так и стоял на дорожке, не в силах ни сдержать слёз, ни убраться с пути. Юкио походя столкнул его в кусты, а Кимитакэ вдруг понял, почему его всегда смущала фамилия этого незадачливого здоровяка.

Тоёхарой назывался один из городов Южного Сахалина, которым управлял его дедушка.

Тем временем Юкио втащил приятеля внутрь актового зала и так быстро захлопнул дверь, что по просторному помещению прокатилось эхо.