Самый скандальный развод

– Нам непременно нужно попасть внутрь-с! – решил Аполлинарий Модестович и опять забарабанил в дверь, но потомок великого писателя уж не обращал на незваных гостей никакого внимания, а, будто издеваясь, громко пел песни – так, чтоб снаружи слышно было:

– Не женися на богатiй,Бо вижене з хати,Не женися на убогiй,Бо не будеш спати.Оженись на вольнiй волi,На козацькiй долi... [1]

1

Стихотворение Т. Г. Шевченко от 4 октября 1845 года.

Супругам казалось, что песне этой не будет конца. На улице уже светало, когда Микола Тарасович затянул свою любимую (так же громко и монотонно) – о том, как его «со сранья маты побудыла» и в то время как «маты» «ши з ракамы взварыла», он с кем-то «пийде по сыру картошку».

В шесть часов утра на пороге появился он сам и, предусмотрительно закрыв дверь на ключ, решительными шагами подошел к кухвам. Через мгновенье гоголеведы услышали звук, похожий на тот, как если бы включили водопроводный кран под сильным напором.

– Баночка! Нужна баночка! – в крайнем возбуждении прокричала Вероника Адамовна, видимо, надеясь осуществить анализ ДНК путем сравнения мочи потомка и соскоба с ребра его знаменательного предка. Однако, к великому сожалению, баночки не оказалось.

– Пусти нас, Миколуфка! – не отступала Вероника Адамовна.

– Влизлы свыньи в хату, да и лапы на стол сують! – отвечал «Миколуфка», собираясь снова исчезнуть за дверью.

– Микола Тарасыч, если не хочешь в Москву ехать, так дай хоть с головы несколько волосков состричь для анализа-с! – взмолился Аполлинарий Модестович.

– Дулю вам, а не чуб! – довольно грубо сказал праправнук Гоголя и изобразил комбинацию из трех пальцев. – О, сатанинське наваждение! Шоб вас тарантасом переихало! Шоб вам всю жизнь камнями давытыся! – прокричал потомок и плюнул в гоголеведов. И тут произошло чудо – Вероника Адамовна каким-то непостижимым образом изловчилась и на лету поймала плевок носовым платком.

Усталые, окоченевшие, но счастливые, Аполлинарий Модестович с Вероникой Адамовной поплелись прочь от хаты потомка великого русского писателя, автора бессмертного «Портрета». Теперь у них была возможность сравнить плевок Миколы Тарасовича с соскобом драгоценного ребра, которое дожидалось их в ячейке московского коммерческого банка.

– Представляешь! За плевком в такую даль ездили! – Пулька залилась гомерическим смехом и, выключив диктофон с речью праправнука Гоголя (ее родители записывали каждое его слово для будущих поколений), налила нам еще по стопке разведенного спирта.

По приезде в Москву супруги сломя голову помчались делать экспертизу драгоценного ребра, кинулись анализировать его с не менее драгоценным плевком Миколы Тарасовича Яновского с носового платка Вероники Адамовны Дерюгиной.

Вердикт был таков: Микола Тарасович Яновский не является потомком великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя, автора бессмертной «Пропавшей грамоты». Когда Пулькина мамаша узнала результат, лицо и шея ее покрылись пурпурными пятнами, руки задрожали, и она рухнула заживо прямо на пол в кабинете того самого специалиста, который посмел сказать подобную гадость ей в глаза.

Придя в себя после того, как Аполлинарий Модестович на пару с гнусным неквалифицированным специалистом обрызгали ее водой, подобно тому, как ретивая хозяйка при глажке пересушенного белья прыскает на него изо рта, Вероника Адамовна повторила знаменитую, ставшую крылатой, фразу Станиславского:

– Не вейю!!! – сказала она это так враждебно, так категорично – поистине с тремя восклицательными знаками, чем ввела в крайнее замешательство неквалифицированного специалиста. Аполлинарий Модестович поспешил взять ее под локоть и буквально силой вытащил из кабинета.

Придя домой, Пулькина мамаша молчала в течение двух часов. Муж наблюдал за ней с беспокойством. И вдруг, первый раз за всю совместную жизнь, Вероника Адамовна, которая отличалась кротким, спокойным характером, посмела поднять на мужа голос:

– Я поняла! Я все поняла! Сейчас в мою голову пьифла гениальная идея!

– Какая-с, милочка? – поинтересовался Аполлинарий Модестович.

– Ты пьивез не то ебъо! Это не ебъо Гоголя! Может, оно пьинадлежит Иванову, Петъову, Сидоову, но не Николаю Васильевичу!

– А может, это вы, голубушка-с моя, успели высморкаться в свой носовой платок до того, как поймали на лету плевок Миколы Тарасыча?!

– Платок был чист! Я туда не смойкалась! – яростно прокричала она и рассказала мужу все-все, что скрывала от него долгое время и на какие жертвы шла ради науки.

А именно...

Случайно встретившись у телецентра в тот самый день, когда меня отыскала Адочка на передаче «От меня нигде не скроешься», Вероника Адамовна и Нитра договорились тайно ото всех (под покровом ночи) пробраться на кладбище для осуществления своих планов. У Нитры была цель – добыть глаз, у Вероники Адамовны – что-нибудь, что осталось от великого русского писателя, для проведения качественного анализа ДНК, а не такого, как сейчас – с этим ребром!

Только теперь, за трехлитровой банкой разведенного спирта, я поняла, почему эти две столь разные женщины уединились тогда, у телецентра, и что-то яростно обсуждали. Только теперь я поняла, что могло их связывать – ночные дежурства на кладбище.

С тех самых пор, как я обрела кузину, Нитра с Вероникой Адамовной проникали каждый вечер на кладбище и, дождавшись закрытия, блуждали по нему, как два бестелесных призрака, до самого утра. Одна примечала свежие могилки, другая – с лопатой пряталась у памятника великому русскому писателю. Когда же Аполлинарий Модестович отправился в город Кишковерстск, жена его обрела полную свободу и торчала в городе мертвых не только по ночам, но и днем.

Эти так называемые «дежурства» продолжались до той роковой ночи, когда Нитра увидела настоящее привидение. Поначалу она подумала, что это Пулькина мамаша, но, приглядевшись, не обнаружила в длинной тени, пронесшейся мимо нее, ничего общего с Вероникой Адамовной. Она закричала, будто кто-то тянул ее в могилу, и понеслась к забору. Вслед за ней к забору понеслась Вероника Адамовна и привидение. Добежав до стены, обе женщины от страха забились в конвульсиях, а привидение проговорило хрипатым голосом:

– Ах вы некрофилки мерзопакостные! Безбожницы! Извращенки!

Вероника Адамовна приоткрыла один глаз и увидела при свете фонаря огромного лысого «молодца», лет сорока пяти, в женском пальто на меховой синтетической подкладке.

Придя в себя и поняв, что перед ними не призрак, а скорее всего сторож или бомж, который тут живет постоянно, Пулькина мать нашлась и сказала, что они проводят эксперимент и ночуют на кладбище исключительно в научных целях. «Молодец» усмехнулся – в свете фонаря зловеще блеснул его металлический зуб: