Самый умный, или Новые бойцы невидимого фронта

Политике нет

– Геннадий Петрович, а почему мы не занимаемся политикой? – Спросила как – то по дороге на работу Вера Марковна. Ранним утром ее «пробило» на новые бизнес – идеи.

– Политика? Я бы хотел заняться политикой, потому как она – сконцентрированная экономика, больше денег, больше влияния, больше ценность информации. Шутка ли – намекнешь, что национализируешь банки, и можно скупать акции российских финансовых институтов по дешевке.

«Нет, на таком уровне еще можно заняться – придумывать, кому что говорить, чтобы слово рублем или другой стабильной валютой отозвалось. Но в этом секторе все и так понимают, о чем и как надо говорить. Рассылать пресс – релизы тут бессмысленно – не тот уровень. Достаточно позаботиться, чтобы первые каналы отписались (они и так подконтрольные), плюс основные деловые (всякие эр – бэ – ки, коммерсанты, ведомости – за эксклюзив горло перегрызут), плюс международные (раша тудэй, евроньюз – тоже всегда стойка «дай конфетку» на президента – премьера – правительство)», – размышлял Геннадий. Он предполагал, что возможно, его к таким заказам скоро подпустят, но только как пиар – прокладку, информацию распространять. Если есть, кого нанять, и есть, на что нанять, то почему нет? Вспомнил шутку про советского профессора: «Срать – это умственный труд или физический? Был бы физический – я бы нанял». Вот будем за других в ноосферу срать. Течение утренних мыслей, если едешь без пробок, непредсказуемо. Что ж, посмотрим, всякий новый опыт в профессии всецело полезен.

– В принципе, да. Я согласна. Помнишь лекции? Нам и говорили, что все первые лица – дурилки картонные, говорящие головы, «профессиональные гости», блин. Уж когда выборы были, еще можно было в чем – то где – то как – то себя проявить, потягаться там, с Минтусовым, с Кошмаровым. А сейчас? Хотя, я читала интервью политтехнолога известного, он говорит, что и сейчас работы хватает. – Размышляла, но вслух, Вера Марковна. Продолжила про себя:

«Когда на сцене, то есть политической арене, творится балаган, лучше его даже не смотреть, не то, чтобы режиссировать. Да и режиссировать этих кукол, в общем, неинтересно. Составление черных списков – кому можно, а кому нельзя – занятие не особо пыльное. Но никакого творчества! Хорошо, что мы политикой не занимаемся».

Сегодня Геннадий решил посвятить день литературе. Своей литературе.

6. Застолье.

Ближе к вечеру меня позвали на один из участков, где прямо на улице начиналось какое – то застолье. Сначала я отнекивался, но, увидев за столом бабу Раю, решил, что это хороший повод снова поговорить о Мужике.

– Здравствуйте еще раз, я сегодня весь день до Вас достучаться пытался, – подсаживаясь к ней, сказал я.

– Ой, родненький, я коров стерегла. Намучилась сегодня с ними, сил нет! – она протянула мне стакан с мутной жидкостью.

– Я вот, что еще о Мужике узнать хотел…

– Родненький, давай сейчас об этом не будем. Смотри, тут вся деревня собралась, – она обвела рукой стол, – сиди, знакомься.

Вдруг я вспомнил о странном парне, которого повстречал у покореженных ворот и обратил внимание, что его нет среди собравшихся.

– Этот? А он не коренной.

7. А был ли итог?

Изрядно подвыпив, я завел знакомство с человеком, который представился мне местным художником. Разумеется, он тоже отказался говорить о Маленьком Мужике, однако он не отрицал того, что прекрасно знает, как тот выглядит.

– Я тут кое – какие записи делаю. Сможешь мне там гнома этого нарисовать? – спросил я, заглядывая в сумку.

Художник дал утвердительный ответ, но, к своему удивлению, я не обнаружил в сумке ни тетради, ни даже ручки. На секунду мне показалось, что мои записи догорают в костре, который развели местные. Мы условились, что рисунок Мужика художник сделает в другой день, кроме того, он предложил мне переночевать под его крышей.

8. Вторая ночь.

Я проснулся среди ночи, мучаясь от жажды. К счастью, прямо возле моей кровати заботливый хозяин дома оставил ведро с колодезной водой, а рядом железную кружку. Промочив горло, я уже хотел было снова продолжить сон, как вдруг услышал где – то у входной двери топот маленьких ножек, а затем какую – то возню.

Я вскочил с кровати и выбежал в сени, но никого там не обнаружил. Художник и вовсе не проснулся. Этот эпизод мог взволновать меня куда сильнее, если бы я был в несколько другом состоянии, однако, я не придал этому особого значения и, вернувшись в комнату, снова завалился в кровать. За секунду до погружения в сон, мне показалось, что топот возобновился.

9. Утренний инцидент.

Меня еще ни разу не будили настолько бесцеремонно и неприятно. Сначала меня окатили холодной водой (видимо, из того же ведра, что стояло рядом), затем стащили с меня одеяло, после чего вообще сбросили с кровати на пол. Я напоролся на что – то острое на полу и довольно сильно рассек себе щеку. Удивительно, что я не наступил на это ночью. Резкая боль мгновенно привела меня в чувства. Я обернулся и увидел длинноволосого парня с палкой в руках, который склонился надо мной. «Я же сказал, чтобы ты не засматривался! Я же твой единственный друг!» – проревел он, но тут же был оглушен пришедшим на звуки борьбы художником.

Детская ПРоблематика

Утренний звонок разбудил Геннадия: «К Вам можно обратиться за контрпиаром? Это детский дом». Голос на том конце провода звучал сбивчиво. Звонили напрямую ему, значит, в офисе дали телефон, потому что не могут решить, что с таким клиентом делать. Геннадий интуитивно понимал, с кем можно иметь дело, а с кем бесполезно. Может, это и не было интуицией, а рефлексом заработать на каждом обращении, не потерять звонок – чтобы человек созрел до обращения именно в пиар – агентство, нужна была серьезная пропагандисткая работа, которая не прекращалась Геннадием каждый день. И плоды надо было пожинать – иначе, смысл тогда рассказывать о Всесильной Силе Пиара? Он хорошо помнил случай, когда также по мобильному, в выходной день, попросил от потенциального клиента справку.

– Какую справку? – Удивился молодой голос, желавший переплыть на весельной лодке Индийский океан и хотевший найти спонсоров через пиар – агентство.

У Геннадия хватило ума ответить «не медицинскую, конечно же», хотя он, кажется, имел в виду именно ее.

– Про Вас, кто Вы и что Вы, чем занимаетесь, опыт, что по этой теме уже сами наработали.

В итоге заказ состоялся, человек уплыл в прямом смысле – через свой Индийский океан. Что же ждало Геннадия на этот раз, что скрывалось за словами «контрпиар детского дома»? Эту загадку и хотел для начала решить глава «РосПиара», а там посмотрим. Геннадий Петрович любил детей, и это было взаимно.

– Давайте встретимся. Вас как зовут?

– Галина.

Умылся, позавтракал на скорую руку, почитал новости Яндекса – первые заголовки: «Ничего интересного. Точку в заголовке пропустили, грамотеи, даже модерировать разучились». Постоял в пробке, поглазел на привлекательную девушку, продающую карты Москвы, российские флаги и зарядки для мобильных перед светофором, и – приехал. «Шоколадница» – отличные завтраки, и процент красивых официанток с восточной внешностью рос с каждым месяцем. «Надеюсь, они их на кухню не подпустят?» – в России Геннадий Петрович предпочитал пищу, приготовленную руками же его соотечественников. Никакого шовинизма, просто он в загранице, вдалеке от дома, за собой следил менее тщательно, а всех судил по себе – была у него такая привычка: «Я – человек, а человек – есть мера всех вещей», вроде Протагор.

Встретились уже через два с половиной часа.

– Меня зовут Галина. У нас в Новгородской области, недалеко от Боровичей, открылся детский дом. Но это они так называют, детский дом. Хотят, чтобы их все такими знали. А на самом деле – это секта. Там живут дети не только сироты, но и из окрестных деревень – Любитово, Захарьино, Кемцы, да много. Детей кормят, поят, учат. Но они становятся злые какие – то что ли.

– Так, Галина, спокойно. Боровичи – это где? И Вы еще о контрпиаре говорили, Вы что в этом разбираетесь? – Геннадий размешал мед в овсяной каше. Собеседница закурила, отхлебнула кофе.

– Это Великий Новгород, недалеко от Ленинграда, рядом Бологое. Боровичи – это уже Новгородская область, а дело происходит рядом с Любитово, в лесу. Там раньше школа была, она сгорела, ее восстановили, и вот там. Любитово – это Тверская область.

В пиаре и контрпиаре я не особо разбираюсь. У меня соседка в Твери чем – то таким занимается, на городскую администрацию работала. Вот и каждый вечер я из – за стены слушала: пиар, контрпиар, информационное противодействие…

– А к Вам это информационное противодействие какое отношение имеет? И вообще, Вы сами кто, какая у Вас заинтересованность? – Геннадий еще не понимал, как можно деревенской жительнице, немолодой, в общем – то, даме, лезть не в свое дело, кидаться словами «контрпиар», «пиар», заботиться там о каких – то детях малознакомых.