Санки, козел, паровоз

И ушел — уже серело.

Неплохое место еще для пары-тройки писем Виталика — в них он на редкость похож на своего нудновато-правильного, обстоятельного папу.

28. VII.1958

Здравствуй, дорогая мамочка!

Вчера приехали в Алушту и сразу достали койки (по 8 р.). Едим в столовой. Фрукты здесь дорогие, а помидоры дешевые, 2 р. Погоды лучше не придумать, 26–28°.

В море тепло. Медуз, слава богу, нет, а то ты знаешь, какие нежные чувства я к ним испытываю. Отдыхаем мы превосходно. Как ни странно, я еще ничего не потерял — ни расчески, ни ножика. Яша, бедняга, сгорел на солнце, и шкурка с него лезет, как с ошпаренного помидора, хоть мы вылили на него ведро одеколона и втерли тонну вазелина. А у меня железнейший загар шоколадного цвета.

Вчера бегал на почту, но писем не было. Уж очень хочется получить весточку от вас. Напишите подробно, как живете, как наша кроха — Валерик.

Целую.

Виталик

Мамочка, дорогая моя!

Судя по твоей открытке, ты очень переживаешь. Опять бабушка сцепилась с АНК? Не волнуйся обо мне, ведь я тебя очень люблю и очень осторожен. Прошу тебя, развеселись немного. Я так хочу представлять тебя улыбающейся. Как мой братишка? Уже сидит? А может быть, стоит? Хотя ты мне, кажется, говорила, что дети сперва стоят, а потом сидят.

Я здесь в основном сплю и ем, а в перерывах купаюсь и загораю. Денег у нас вполне хватает, и, хотя фрукты дороговаты, мы едим груши и абрикосы (яблоки здесь 18–20 р., вишни — 15 р.) Зато помидоры 1 и 2 р. Едим в столовой, утром — яйца, творог со сметаной, каши — манную или рисовую. Днем — борщ или окрошку, мясо, компот. На ужин тоже что-нибудь мясное. В результате я вешу 67 кг 900 г. Сегодня к Алуште подошел красивый белый корабль с красным и зеленым флагами. Потом по набережной промчались Микоян и Ворошилов, сели на катера, помахали нам ручками и под овации энтузиастов с военной выправкой поехали на корабль. Тот дал пушечный выстрел, поднял якорь и скрылся. До чего красив! Кстати, на Ворошилове такая же шляпа, как у меня.

С нетерпением жду писем.

Привет Рахили и Нюте.

Крепко целую.

Виталик

Или вот — через десять лет. Время стоит.

17. VIII.1967

Мамочка, дорогая!

Теперь могу в спокойной обстановке написать тебе. Мы добрались до Планерского, нашли место потише, поставили палатки. В три часа уже все было готово, и мы пошли в кафе, до которого километра два (в первый день решили не готовить сами). Сегодня третий день отдыха. Погода чудесная: 25–27°. Ночи теплые. Вода, правда, слишком уж теплая, особенно к вечеру: почти не освежает. Но медуз мало.

О еде. На рынке есть виноград (80 коп. — 1 р.), яблоки (50–80 коп.), дыни (50 коп.), персики (40–70 коп.), помидоры (30–40 коп.), сливы (15 коп.). В магазине покупаем картошку, помидоры, груши, персики; на рынке — яблоки, дыни. Тушенка, крупа, сахар, масло у нас есть.

Завтра пойду заказывать билет на самолет. Хочу прилететь 3 сентября. Часть наших хочет ехать, часть — лететь. Если удастся, позвоню, но это нелегко. Жду от тебя письма: как себя чувствуешь, все ли здоровы, как Валерик. Привет Нюте, тете Рахили, дяде Толе. Адрес мой: Крым, пос. Планерское, до востреб. Затуловскому В.И.

Целую крепко.

Виталик

P.S.Здесь продают полудрагоценные камни: малахит, коралл, александрит, бирюзу, сердолик. Камни отшлифованы, но без оправы. Цены от 4 до 7 р. за камень. Напиши, чего бы хотелось. Я понимаю, что это трудно, не видя камней. Но все же я хотел бы знать цвет и форму (для серег? для кольца?). Деньги у меня есть, хватит на любую пару камней. Мне многие нравятся.

Вдали погас последний луч заката, и сразу тишина на землю пала. Прости меня, но я не виновата, что я любить и ждать тебя устала. Есть и другой вариант. Вдали от нас погиб Патрис Лумумба, а мы ему ничем помочь не можем. Его убил презренный Касавубу, а мы ему ничем помочь не можем. Помнишь, как мы часами пели в машине, чтобы Олю не укачивало? Морями теплыми омытая, лесами древними покрытая, страна родная Индонезия, в сердцах любовь к тебе храним… Мы едем в Одессу, перекусываем по дороге болгарскими голубцами, разогретыми на походном примусе. И поем, поем, поем. Тебя цветы одели яркие, тебя лучи ласкают жаркие, и пальмы стройные раскинулись по берегам твоим.

Песен требовалось много — на тысячу-то с лишним километров. Закончив «Индонезию», Виталик вспоминал то, что завязло в подкорке с детства и нечаянно вылезало на поверхность. Закурю-ка, что ли, папиросу я, мне бы, парню, жить и не тужить, полюбил я девушку курносую и теперь не знаю, как мне быть. Далее следует печальный рассказ о безответном чувстве. Не такая вовсе уж красавица, а проходит мимо — не глядит, то ли ей характер мой не нравится, то ли не подходит внешний вид.

Или:

По берлинской мостовой Кони шли на водопой, Шли, потряхивая гривой, Кони-дончаки. Распевает верховой: «Эх, ребята, не впервой Нам поить коней казачьих Из чужой реки». Казаки, казаки! Едут, едут По Берлину Наши казаки.

Потом появляется девушка с флажком, тонким станом и бирюзовыми очами и принимается регулировать движенье. Покончив с казаками и бирюзовоглазой регулировщицей, Виталик переходил к тягучим восточным руладам — но и там глаз было в избытке. Ах, как сладко пел Рашид Бейбутов:

Воды арыка бегут, как живые, Переливаясь, журча и звеня. Возле арыка, я помню, впервые Глянули эти глаза на меня. В нееееебе блещут звезды золотые. Ярче звезд очей твоих краса. Только у любимой могут быть такие Необыкновенные глаза! Где бы я ни был: в пустыне безбрежной, В море, в горах с пастухом у огня, — Эти глаза неотрывно и нежно, Мне помогая, глядят на меня. В неееебе…

Ну и так далее.

А ты пела смоляниновскую «динь-динь-динь» — нам с Ольгой ужасно нравилось. Тогда вообще славные песни были. Сейчас, надо тебе сказать, такое здесь творится! Поют все меньше, больше показывают ноги, сиськи и — ногти. Вот, скажем, певица с вполне музыкальным погонялом — что-то вроде Модератовой. Много желтых кудряшек. И голос есть какой-никакой. Да только дотерпеть до него надо: сначала долго-долго из-за кулис выползают ногти, а уж потом… М-да, большие перемены. Ногти взамен пения, а вместо рыбьего жира — «Омега 3». То же самое, но — красиво! Старый брюзга, знаю, как же. Вот вижу, как пара разнополых — ну хоть так — подростков в метро самозабвенно высасывают пломбы друг у друга, и кричу им: «Ребята! Попробуйте е…ся наедине. Это здорово, это классно, это — по-вашему говоря — прикольно. Поверьте моему опыту». Куда там — крик беззвучен, робею.

Ох, отвлекся. А еще была баллада про кошку и плов. Ты помнишь? Ну ее-то стоит привести целиком:

На Востоке любят Насреддина.

За веселый нрав и мудрость слов. Вот одна забавная былина Про жену, про кошку и про плов. Раз мудрец жене пять фунтов риса И еще пять фунтов мяса дал И в саду под тенью кипариса В ожиданье плова задремал. Но зато хозяйка не дремала соседа в гости позвала, Жирным пловом вдоволь угощала, А ушел — тарелки убрала. Встал мудрец, жена не растерялась И кричит: «Протри глаза, осел! Плов пропал! Пока я убиралась, Кошка весь очистила котел». Но мудрец без шума и без крика Кошку взял за хвост и за усы И спокойно сонную мурлыку Положил, как в лавке, на весы. Подождал немножко — И спросил мудрец без лишних слов: «Если это плов, то где же кошка? Если это кошка, гдеееее же плов?..»

С перерывами этого хватало до Орла. Путь на Чернигов проходил под «Челиту»:

Ну кто в нашем крае Челиту не знает: Она так умна, и прекрасна, И вспыльчива так, и властна, Что ей возражать опасно. И утром и ночью поет и хохочет, Веселье горит в ней, как пламя, И шутит она над нами, И с нею мы шутим сами. Ай-яй-я-яй! Что за девчонка! На все тотчас же сыщет ответ, Всегда смеется звонко. Ай-яй-я-яй! Зря не ищи ты, В деревне нашей, право же, нет Другой такой Челиты.

Ольге особенно нравилось это «Ай-яй-я-яй», поэтому мы повторяли его, понижая голос, пока она не засыпала и мы могли немного отдохнуть. Но вот на заднем сиденье возрождалась жизнь и звучало грозное: «Ну!» И тогда:

Жемчужные горы сулят ей сеньоры, Но денег Челите не надо, Она весела и рада Без денег и без наряда. По нраву Челите лишь солнце в зените, А всех кавалеров шикарней Считает простого парня, Что служит у нас в пекарне. Ай-яй-я-яй!..

До Белой Церкви пели про мельника, осла и мальчика:

Дедушка с внуком плетутся пешком, Ослик на дедушке едет верхом. — Тьфу ты! — хохочет народ у ворот. — Старый осел молодого везет! Где это видано, где это слыхано? Старый осел молодого везет.

До Умани мы успевали возненавидеть веселого парня из Карабаха, что поил своих коней прохладной, с гор водопадной, чистой, светлой и еще какой-то водой, снова вспомнить очи, что темней дарьяльской ночи, и бедную саклю Хасбулата. Правда, к Одессе подъезжали с лихой, с детства любимой, Утесовым петой и нынче забытой «Бородой»: