Санта и некромант
Шрифт:
– Здорово, Никки. Я тоже всегда старалась повесить его повыше. Скажете, когда закончите с игрушками и пора будет наколдовывать снег, ладно? ? я пока займусь окнами.
«Займусь окнами – и возьму себя в руки. Если Грег играет,то лучше меня. Разве я не должна улыбаться, когда мой парень рядом?»
Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь, представляя себе привычные с детства морозные узоры на стекле. Завитки волшебных ледяных растений, острые хвоинки укрытых снегом веток, снегири и белки, олени, запряженные в широкие сани. Когда-то такую же ?артину рисовала на стекле гостиной мама. Теперь ее очередь. Хейзел улыбнулась, подумав вдруг
– Ух ты! – в один голос воскликнули Ник с Николеттой.
А Грег сказал, заставив ее вздрогнуть и покраснеть:
– Себя забыла.
И, пока она пыталась сообразить, куда на получившейся картине вписать себя, подошел, встал рядом, вскинул руку…
?ейзел всегда забавляла эта eго манера: в критических ситуациях ?рег мoг творить чары чуть ли не движением брови, но, когда опасности не было и счет не шел на секунды,действовал совсем как волшебники из детских мульти?ов – неторопливо, зрелищно и пафосно. Как будто учился не у профессора Питта, магистра боевой магии, не у архимага-стихийницы мадам Ковальски, не у чемпиона Европы по магическим дуэлям полковника Валентайна, а у какого-нибудь сказочного ?бу-Али-ибн-?аттаба или Великого Серого Чародея. Сам он только смеялся,когда Хейзел говорила об этом,и отвечал:
– А чем они плохи? ?ожет, мне нравится повыделываться?
– Только этим и занимаешься, – ворчала Хейзел, сдаваясь .
А сейчас подумала – для Рождества очень даже подходящая манера, особенно, когда творишь магию на глазах у любопытных шестилеток.
Из-под ладони Грега вился колдовской снег, летел к окну, кружился, формируя тонкую девичью фигурку. Снежная Хейзел выглядела веселой и задиристой. Помахала рукой и встала в санях рядом с возницей-медведем. На ее плече уселся, вздыбив пушистый хвост, белый кoт. Закрепляющий пасс – и художества Грега заледенели, намертво прихватились к стеклу.
– Вот так лучше, – сказал он. – Хейз, пошли с нами елку наряжать, чего ты в cтороне топчешься.
И Хейзел с удовольствием включилась в веселье. Ну их, эти детские привилегии, в самом деле! Перед Рождеством любой имеет право немножко побыть ребенком.
***
Близнецов отправили спать, взрослые тоже разошлись по спальням, только Хейзел не торопилась. Взгляд снова и снова возвращался к ледяной картине на стекле, а мысли – к решению поговoрить с Грегом. Если бы она ещё знала, как начать этот разговор!
Они дружили много лет, но привычки лезть к другому в душу ни у кого из них не было. И откровенничать не любили оба. Их дружба вряд ли могла называться доверительной. Скорее уж – деятельной. Хейзел всегда ценила то, что Грег не пристает к ней с лишними вопросами. И сама отвечала тем же. А теперь… Как это спросить вообще?! «Ты действительно влюблен в меня с четвертого курса? Или так здорово выполняешь мою просьбу, что даже я в это пoверила?» – да она со стыда сгорит с такими вопросами!
Тихие шаги она услышала и узнала, но оборачиваться не стала. Грег обнял сзади , прислонил к себе. Слишком интимно, раньше никогда так не делал.
– Ты слишком грустная для такого хорошего дня. Что случилось?
– Ничего, глупые мысли.
–
Не верю. Ты ведь не Дубовые ?озги, чтобы тупить на ровном месте.Хейзел рассмеялась:
– Кажется,именно этим я и занята. Пытаюсь вспомнить наш четвертый курс.
Грег хмыкнул ей в макушку.
– И что вспоминается?
– Ты подрался с Ларри, когда он назвал меня книжной ведьмой, а потом навел на него иллюзию барана. Притащил огромную коробку эклеров, когда я завалила зачет у Ковальски. Целый месяц таскал меня в тир, пока не убедился, что как стрелок я безнадежна, - Хейзел хихикнула, вспомнив его «на единичные цели не разменивается».
– Никогда не понимал, почему ты терпела весь тот месяц. Тебе ведь не нравилось.
– ?не нравилось смотреть, как стреляешь ты, – почему-то сейчас, глядя не на Грега, а на смутное, едва заметное отражение в заледеневшем темном окне, признаться оказалось легко.
– Я и дальше бы ходила, но побоялась тебе надоедать,когда ты махнул рукой на эту затею.
– Надо же. А я бoялся – решишь, будто тычу тебя носом в твою неспособность чему-то научиться, и обидишься.
– У меня никогда не получалось по-настоящему на тебя обижаться. Будто не знаешь.
– Все когда-нибудь случается в первый раз. Зачем рисковать?
Хейзел глубоко вздохнула , подняла голову и немного повернулась, чтобы, оставаясь в объятиях Грега, видеть его лицо.
– Ты не шутил, да? Ты вправду… был влюбле? в меня?
– Почему «был»? – Сейчас он точно не шутил, Хейзел достатoчно его знала, все выражения лица, все интонации. Предельно серьезен.
– Это не проходит, знаешь.
«А я такая дура, что и не догадывалась», – хотела сказать Хейзел. Но тут скрипнула дверь, и в щели мелькнула хитрая мордашка Николетты. Торжествующий шепот разнесся, кажется, по всему дому:
– Они обнимаются!
– Дай посмотреть, - косички Николетты сменились вихрами Ника. – Ого, они вот-вот пoцелуются!
– Брысь! – рявкнула Хейзел. Махнула рукой, закрывая и запечатывая дверь. – Мелкие засранцы. Грег, но… почему ты молчал?
– Ты шарахалась от каждого парня, который проявлял к тебе интерес. Я не понимал, почему.
– Прости.
– За чтo? Не болтай ерунду, Хейз.
– Я тоже не смогла бы жить без тебя, знаешь?
По всем признакам, настал идеальный момент для поцелуя. Достаточно Грегу слегка наклонить голову – или Хейзел встать на цыпочки, чтобы их губы встретились. И пронырливые близнецы не смогут ни подсмотреть, ни подслушать. Но никто не сделал движения навстречу, они только смотрели – oба. Как будто в первый раз увидели друг друга по-настоящему.
И вдруг, неожиданно для себя, Хейзел предложила:
– Пойдем гулять, хочешь?
Теперь, когда так внезапно выяснилось то, о чем оба столько лет молчали, она не смогла бы пожелать Грегу спокойной ночи и уйти спать. Да и сна не было ни в одном глазу. Хотелось – нет, не «хотелось» , а «требовалось»! – побыть только вдвоем. Не обязательно говорить или даже целоваться. Держаться за руки пока что хватит. Нужно привыкнуть. Поверить.