Сапер. Том II

— Да вон, стоит, — показал Саблин. — Решайте с начальством, я подожду, конечно.

Аэродромное руководство меня огорошило. Смертельно усталый капитан, которому в распухшие от недосыпа глаза было впору вставлять спички, выслушав мою просьбу, отодвинул, едва взглянув, мои бумаги, и выдал заключение:

— Машину не дам. Потому что нет.

— Да я же видел, у вас тут…

— Мало ли что ты видел. Срывать выполнение боевых приказов не позволю, — и он продолжил что-то выстукивать на пишущей машинке одним пальцем, впрочем, довольно споро. При этом отвернувшись от меня. Дает понять, гад, что разговор окончен и посторонних просят покинуть помещение. Караул устал, и всякое такое.

— Так может, изыщете всё же хоть какой-нибудь транспорт? — взмолился я. — Не для себя же прошу! Там разведчики захватили ценный трофей и мне надо доставить его в управление фронта!

— Да хоть в наркомат обороны, город Москва, Гоголевский бульвар, шишнадцать, — передразнил кого-то капитан. — Автомобилей нет, сказано же. Можете поискать Степаныча, водителя кобылы. Поедете, на подводе вывезете, если тут недалеко.

Степаныч изображал бурную деятельность совсем рядом. Он как раз собирался снять правое переднее колесо с телеги, наверное, для того, чтобы, полюбовавшись на него, поставить на место.

— За деньги не поеду, — сурово ответил он, поглядывая на прерванную работу. Может, у него был план по снятым колесам? — За сахар. Очень уж она его любит…, — он погладил кобылу по крупу. Эх, Зоренька, давненько ты вкусного не ела.

«Ага, послезавтра как раз третий день пойдет», — подумал я, глядя на вполне сытую и не особо загнанную лошадку. Но вслух сказал совсем другое, конечно же:

— А морковку Зорька примет за плату?

***

— Не, ты б, товарыш старший лейтинат, сказал, что не для себя стараешься, — всё еще плохо веря случившемуся, в десятый, наверное, раз толковал Степаныч. — Я ж думал, барахлишко какое у полюбовницы вывезти, или шкап бесхозный. А ты свои деньги тратишь на то, чтобы какую-то железяку в Киев отвезти. Я уж думал, что такие только в кинопостановках бывают…

Морковку я купил у той самой женщины, которая мне передала красноармейские книжки погибших в Таранском бойцов. К своему стыду, я понял, что так и не познакомился с ней. Не называть же ее «извините, пожалуйста». Так что я покаялся в этом грехе сразу, как только мы подъехали к ее дому. Она так же копалась в огороде и три рубля за ведро морковки, похоже, посчитала самой лучшей продажей в своей жизни. Эх, пустое. Деньги у меня есть, да и куда мне их тратить? Да и что ей эти купюры? Я, получается, даже вроде как и обманул её. По уму, она урожай должна припрятать, да есть потихоньку со своими. А то для немцев мой трояк ничего не значит. Спасибо тебе, добрая женщина София Андреевна из Конотопа!

Так что Егор на КПП особо нас и не ждал. Дольше всего, наверное, Степаныч прилаживал наполовину снятое колесо на место.

Капитан, правда, посмотрев на трофей, который я собрался взять с собой, заерепенился. Не пущу, мол. Это вам не станция Конотоп-грузовая, а военный аэродром, а вы тут… Ну и так далее. Самодур. И фанфарон впридачу.

Решил сразу зайти с крупных козырей, чтобы время не тянуть. Затребовал связи с управлением фронта.

— Скажите еще, что самому командующему звонить будете, — проворчал капитан.

— Вы документы мои видели? — спросил я, протягивая бумаги. — Может, глянете повнимательнее? До хрена вопросов в сторону уйдет.

Командир аэродрома и окрестностей ознакомился. Повертел. Только на зуб не пробовал. Но в итоге опять затянул ту же шарманку: не положено, не оформлено, не… не… не…

— Пойдемте, свяжемся с управлением фронта и там подтвердят мои полномочия, — прервал я торжество военной бюрократии.

Связи с Киевом не было никакой. Наверное, что-то с атмосферой, как сказал капитан. Но я не отчаивался и запросил начштаба двадцать первой армии. Аэродромный начальник уже, наверное, и не рад был, что связался со мной. Хорошо, что Василий Николаевич оказался на месте и официально разрешил мне вывезти трофей на самолете. Вот с этого самого аэродрома. На том самолете, на котором собирался. И пара теплых слов капитану Евсееву, который сам со всякой ерундой разобраться не может.

Танкетка вошла в бомбоотсек как родная. Саблин, конечно, поворчал, прилаживая ее вместе со стрелком радистом (тот, правда, признался, что рация ни хрена не работает, так что радист он только по названию). Ну, а потом меня впихнули в кабину штурмана, одев в теплую кожанку, завели один мотор, второй, самолет разогнался — и вдруг я понял, что мы летим. Понятное дело, на самолетах я и до этого перемещался. Не то чтобы жил в воздухе, но и совсем уж неопытным не был. Но вот так, небо перед тобой, а земля под ногами далеко-далеко — впервые. Нет, штаны у меня остались сухие, но было всё это… не совсем удобно.

Хорошо хоть, лететь было недалеко. Меньше часа. Только разогнались, я вроде как начал привыкать (если это то, к чему можно привыкнуть) — и мы заходим на посадку, а земля начинает мчаться навстречу.

— Ну как, впечатляет? — сияя улыбкой, спросил Егор, когда мою тушку вытащили из кабины штурмана и поставили на твердую землю. Чему я был несказанно рад.

— Сумасшедшие, что с вас взять? — махнул я рукой. — Да чтобы я по своей воле хотя бы раз!..

— И это мне говорит человек, который возится с тоннами взрывчатки, — засмеялся Саблин. — Так что насчет сумасшедших еще надо посмотреть, где они.

В Узино как будто и не было войны. Каких-то жалких две с половиной сотни километров, а тут травка растет, чуть ли не птички щебечут. Ни стрельбы, ни висящей в воздухе пыли пополам с сажей, которую потом долго и упорно выкашливаешь вместе с собственным нутром. Вот мимо прошел боец в чистой форме. А под деревьями и вовсе десятка три гражданских, сидят, как на вокзале. И прямо вреди них трое, а, нет, четверо, в два кларнета, скрипочку и какую-то неведомую мне по названию дудку наяривают вальсок. Такой, знаете, на все сто процентов довоенный. На миг почудилось, что рядом танцплощадка и на ней кружатся в танце парочки.

— Это что? — удивленно спросил я.

— Оркестр вывозят, с утра еще приехали, видать, задерживаются, — объяснил Егор.

— Всё, пойдем, проведешь меня в штаб, мне надо с нашими связаться. И готовься: вскорости начнешь подписывать кучу бумаг о том, что ты ничего не видел, никого не встречал и всякое такое.

— Это мы подпишем, не страшно, — ответил летчик, идя рядом со мной к зданию штаба полка. — Вот вы бы там, Петр Николаевич, выбили для нас занятия на штурмовиках. А то эскадрилью пригнали, а учиться некогда. Времени за текучкой не остается совсем.

— Опасное это дело, товарищ младший лейтенант, — ответил я. — Это хоть ты осознаешь?

— Значит, для меня, если опасное, — сказал Егор. И ведь не шутит, вон, как глаза горят. Точно сумасшедший, что ни говори.

Глава 8

— 28-го августа, при переправе через реку Ипуть, — политрук поправил очки, обвел внимательным взглядом присутствующих. — Немецко-фашистские войска, не будучи в состоянии преодолеть мужественное, стойкое сопротивление частей Красной Армии, собрали местное население города Добруш и под страхом расстрела погнали впереди себя женщин, детей, стариков! Озверевшие, потерявшие человеческий облик гитлеровские выродки….