Сапер. Том II

Но сегодня главное — чтобы поверил он мне. Потому что я его собираюсь подбить на такое…

Он, видать, сразу почуял, что я по его душу. Я только в штаб 138 бомбардировочного полка зашел, поздороваться не успел, а он весь подобрался, и почему-то на мои руки уставился, хотя они и пустые были: я планшет вместе со всеми вещами в «эмке» оставил.

— Здравствуйте. Адъютант комфронта старший лейтенант Соловьев, — представился я.

— Комполка майор Козин, — запросто ответил он и, козырнув, подал мне руку.

— А ведь я к вам, Михаил Николаевич, — чего кота тянуть, времени и так мало. Да и не мастер я хороводы водить. Неприятные вещи надо делать быстро, а не откладывать их, чтобы они портили тебе жизнь. — Поговорить нам надо бы…, — ну вот, уже волнуюсь, слова не в ряд пошли.

— Да вот сюда проходите, — показал он на открытую дверь. — Тут я обитаюсь. Вас как зовут?

— Петр. Петр Николаевич, — ответил я. Вот тут на меня и нахлынуло понимание всего, что вроде бы я и затеял.

— С вами всё хорошо? — спросил комполка. — Что-то бледный какой-то. Не раненый?

И не было в его вопросах ничего заискивающего или, наоборот, насмешливого. Искренне спросил. Чужой человек к нему пришел, а он переживает.

— Нет, всё в порядке, — ответил я. — Пойдемте.

Через пару минут майор и сам взбледнул. Он-то как раз даже лучше Кирпоноса понимал, что ему поручают. И насколько тонкая грань между успехом и крахом всей затеи.

— Да уж, теперь я понимаю, почему ты такой… приехал. Значит, плохи наши дела, если командующий на такое жизнь свою, почитай, ставит.

Прекрасно он понимает, что говорит. Павлов и Рычагов — они не пешки какие-то были. Это… такие фигуры… Так что за промахи могут поставить к стенке в один миг. Вот ты комфронта — а утром от тебя только заметочка в газете, что такой-то и сякой-то оказался… и далее по тексту.

Мы молча посмотрели друг на друга.

— Мы ведь по Клейсту и так плотно работаем, но успехи, мягко говоря… всякие. Потери у меня в личном составе… нет лишних людей. Но задача ясна. И мы ее выполним. Даже если останется один самолет, я, Петр Николаевич, сам в него сяду и всё сделаю. Так и передай: пусть не сомневаются.

Глядя ему в глаза, я понял — этот сделает. На зубах долезет, если надо. И из горящего самолета не выпрыгнет, пока на цель не наведет. И людей за собой повести сможет.

— Надеюсь, до такого не дойдет, — сказал я. — Я ведь не приказ заехал передать, это из управления фронтом сделают. Мне поговорить хотелось. Объяснить. А оказалось, и без меня всё понятно. Спасибо… за всё, Михаил Николаевич, — махнул я рукой. Какие люди, таких потом не делали уже. Штучный товар, одно слово.

***

В самолет я сел чуть ли не первым. Пока там все собирались и рядились, залез подальше и пристроился в уголочке со своей поклажей — кроме вещей я вез в Москву чуть ли не мешок бумаг по «Голиафу». А саму машинку наши ребята отстояли. Кирпонос ее оставил в Киеве. Я ей точно хорошее применение найду. Совсем скоро. Я не верил в то, что город удастся удержать. Немцы — спецы в маневренной войне. Не получится с Конотопом — обойдут его. Не выйдет с плацдармом в Кременчуге — еще где-нибудь переправят танки. Но придержать Клейста надо. Козин летчик боевой, верю: такой сам направит самолет с бомбами на переправу. Но вот получится ли? Большой вопрос.

Спец по маскировке свою работу сделал на отлично. Даже лучше. Можно сказать — образцово. Не имея поэтажного плана, никто не скажет, что за той кучей битого кирпича, которую он там художественно разместил, что-то есть. А мы там бегали спокойно. И пути отхода он нам сделал — красота. И восторг. Что бы ни случилось — уйдем. И такой фейерверк на прощание сделаем — всем понравится. Нашим, я имею в виду.

А вчера вечером я совершил должностное преступление. Называется — подлог.

Когда всё вроде немного притихло, Аркаша пошел к девчатам-связисткам. Ну так, посидеть, песни попеть. Чайку попить. Дело молодое, пусть повеселится, пока есть возможность.

— Петь, не в службу… Можешь там допечатать и шифровальщикам отнести? — Масюк, наверное, с таким выражением лица мог бы стоять на паперти — озолотился бы. Очень уж жалостливо он на меня смотрел.

— Давай, что там у тебя, — кивнул я на угол стола. — Сделаю. Ты надолго?

— На полчасика. Или чуть дольше. Скоро вернусь! — и мой товарищ исчез, будто его и не было здесь только что.

Я встал, прошелся и посмотрел, что мне оставил Аркадий перед тем, как убежать. Это было донесение разведки для Генштаба. Надо было свести всё в кучу. И я не знаю, что на меня нашло. Я просто зарядил бумагу в каретку и начал печатать. Сначала — полстраницы того, что было в сводке. А потом, будто кто перехватил мои руки, добавил: «По сведениям, полученным независимо друг от друга, капитаном Рябцевым В.И. (ОРБ 45 СД) и старшим лейтенантом Желевым С.М. (ОРБ 173 СД) в середине сентября, не позже 15 числа, войска четвертой танковой группы и восьмого воздушного флота будут перенаправлены на юго-восточное направление, а именно, в сторону Москвы, что снижает вероятность штурма Ленинграда в указанные сроки». Добавил пометку: «Копия — в управление разведки Ленинградского фронта».

Рисковал? Да, но не сильно. Начальство перечитывать не будет, а потом… подумают, что листик затерялся, или еще что-нибудь. И не будет никто сейчас, в этой суматохе, таким заниматься. Ушло донесение — и с концами. А там, смотришь, хватит войск у Волхова выстоять.

***

Пока я, задумавшись, сидел и никого не трогал, прямо у самолета затормозила машина, кто-то начал покрикивать: «Заноси! Осторожно! Да вы что, бараны, ничего не соображаете?!». Очень скоро суматоха переместилась совсем близко ко мне, и прямо у моих ног поставили носилки. А на них лежал мой старый знакомец — генерал Власов.

Он посмотрел по сторонам и встретился со мной взглядом.

— Соловьев? — каким-то безжизненным голосом спросил он и, заметив мой кивок, продолжил: — Часто встречаемся в последнее время…, — он даже попытался улыбнуться. — А меня вот… на лечение… Слушай, — вдруг немного оживился он, — ты же там до конца был? Девочка… с ней всё в порядке?

Глава 10

Вылет из Узина прошел с затруднениями. Сначала долго ждали Кирпоноса: зачем-то его позвали к телефону и переговоры сильно затянулись. Едва комфронта залез в самолет, он тут же наклонился к Власову, что-то пошептал ему на ухо, пожал плечо. Подбадривает, вестимо дело. А после сел в угол, замотался в овчинный тулуп и мгновенно уснул. Мне бы такое умение, я бы не отказался. Спал он так крепко, что пропустил главное приключение. Наш СБ был обстрелян немцами. Мы даже сначала и не поняли в чем дело. Пилот вдруг резко спикировал вниз, желудок запротестовал.

Раздался какой-то грохот, в фюзеляже появилось несколько дырочек, из которых тут же начало сквозить.

— Все, хана нам, — Власов закрыл глаза.

— Держитесь, товарищи! — из кабины выглянул второй пилот. Лицо у него было бледное — Пытаемся уйти на бреющем

Самолет болтало, я вцепился в сиденье, чтобы не начать летать.

В иллюминаторе замелькали верхушки деревьев.

— Сейчас врежемся! — генерал открыл глаза, спросил меня: — Ты, Петр, крещеный? В Бога веришь?

Помнится лейтенант-танкист на переправе тоже интересовался. Что же их сразу пробивает то, как начинается такое?