Сапер. Том II

Думаю, что у меня с лицом хоть? Кусок грунта прилип и не отпал, что ли? Потрогал щеку, а она мокрая от слез.

Глава 17

После узла связи я наконец-то пошел и помылся, а то как бы не объявили химическую тревогу по штабу. Ну, и Аркаша постарался, спасибо ему, принес переодеться. Когда я достал награды, он аж присвистнул, глядя на Звезду.

— Видеть видел, конечно, не раз, но вот так чтобы…, - с восторгом протянул он. — Можно посмотреть?

Я подал ему медаль и Масюк бережно, будто она может разбиться, взял ее двумя руками, перевернул, посмотрел на номер и зачем-то даже произнес его, я видел как губы зашевелились. Он дернулся было примерить, вот сто процентов, хотел к своей груди приложить, но потом остановился и, вздохнув, отдал награду назад.

Ну, а после — к начальству. Комфронта как раз вернулся в кабинет, а начштаба прямо из нашей приемной кому-то давал люлей по телефону, так что мы прошли мимо него незамеченными.

Кирпонос долго жал руку, крикнул Тупикова, тот принялся хлопать по плечам, достал фляжку. В ней была обыкновенная водка, которую мы тут же всем коллективом и распили, не закусывая. Из любезно предоставленных хозяином кабинета личных граненых стаканов.

— Вот же везучий… Пилоты погибли, самолет разбился, а тебя хоть обратно в Кремль в Георгиевский зал! — комфронта все никак не мог успокоится.

Самое мое главное везение было в том, что я смог затянуть окружение Киева и, судя по коробкам в кабинете — Михаил Петрович успел выбить из Сталина директиву на эвакуацию.

Во дворе управления начали грохать зенитки, с опозданием завыла сирена воздушной тревоги.

— Опять ВНОС налет проспал! — Тупиков выругался, хрястнул кулаком об стол. — Ну вот как воевать то, а? Немцы что хотят, то делают в небе — запасной фронт посылает пополнения, так они они колонны на марше расстреливают, эшелоны прямо на вокзалах в землю вбамбливаются — приходится разгружать черт те где по ночам…

— Ладно, Василий Иванович, — Кирпонос подтолкнул начальника штаба к двери. — Пойдем в бункер или прямо тут наша война закончится. А нам еще Берлин брать.

Я было тоже направился в бомбоубежище, но комфронта меня придержал.

— Петр, после налета сходи в хозуправление, собери посылку для Буденного. Ну там сыра хорошо, коньяка получше какого-нибудь… Я дам указание.

— Зачем? — удивился я.

— Хочу поддержать Семен Михайловича. Его…, - Кирпонос нахмурился, вздохнул, — отстранили от руководства фронтом

Вот это номер!

— За что?

Михаил Петрович точно также как и Тупикова, подтолкнул меня к двери, мы вышли в коридор. Тут было пусто, только выла сирена тревоги, продолжали стрелять зенитки.

— Сталину нужен козел отпущения, — комфронта тяжело вздохнул. — Оставить столицу Украины — это…

— Понял я, понял…

— Говорят на Буденного уголовное дело завели, — Кирпонос с тоской посмотрел в заклеенное бумажными полосами окно.

— В чем его обвиняют? — я обалдело почесал в затылке. — Во вредительстве?

Водка на голодный желудок ударила в голову, мысли путались. Буденный же до конца войны должен дойти. Или уже нет?

— Херня какая-то…, - Кирпонос дёрнул фрамугу окна, вдохнул холодный осенний воздух. — Бытовуха. Дескать, Семен Михайлович убил свою первую супругу, чтобы жениться на второй…

— Даже так?

— На каждого, Петя, на каждого… у него, — комфронта ткнул пальцем в потолок, — есть папочка. Как только нужно — ее достают и пускают в ход.

— И на вас? — спросил я и тут же поперхнулся.

Лицо Кирпоноса покраснело, но он сдержался.

— И на меня. Чем я от остальных отличаюсь?

— Посылку соберу, адъютанту Буденного передам, — тут же сменил тему я.

— Петр Николаевич! — голос комфронта в один миг стал официальным, будто он ругать меня собирается, но продолжил он вполне обыденно: — Может, ты передумаешь… ну, насчет остаться?.. Нет, я помню, что обещал! — остановил он меня рукой. — Просто сам подумай, надо ли оно? Что, без тебя не справятся? Пусть НКВД работает…

— Не справятся! У меня есть один, особенный сюрприз для немцев!

— У Киевского университета? — Кирпонос махнул рукой. — Пустое это все. Может, сработает с Киево-Печорской лаврой. Ее немецкое начальство наверняка захочет осмотреть…

Я понял, что Михаил Петрович видел схему минирования Успенского собора. А может и утверждал ее. Не саму схему, конечно, а план операции.

— Это опасно, Петр. Тебе придется переходить на нелегальное положение. А опыта работы разведчиком у тебя нет…

— Я уже дважды выходил из окружения!

Кирпонос задумался.

— Ты везучий, этого не отнять… Ладно, под мою ответственность. Позаботься о документах. Пусть в контрразведке тебе сделают липовый паспорт и другие бумаги. Я дам команду.

— Нужны адреса явок и конспиративных квартир

— Это к Старинову. Там все подготовлено, я ему позвоню.

***

Я всю ночь провертелся с боку на бок: сон не шел, я всё думал о нашей базе в высотке на площади Калинина. А всё ли там хорошо устроено? А работает ли то, что натащил туда Ильяз? А наблюдательный пункт? А вот еще! Понимал, что дурь это, перепроверили же сто раз, в том числе и я, а покоя всё равно не было. Так что утром я был как вареный. Но на Крещатик помчался с раннего утра, только рассвело.

Часовой торчал на месте, затаившись в вестибюле и охраняя единственный вход. Я показал документы, хотя видел он меня здесь, наверное, раз десять, не меньше. Но поднявшись наверх, я услышал какую-то возню и приглушенные вскрики. Так что последние пару этажей я преодолел влёт, хотя ноги и гудели.

Ильяз вязал какого-то мужчину, бледного, будто он в погребе три года просидел безвылазно. Он настолько увлекся этим делом, что даже не услышал как я топотал по лестнице.

— И что здесь творится? — спросил я, чем, наконец, привлек внимание Ахметшина. Ну, я бы тоже захотел узнать, кто это вопит мне прямо в ухо.

— Шбиёна боймал, товарищ старший лейтенант! — бодро и радостно сообщил мне подчиненный. — В комендатуру сдадим или сами расстреляем?

— Ишь, кровожадный какой! А поспрашивать, кто, откуда, не собираешься? — я наклонился к мужчине. Лет тридцати, наверное, не больше. Лицо ему Ильяз отрихтовал немного, губу разбил, вокруг левого глаза наливался свежий синяк.

— Как зовут тебя? — спросил Ахметшин грозным голосом.

— Андреев Павел, — совершенно бесцветно ответил он, будто автомат говорил.