Сарнес
Шрифт:
Она коснулась его сведенных бровей. Тоньше, чем у большинства мужчин, но это скорее следствие ухоженности, чем природной женственности. Это не Оюан со своими изящными полумесяцами. Даже когда тела сливались воедино, Ма ощущала, что отделена от него ложью подобно тому, как он сейчас отделен от нее сном. Эта ложь должна была защитить ее. Помочь остаться отстраненной. Но теперь она задумалась — а были ли у нее вообще шансы не проникнуться человеком, который открылся ей во всей своей уязвимости, стал ей ближе, чем в телесной страсти?
На прикроватном столике мерцало золото.
Это не соревнование, подумала Ма. Ей было тошно. Она всегда знала, кого выберет. Кого уже выбрала, прежде чем явилась сюда, задолго до того, как узнала человека, ставшего Великим Ханом. Единственное, что пока неизвестно, — насколько сильно собственный выбор ее ранит, какую часть души разрушит.
Ма тревожила еще одна вещь, которую она знала, а он пока не понял. Они ночуют вместе каждую ночь уже больше месяца, а крови… Она вдруг почувствовала, что хан не спит, и тут же услышала невнятное:
— Столько времени… и кто бы мог подумать, что бессонницу лечит женщина в моей постели.
Ма не показала своей печали.
— Может быть, только эта конкретная женщина.
— Может, — весело согласился он. Сегодня ее вызвали рано, и еще не стемнело. В мягких сумерках оглушающим хором орали скворцы, облепившие одно-единственное дерево во дворе.
— Кстати о женщинах и Чжу Юаньчжане, — сказал Великий Хан. — Вот какая штука. Что бы ты сказала, окажись Чжу Юаньчжан не мужчиной, а переодетой женщиной?
Мир словно исчез. Ма даже собственного тела не ощущала.
Хана насмешило ее выражение лица. Смех его оказался на удивление приятным.
— Да уж, звучит странновато! Я бы сам не поверил, но сведения поступили от одного человека, который оказал мне услугу в прошлом. Он был вхож в ближайшее окружение Чжу Юаньчжана.
У Ма зашумело в ушах. Перед глазами все поплыло, и она услышала словно бы издалека его слова:
— Он сейчас во дворце, на должности Министра общественных работ. Инженер, звать Цзяо Ю.
Под крышками плошек и супниц на столе Мадам Чжан прятался до отвращения остывший ужин. Подними наугад какую-нибудь крышку — искусно оформленные нетронутые блюда сверкают так же, как час назад. Мадам Чжан созерцала пустоту с выражением полной непроницаемости. Свет от лампы падал на ее украшенную золотом прическу. Императрица пыталась сохранить лицо перед любопытными слугами, но Чжу было ясно, какую ярость и унижение та испытывает. Великий Хан пообещал прийти этим вечером и заставил себя ждать.
— Он скоро придет, — отрезала Мадам Чжан, когда одна из служанок заикнулась, мол, может, унести ужин на кухню. — У Великого Хана множество неотложных дел. Разве можно обижаться на ожидание, когда он решает вопросы государственной важности!
Поразительно, как это Мадам Чжан еще не захлебнулась собственным ядом. Чжу, понизив
голос, осторожно предложила:— Ваша служанка могла бы сбегать в Управление внутренних дел, узнать…
Спустя мгновение Императрица Чжу выскочила за дверь.
Управление внутренних дел располагалось чуть ли не на другом конце Дворцового Города. Когда Чжу туда добежала, евнух, занимавшийся составлением внутреннего расписания Великого Хана, нахмурился:
— Императрице сообщили, что Великий Хан отужинает с ней сегодня вечером? Но Госпожа Шинь не выходит из его покоев с послеполуденного часа.
Он показал Чжу плоскую коробочку с флажками, на которых пишутся имена всех женщин Великого Хана. Имя было только одно — Императрицы.
— Благородная наложница получила приглашение сегодня утром. Произошла какая-то ошибка…
Нет, не ошибка, поняла Чжу. Мадам Чжан избила Ма, фаворитку Великого Хана. И вот наказание: пусть почувствует себя на вторых ролях. Воспоминания о синяках Ма были еще свежи, но Чжу подумала о Мадам Чжан — как она сидит там и ждет, всему дворцу на потеху, — и вдруг пожалела ее.
Весенние дни долгие, однако к резиденции Императрицы Чжу подходила уже в полной темноте. Во дворце было тихо, но, выйдя на длинную улицу, она увидела, что навстречу ей движется один из множества дворцовых чиновников в черной форме.
Что-то в нем было знакомое… Он приближался, и вдруг, еще не различая лица чиновника, Чжу его узнала.
Чжу бросило в холод, потом в жар. Такой ярости она еще никогда не испытывала.
Цзяо Ю.
Чжу совсем о нем забыла. Но он-то никуда не делся. Вот же идиотка… Предав ее, Цзяо отправился прямиком в Даду и предложил свои услуги человеку, который, по его мнению, должен взойти на трон вместо Чжу. А когда этот человек стал Великим Ханом, предатель остался при нем — пожинать плоды собственного успеха.
Цзяо знает Чжу. И Ма тоже. Он единственный, кто может все разрушить. Но, быстро подумала Чжу, ему ведь невдомек, что они обе здесь. Вряд ли он пересечется с Ма — та живет затворницей. А Чжу теперь известно, что Цзяо во дворце; она будет настороже, станет избегать встречи. Сейчас главное, чтобы он просто прошел мимо.
Она отступила к обочине дорожки и упала на одно колено, склонив голову и сложив руки в почтительном жесте — служанка перед чиновником. Неудачно, что улица ярко освещена, но вряд ли Цзяо ее узнает. Его интересуют вещи, а не люди, и он никогда не опустится до любопытства к нижестоящим.
Как и ожидалось, Цзяо едва удостоил ее взглядом. Он пошел дальше…
…И вдруг остановился.
Развернулся рывком и, когда пламя факела выхватило из тени его лицо, Чжу увидела, куда он смотрит. Не на нее. На ее руку.
На деревянную руку, которую сам же и смастерил.
Он узнал не меня, с горечью подумала Чжу, а себя — во мне. Узнал часть Чжу, рожденную его воображением, хранящую следы его рук и инструментов и, в понимании инженера, принадлежавшую ему. Знать это было так же неприятно, как и то, что он видел ее обнаженное бесчувственное тело и прикасался к нему.