К окну с волненьем Сашка подбежал:Разгонных тройка у крыльца большого.Вот сел ямщик и вожжи подобрал;Вот чей-то голос: «Что же, всё готово?»– «Готово». – Вот садится… Он узнал:Она!.. В чепце, платком окутав шею,С обычною улыбкою своею,Ему кивнула тихо головойИ спряталась в кибитку. Бич лихойВзвился. «Пошел!»… Колесы застучали…И в миг… Но что нам до чужой печали?
113
Давно ль?.. Но детство Саши протекло.Я рассказал, что знать вам было нужно…Он стал с отцом браниться:
не моглоИ быть иначе, – нежностью наружнойОбманывать он почитал за зло,За низость, – но правдивой мести знакиОн не щадил (хотя б дошло до драки).И потому родитель, рассчитав,Что укрощать не стоит этот нрав,Сынка, рыдая, как мы все умеем,Послал в Москву с французом и лакеем.
114
И там проказник был препорученСтарухе-тетке самых строгих правил.Свет утверждал, что резвый КупидонЕе краснеть ни разу не заставил.Она была одна из тех княжен,Которые, страшась святого брака,Не смеют дать решительного знакаИ потому в сомненьи ждут да ждут,Покуда их на вист не позовут,Потом остаток жизни, как умеют, —За картами клевещут и желтеют.
115
Но иногда какой-нибудь лакей,Усердный, честный, верный, осторожный,Имея вход к владычице своейВо всякий час, с покорностью возможной,В уютной спальне заменяет ейСлужанку, то есть греет одеяло,Подушки, ноги, руки… Разве малоПод мраком ночи делается дел,Которых знать и чорт бы не хотел,И если бы хоть раз он был свидетель,Как сладко спит седая добродетель.
116
Шалун был отдан в модный пансион,Где много приобрел прекрасных правил.Сначала пристрастился к книгам он,Но скоро их с презрением оставил.Он увидал, что дружба, как поклон —Двусмысленная вещь; что добрый малыйТоварищ скучный, тягостный и вялый;Чуть умный – и забавен и сносней,Чем тысяча услужливых друзей.И потому (считая только явных)Он нажил в месяц сто врагов забавных.
117
И снимок их, как памятник святой,На двух листах, раскрашенный отлично,Носил всегда он в книжке записной,Обернутой атласом, как прилично,С стальным замком и розовой каймой.Любил он заговоры злобы тайнойРасстроить словом, будто бы случайно;Любил врагов внезапно удивлять,На крик и брань – насмешкой отвечать,Иль, притворясь рассеянным невеждой,Ласкать их долго тщетною надеждой.
118
Из пансиона скоро вышел он,Наскуча всё твердить азы да буки,И, наконец, в студенты посвящен,Вступил надменно в светлый храм науки.Святое место! помню я, как сон,Твои кафедры, залы, коридоры,Твоих сынов заносчивые споры:О боге, о вселенной и о том,Как пить: ром с чаем или голый ром;Их гордый вид пред гордыми властями,Их сюртуки, висящие клочками.
119
Бывало, только восемь бьет часов,По мостовой валит народ ученый.Кто ночь провел с лампадой средь трудов,Кто в грязной луже, Вакхом упоенный;Но все равно задумчивы, без словТекут… Пришли, шумят… Профессор длинныйНапрасно входит, кланяется чинно, —Он книгу взял, раскрыл, прочел… шумят;Уходит, – втрое хуже.
Сущий ад!..По сердцу Сашке жизнь была такая,И этот ад считал он лучше рая.
120
Пропустим года два… Я не хочуВ один прием свою закончить повесть.Читатель знает, что я с ним шучу,И потому моя спокойна совесть,Хоть, признаюся, много пропущуСобытий важных, новых и чудесных.Но час придет, когда, в пределах тесныхНе заключен и не спеша вперед,Чтоб сократить унылый эпизод,Я снова обращу вниманье вашеНа те года, потраченные Сашей…
121
Теперь героев разбудить пора,Пора привесть в порядок их одежды.Вы вспомните, как сладостно вчераВ объятьях неги и живой надеждыУснула Тирза? Резвый бег пераЯ не могу удерживать серьезно,И потому она проснулась поздно…Растрепанные волосы назадРукой откинув и на свой нарядВзглянув с улыбкой сонною, сначалаОна довольно долго позевала.
122
На ней измято было всё, и грудьХранила знаки пламенных лобзаний.Она спешит лицо водой сплеснутьИ кудри без особенных старанийНа голове гребенкою заткнуть;Потом сорочку скинула, небрежноВодою обмывает стан свой нежный…Опять свежа, как персик молодой.И на плеча капот накинув свой,Пленительна бесстыдной наготою,Она подходит к нашему герою,
123
Садится в изголовьи и потомНа сонного студеной влагой плещет.Он поднялся, кидает взор кругомИ видит, что пора: светелка блещет,Озарена роскошным зимним днем;Замерзших окон стекла серебрятся;В лучах пылинки светлые вертятся;Упругий снег на улице хрустит,Под тяжестью полозьев и копыт,И в городе (что мне всегда досадно),Колокола трезвонят беспощадно…
124
Прелестный день! Как пышен божий свет!Как небеса лазурны!.. ТоропливоВскочил мой Саша. Вот уж он одет,Атласный галстук повязал лениво,С кудрей ночных восторгов сгладил след;Лишь синеватый венчик под глазамиИзобличал его… Но (между нами,Сказать тихонько) это не порок.У наших дам найти я то же б мог,Хоть между тем ручаюсь головою,Что их невинней нету под луною.
125
Из комнаты выходит наш герой,И, пробираясь длинным коридором,Он видит Катерину пред собой,Приветствует ее холодным взором,И мимо. Вот он в комнате другой:Вот стул с дрожащей ножкою и рядомКровать; на ней, закрыта, кверху задомХрапит Параша, отвернув лицо.Он плащ надел и вышел на крыльцо,И вслед за ним несутся восклицанья,Чтобы не смел забыть он обещанья:
126
Чтоб приготовил модный он нарядДля бедной, милой Тирзы, и так дале.Сказать ли, этой выдумке был радПроказник мой: в театре, в пестрой залеЗаметят ли невинный маскарад?Зачем еврейку не утешить тайно,Зачем толпу не наказать случайноПрезреньем гордым всех ее причуд?И что молва? – Глупцов крикливый суд,Коварный шопот злой старухи, илиДва-три намека в польском иль в кадрили!