Сатирикон и сатриконцы

Отчего же? Суйтесь.

Москва. — Бульбе.

А Бульба острит так:

«Если он сам Кук, то жена у него Кукушка, а дети — Кукиши…»

За такой виц редакция, в виде гонорара, согласна подарить автору одного из детей Кука.

Невский, 71. — Юсу.

Есть люди, которые смеются, если им показать палец. Мы нашли одного такого и прочли ему ваш юмористический рассказ. Бедняга расплакался.

Таврическая, 27. — Петербуржцу.

Лучшее стилистическое место вашего рассказа: «Вид дам, еще не успевших истратить имеющийся у них запас денег, целой толпой стремящихся в двери магазинов…»

Язык у вас — из лучшего английского сукна.

Ивановская. — А. Д. Г-ву.

«Почему Дума, — мудро спрашиваете вы, — занимается вопросом только о конокрадстве, оставляя в стороне коровокрадство?»

Да уж, знаете, эта Дума… Мало ли еще темных сторон в жизни русского крестьянина: слонокрадство, бегемотокрадство, уж не говоря об увеличивающейся с каждым годом пропаже страусов.

В пространство. — Страннику.

Номер «Сатирикона», в котором мы выругали ваши стихи, высылаем.

Видом на жительство служить не может.

В пространство. — Иванову.

«Пуговкин, прочтя газету, сладко подтянулся…»

Не мешало бы и вам, Иванов, это сделать.

Москва — Сай-ому Б. О.

«По этим стихам вынесите мне приговор: может быть, мне не надо закапывать своего таланта?..»

Отдельной бандеролью высылаем лопату.

Знаменская, 7. — Воину.

«Не знаю, — пишете вы, — напечатаете вы меня или вставите перо».

Не будучи осведомленными в цели и полезности этой загадочной операции, от напечатания стихов отказываемся.

Москва. — А. Бончалов…

Боже! Что это? Рукопись в двенадцать листовых страниц?! Что они со мной делают? Они льют мне рукописи на голову? Матушка! Матушка!! Пожалей своего несчастного сына…

Николай АГНИВЦЕВ

Гимн

Е(го) В(ысоко)Б(лагородию)

Ивану Ивановичу г-ну Иванову

Гремите, бубны и фаготы,

Со всем усердием в кредит, —

Сегодня, милые, работы

Нам очень много предстоит.

Пылая жаром, что экватор.

Пою, как сотня теноров.

Тебя, коллежский регистратор

Иван Иваныч Иванов.

Обужен, сплюснут, без отметин,

В семи водах прокипячен.

Он вездесущ, хоть незаметен.

Он тот, чье имя — «легион».

И на картине Мирозданья

Он — фон гигантского холста.

На коем в дерзком сочетанье

Горят эффектные цвета…

Ах. как бы выглядели сонно

Герои шпаги и чернил,

Когда бы — собственной персоной. —

Он их в веках не отменил?!

Пусть он уйдет — и потускнеют

В один момент герои те…

Ведь звезды всех сортов умеют

Блистать лишь только в темноте!

Богат спиной, с душой ручною,

С упругим лбом — покрепче скал, —

Он создан матерью-землею

Для равновесья всех начал.

Ахиллов прытких, как омаров,

Он тянет вежливо назад.

Он ловит за ноги Икаров,

Он учит разуму щенят.

Он — то «земное притяженье»,

Он — та мифическая ось.

Без коих шар наш, в дерзновенье,

Давно б расползся вкривь и вкось.

О, славься ж ты, забытый тленьем,

Титан, засунутый во тьму,

Ты… чай с малиновым вареньем

Предпочитающий всему!..

«Сатирикон», 1913, № 34

«Шашлык на вертеле»

Без платья и белья

Лежит наука кротко.

Не видно у нея

Ни глаз, ни подбородка.

Один сплошной синяк!

«Откуда? — вот вопрос-то!» —

«Синяк? — Да просто так!

И даже — очень просто!» —

«Подбили, значит. Да-с,

Кому, а ей — нет спуску!

Наука ведь у нас

Так… блюдо на закуску…»

Покойся ж на столе,

С филе телячьим в паре.

Шашлык на вертеле.

То бишь — на циркуляре!

1913

В университетской столовке

На катар давно патент

Взял студент со злобы!

Ну-ка, где такой студент.

Без катара чтобы?!

Каша гречневая — 3,

Полбитка — 13.

Хлеб же даром! Знай бери!

Итого — 16.