Саван алой розы

И все-таки он предпочел бы, чтобы Воробьев в их доме не задерживался. Потому как, если Светлана и скучала без общества, то Кошкин – ничуть.

Да только помощник вроде как спас ему жизнь… а потому следовало сделать усилие и отыскать в себе нотки радушия.

– Далеко ли вам добираться, Кирилл Андреевич? – спросила Светлана к концу ужина. – Час поздний, а у нас гостевая пустует. Останетесь?

– Нет-нет, Светлана Дмитриевна, добираться далековато, но не могу… обещался быть дома.

Кошкин мысленно перекрестился.

– Супруга? – воодушевилась Светлана и того больше.

Должно быть, уже вообразила, как подружится с женой его сослуживца, и они вчетвером станут устраивать славные посиделки с игрой в бридж или обсуждением светских новостей у камина.

– Дочка, – тепло улыбнулся Воробьев.

И тотчас предъявил фотокарточку кудрявой девчушки – Кошкин и рта раскрыть не успел. А Светлана, как бывало с ней часто, когда разговор касался маленьких детей, моментально сникла. Побледнела. Против воли задержалась взглядом на фотокарточке – и не успела отвернуться до того, как на ее глазах блеснули слезы.

– Очень красивая девочка… Да, в таком случае мы со Степаном Егоровичем не смеем настаивать… я справлюсь о чае, простите.

И мигом вылетела из столовой.

Воробьев ее слезы, конечно, заметил:

– Я что-то не то сказал, Степан Егорович? – разволновался он. – Я сегодня весь день не то говорю и не то делаю…

– Вы тут не при чем… у Светланы был сын, примерно того же возраста, что и ваша дочь. Она… очень тяжело это переживает.

– Боже, простите, я и не знал, что ваш ребенок…

Кошкин некоторое время боролся с собой, глядел на дверь, не зная, стоит ли пойти за Светланой.

– Не мой, – машинально перебил он, – это был ребенок Светланы.

И тотчас пожалел, что это сказал. Воробьев не дурак. Бросил взгляд на руку Кошкина, где не было ничего похожего на обручальное кольцо; припомнил, вероятно, что и Светлана кольца не носит. И все понял.

– Так Светлана Дмитриевна вам не жена? – рассеянно спросил он.

Но рассеянность отступила тотчас. Воробьев мгновенно подобрался, встал из-за стола и принялся нервно застегивать пуговицы сюртука. Благодушие с его лица как ветром сдуло, а взгляд стал холодным и неожиданном надменным. Воробьев отреагировал даже острее, чем другие, случайно узнавшие о незаконном их со Светланой союзе.

А впрочем, если припомнить оговорки самого Воробьева – о его собственной жене, о том, что дома его ждет только дочка, то надменность эта становилась вполне понятной…

Кошкину, осознав все в полной мере, хотелось чертыхаться и злиться на себя пуще прежнего. Угораздило же! Поэтому-то он и не звал никого ни на обеды, ни на ужины!

И Светлана, как на грех, вернулась именно теперь. Тоже отметила перемену в госте, но Воробьев не дал ей и слова сказать:

– Благодарю за ужин, я должен идти, – он подчеркнуто холодно поклонился.

– Что случилось?.. – пробормотала Светлана, когда он вылетел за дверь, как ошпаренный.

В руках она держала заварочный чайник, а о слезах теперь напоминал только чуть раскрасневшийся кончик ее носа. Кошкин, не ответив толком, мотнул головой и счел необходимым объясниться с Воробьевым именно теперь. Остановил его уже в передней:

– Кирилл Андреевич, задержитесь еще на минуту, будьте так добры!

Воробьев попытался воспротивиться, но Кошкин не дал ему шанса – чуть ли не за локоть сопроводил в свой кабинет. Но и у Воробьева было, что сказать. С обвинениями, внутренне полыхая и блестя стеклами очков, он набросился первым, едва закрылась дверь:

– Значит, этот господин, который напал на вас с револьвером – он и есть законный муж Светланы Дмитриевны? А я вам помог унизить его еще больше?!

– Они разводятся.

Воробьев наигранно и зло усмехнулся:

– А ее муж об этом знает?

Всегда холодный и сдержанный, Воробьев все больше удивлял Кошкина. И злился, разумеется, он не на них со Светланой. Злился он на кого-то другого.

– Осмелюсь предположить, что это личное, Воробьев, насчет ничего не знающих мужей. Но, слава Богу, оправдываться перед вами я не обязан. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о Светлане Дмитриевне! Оставьте ваши обвинения при себе!

Тот не слышал:

– Личное?! Да, личное! Я-то считал свою женушку исчадием ада, но ей и ее любовнику хотя бы хватило совести уехать, а не маячить у меня перед глазами каждый день! Остаться в том же городе, ходить по тем же улицам – немыслимо! И вы еще чистеньким хотите казаться: великодушно отобрали у него револьвер… Только это не поможет! Неужто думаете достать новый так трудно?

Кошкин не ответил, только смотрел тяжело и хмуро.

– Совсем не трудно, если желаете знать! Труднее другое… труднее брать его в руки каждое утро, сжимать рукоятку и искать причины, чтобы не застрелиться! И так каждый день, каждый чертов день!

– Мне и у вас отобрать оружие, Воробьев?

– Черта с два!

Воробьев насупился, глядел из-под бровей и почти что встал в боксерскую стойку, готовый биться за свой «Смит-Вессон» до последнего. Кошкин вздохнул. В который раз пообещал себе, что никаких неожиданных гостей больше! Мимо Воробьева прошел в угол кабинета, отворил ящик и достал графин с виски и пару стаканов. Плеснул немного себе и ему.

– Выпейте, – велел начальственным тоном. – И, с револьвером или без, но отпустить я вас сегодня не могу. Уже за полночь – ваша дочка спит давно.

Неожиданно, но спорить Воробьев в этот раз не стал, будто выдохся. Залпом, как водку, опрокинул стакан с виски, потом второй. Опустился в кресло, окончательно обессилив, снял очки и потер переносицу.

Кошкин не знал точно, обрадуется ли Светлана если вдруг овдовеет. Не знал этого и знать не хотел. Однако отлично понимал: если Раскатов внезапно отправится на тот свет – их жизнь это точно облегчит.

Воробьев молча и хмуро смотрел перед собой. Но облегчать жизнь бывшей своей возлюбленной он, кажется, желанием не горел. Даже отрицательно мотнул головой.

– Раз она вам не нужна, раз не желаете ее возвращения – то и отпустите, – рискнул прямо сказать Кошкин. – Пусть будет счастлива, и черт с ней.

– Если б Светлана Дмитриевна надумала к мужу вернуться, вы бы тоже отпустили? Пусть будет счастлива?!

– А я ее уже отпускал. В мыслях. Всерьез отпускал, даже жениться на другой думал. А все вот как вышло. Говорю же, жизнь большая, Кирилл Андреевич, все может случиться. Вы и сами другую можете повстречать.

Может быть, последняя фраза тому причиной, но Воробьев ничего не ответил на сей раз, даже не пожелал Кошкину провалиться на месте с его советами. А вероятнее, просто устал, потому как легко позволил устроить себя в гостевой спальне и не обратил внимание, когда Кошкин осторожно вынул его револьвер из кобуры и унес с собой.