Саван алой розы

– Где он? – едва разжав сведенные судорогой челюсти, спросил Кошкин.

– У Соболевых, в городском особняке теперь… – тяжело сглотнул секретарь, вытянувшись по струнке.

Кошкин не понял:

– Почему у Соболевых? Они здесь причем?

– Так… обыск-то был у Соболевых. В Терийоках, на даче у них… Там Кирилл Андреич добро, похищенное у вдовы Соболевой нашел – в пруду. Теперь кинулся и городской их особняк обыскивать. Я думал, вы знаете, Степан Егорыч, право слово…

* * *

Уже на подъезде к особняку Соболевых было очевидно, что в доме переполох. Полицейские экипажи, извозчики, дворники, сыщики всех чинов, адвокаты и – разумеется – журналисты. С трудом, едва прорвавшись через толпу зевак, Кошкин проник внутрь. В самом доме было ненамного спокойнее – должно быть, и детей малых перебудили.

Кошкин крутил головой, выискивая одного-единственного человека, с которого готов был содрать три шкуры прямо здесь, в гостиной – но Воробьев выскочил на него сам. Взбудораженный, взъерошенный, но с горящими, как у гончего кобеля глазами.

– Есть, Степан Егорыч! Трость! Мы нашли ее!

– Где? – тотчас откликнулся Кошкин. И решил содрать шкуру с подчиненного чуть позже.

А тот, будто и не было ссоры, и вины своей совершенно не чувствуя, живо сопроводил начальника в соседнюю залу. На диван здесь были свалены кучей трости – деревянные, темные, светлые, с набалдашниками и без. Словом, Воробьев воплотил то, что собирался сделать давно уже. Что и надо было сделать, по правде говоря.

Да и идея обыскать дно пруда на даче Соболева возникла у Воробьева как раз после опыта с Лезиным. Кто же знал, что на этот раз попытка будет удачной? Покуда ехал сюда, Кошкин передумал всякое. Допускал, что Воробьев и правда подкинул улики на дачу Соболева. Однако сейчас, в доме, все больше убеждался, что улики самые что ни на есть подлинные.

– Трости принадлежат Денису Соболеву? – спросил он.

– Да! – подскочил к нему Воробьев. – И вот, глядите!

Сунул ему под нос еще одну трость. Довольно простую, без изысков, цвета ореха и с тяжелой угловатой ручкой. Мельком Кошкин отметил, что набалдашник этот имеет что-то схожее с молотом по своей форме и, вероятно, мог бы быть орудием убийства вдовы Соболевой.

Но главное – на светлом дереве и без увеличительного стекла были видны бурые потеки.

– Въевшаяся в дерево кровь, – с готовностью подсказал Воробьев. – Ее явно пытались почистить – да не вышло. В лаборатории сделаю более точный анализ, но я успел уже капнуть раствор перекиси водорода. Шипит – а значит, это кровь, Степан Егорович.

Кошкину пришлось прочистить горло, отчего-то слова шли с трудом. Все четче он понимал сейчас, что дурак, с которого и надобно спустить три шкуры – это он сам и есть. И не только дурак… это что же – он покрывал убийцу, выходит? С убийцей Соболевым подружиться захотел. Чтобы тот о разводе его любовницы похлопотал.

– Где нашли?

– В гардеробе у Соболева, среди прочих тростей. Это его, сомнений нет, Степан Егорыч.

– Как сделаете анализ, Воробьев, трость надобно передать Нассону. Пускай подтвердит, могла ли она быть орудием убийства. И все же… – Кошкин сделал над собою усилие и сумел посмотреть в лицо подчиненному: – кто дал вам право, Воробьев, прикрываясь моим именем…

Кошкина грубо прервали – настежь распахнув дверь:

– Кирилл Андреевич! Нашли! В спальной у Соболева!..

И лишь доложившись, полицейский чин заметил Кошкина, сконфузился, не зная теперь, к кому обращаться, но Кошкин отмахнулся – не до того было. Вперед Воробьева он бросился в гостиную, а оттуда по лестнице наверх.

На втором этаже застал и членов семьи Соболева. Надо признать, все, кроме, разве что, Александры Васильевны, вели себя сдержанно, отстраненно и с большим достоинством. Даже Юлия Михайловна, которая лишь холодно заявила, что все это – сплошное недоразумение.

А вот сестра Соболева как будто была близка к обмороку: бледна невероятно и едва стояла на ногах.

– Подите к себе, Александра Васильевна, вам лучше прилечь, – искренне посоветовал Кошкин.

Та слабо кивнула, но с места не двинулась. А Воробьев – влюбленный в нее или нет – состояния девицы даже не замечал. Вихрем он пронесся к месту обыска и ничего вокруг не видел.

Что бы там ни было, нашли вещицу в большом шкафу в той же гардеробной. На самых антресолях, за шляпными коробками с цилиндрами Дениса Васильевича. Оттуда с большой осторожностью извлекли нечто, обернутое газетой. Развернул газету сам Кошкин и, хмыкнув, тотчас сообразил, что это. Четыре толстые тетради в акварельных обложках.

– Мамины тетради?.. – Громко ахнула где-то позади Александра Васильевна. – Так они целы! Денис… неужто это ты взял? Зачем?!

Кошкину ответ на сей вопрос был столь же интересен, и он обернулся к Соболеву.

Денис Васильевич, как и все прочие, держался с достоинством. Обхватил себя за плечи, чуть не до судороги сжал челюсти, плотно сложил губы. Похоже, дал себе зарок ни слова не говорить без адвоката. Спроси его Кошкин – наверняка бы смолчал. Но на вопрос сестры, поколебавшись, все-таки молвил:

– Разумеется, я их не брал. Не имею понятия, откуда это здесь. – Тяжело поглядел Кошкину в глаза и ровным голосом произнес: – Если бы и взял, то непременно сжег бы, а не прятал в шкафу, как барышня. Прятать похищенное в шкафу – еще глупее, чем прятать на дне пруда на собственной даче. Надеюсь, вы понимаете, Степан Егорович, что тетради нарочно положил туда кто-то, кто имеет доступ к моему гардеробу?

Кошкин почувствовал, что теперь все взгляды обращены на него.

– Я опрошу ваших горничных и лакеев, разумеется, – столь же ровно ответил Кошкин. Обернулся к присутствующим: – дамы, господа, прошу всех, кто не имеет отношения к полиции, покинуть комнаты Дениса Васильевича. Даже вы, Юлия Михайловна! – опередил он Соболеву, собравшуюся уж воспротивиться.

Та подчинилась, в конце концов.

Ужасная ситуация, врагу не пожелаешь… Кошкину всегда нелегко давались допросы высокородных господ – да и для кого это легко, интересно? Но прежде он хотя бы имел возможность к таковым допросам подготовиться. Нынче же Воробьев его этого права лишил – приходилось импровизировать.

– Воробьев! – окликнул Кошкин. – Принесите трость.

Тот бросился исполнять – а Кошкин с Соболевым остались почти что наедине. Слава Богу, банкир не спрашивал ничего. Он, кажется, был уверен, что выйдет из истории без потерь – совершенно не волновался.

– Вам знакома эта трость, Денис Васильевич? – спросил Кошкин, когда предполагаемое орудие убийства доставили.

– В первый раз вижу, – пожал он плечами.

– Тем не менее трость была в вашей гардеробной. У вас есть предположение, как она могла туда попасть?

– Вероятно так же, как и дневники матушки.

– Тот есть, трость вам подбросили? Предполагаете, это сделал кто-то из прислуги?

Соболев мотнул головой:

– Не могу ручаться за каждого, но заверяю, что среди моей прислуги уголовников нет.