Савва Морозов

Выгодными покупателями на ярмарке считались ходебщики, они же «ходьба» или коробейники. Они закупали товар на ярмарке большими партиями, расплачиваясь за него наличными «на довольно значительную по тогдашнему времени сумму». Купленное они затем перепродавали в провинции, торгуя вразнос по селам и деревням. «Каждый хозяин «ходьбы» приходил в лавку с десятью или более приказчиками, долго торговался, потом каждый из его приказчиков в отдельности отбирал товар; после отборки товара по заведенному обычаю «ходьбу» угощали в трактире Бубнова, куда отправлялись в таком порядке: впереди шли хозяин «ходьбы» с моим дядей, а за ними попарно приказчики-ходебщики».

На протяжении десятилетий жизнь в торговых рядах текла раз и навсегда заведенным образом. «Ходячие цирюльники бреют на улице ломовых, сидящих на своих телегах, а странствующие сапожники чинят прохожим сапоги. Женщины и мальчишки подбирают щепки, дощечки, бумагу, концы веревок и т. п. Снуют бабы с владимирскими вишнями, разносчики с балыками, ветчиной, раками и другими товарами, татары со шкурками каракуля, персияне с коврами, орехами и сушеными фруктами, бухарцы и хивинцы в своих пестрых полосатых халатах. Хлебники на лубочных лотках разносят по лавкам белый ситный хлеб, а бабы на коромыслах — кушанья в эмалированных судках и соленые огурцы в железных ведрах… По чрезвычайно длинному плашкоутному (то есть опирающемуся на плоскодонные суда. — А. Ф.)мосту тянутся, как и прежде, по двум противоположным направлениям бесконечные вереницы телег, нагруженные невыделанными кожами, разным железом и чугуном, ящиками, бочками и т. д.». [233]

233

Щукин П. И. Указ. соч. С. 114.

На ярмарке царил строгий порядок. Любое его нарушение строго каралось. Так, по словам Н. А. Варенцова, «курить на улицах и площадях ярмарки строго воспрещалось, и делающие это наказывались… штрафом. Неоднократно мне приходилось видеть, как какой-нибудь шутник вынимает папиросу и берет в рот, делая вид, что как будто не замечает полицейского, стремительно бросающегося, чтобы задержать его. Но прохожий идет спокойно и не зажигает; полицейский, догадываясь, что всё это им проделано нарочно, сердито отходит прочь, чем вызывает у зевак хохот». [234]

234

Варенцов Н. А. Указ. соч. С. 546–547.

Любая торговля — риск, поэтому за внешней размеренностью скрывалось кипение нешуточных страстей. Здесь сколачивались и терялись гигантские, порой миллионные состояния. Костромской купец И. М. Чумаков писал в «Памятной книге»: «Продаю и рискую, то есть отпускаю в кредит почти незнакомым. Не рискнешь — не продашь».

Время от времени случалось, что покупатель не желал платить своих долгов. В таком случае он приходил к кредиторам «плохо одетым, выпачканным и нередко пьяным». П. И. Щукин вспоминал, что «покупатель Фуфыкин явился однажды к нам на ярмарку весь выпачканный и пьяный и сообщил, что не может уплатить старого долга, сказав: «Торговали кирпичом и остались ни при чем». Благодаря присяжному поверенному Меморскому… мы получили сполна стоящий за Фуфыкиным долг». Существовал и более честный способ отсрочить долги: пригласить кредиторов «на чашку чая», то есть собрать их за одним столом и упросить о скидках и рассрочках долгов.

Нижегородская ярмарка привлекала к себе не только размахом торговой жизни. Она предоставляла самый широкий выбор мест, где можно было поесть, от небольших забегаловок до роскошных ресторанов. Местной особенностью являлось то, что «во всех ресторанах и трактирах пели хоры разных достоинств», чаще всего женские.

Трактир играл в ярмарочном быту огромную роль: здесь «обмывались» успешно состоявшиеся и заключались новые, подчас многотысячные сделки, здесь можно было присмотреться к возможным клиентам и узнать последние новости. В то же время именно здесь пропивались, проедались и проигрывались весьма крупные суммы. Певицам из ресторанных хоров загулявшие посетители дарили деньги и бриллианты. Кутежу предавались не только люди непутевые, но даже солидные главы семейств, вырвавшиеся из привычного круга. Так, в газете «Московский листок» от 6 сентября 1902 года отмечалось: «Начинается прилет купечества с ярмарки в Нижнем-Новогороде. Вид у прилетающих довольно общипанный… Ярмарка вышла не столько деловой, сколько пьяной. Пили от скуки. Пили от безделья. Пили просто потому, что пить хотелось. И теперь, по возвращении к московским пенатам, только руками отмахиваются на вопросы о делах, о торговле, о платежах».

Нередко на ярмарку приезжали специально для того, чтобы, не вызывая подозрения у домашних, «под предлогом забот и совещаний об экономическом преуспеянии России», уйти в загул. Об этом писал, в частности, А. В. Амфитеатров. Один из купцов-персонажей его романа «Дрогнувшая ночь» говорит о характерном для ярмарочной жизни «нижегородском обалдении». Оно заключалось в том, что «пьяные совсем неожиданно совершают трезвые дела, а трезвые тем более неожиданно увязают в совершенно пьяные поступки-с». Тот же герой пояснял, почему посетители ярмарки проявляют мало интереса к культурной жизни: «Народ к нам на ярмарку едет сплошь одинокий-с. Еще Александр Николаевич Островский изобразил, как Тихон Кабанов на ярмарку-то, с позволения вашего сказать, улепетывал-с от маменьки Кабанихи и от скуки семейного очага-с… И вот — вы изволили говорить о театрах, концертах и рефератах… Помилуйте-с! Какой Тихону Кабанову может быть интерес в подобной эстетике?.. Ему первое дело — как бы память ошарашить и отшибить, именно как балдою, — отсюда и этимология — обалдеть-с. Для подобной цели господин Шаляпин или госпожа Лешковская совершенно недействительны-с. Ибо они серьезного внимания требуют и мысль будят, а Тихону Кабанову именно мыслей-то и не требуется». [235]

235

Амфитеатров А. В. Дрогнувшая ночь… С. 89–90.

Лучшим заведением ярмарки считался ресторан Никиты Егорова. Здесь беседовало о делах и предавалось чревоугодию крупное купечество. П. И. Щукин писал: «В то время Волгу и Оку еще не отравили нефтью, как ныне, и потому рыба имела чистый вкус; раки были крупные, не такая мелочь, какую видишь теперь; в окрестностях Нижнего в изобилии водились утки, дупеля, бекасы, рябчики». В этих же стенах можно было хорошо выпить. «По вечерам в буфете часто сидел за столиком Александр Максимович Попов… На столике стояла батарея бутылок красного вина, ибо Александр Максимович пил лишь красное вино и не иначе как полбутылками. По мере того как Александр Максимович опорожнял полбутылки, он становился все развязнее и, встречая входивших посетителей, бросался в объятия каждого, уже не различая знакомого от чужого».

Ярмарочное начальство принимало все меры, чтобы пресечь поголовное пьянство. Для этого оно стремилось занять досуг десятков тысяч людей, прежде всего крестьян, мещан, мелких ремесленников, рабочих, то есть — выходцев из малообразованных слоев населения.

Любая ярмарка, тем более такая крупная, как Нижегородская, на Руси сопровождалась гуляньями. Балаганы и театры, карусели и качели, «медведчики» с учеными медведями и кукольные театры, цирки и комнаты смеха работали на протяжении всей ярмарки. Устраивались и «разовые» развлечения для широкой публики: состязания в беге, кулачные бои, лотереи, катания на лодках с пением и т. п. Широкой популярностью пользовались лубочные картинки.

Итак, представленного выше текста достаточно, чтобы понять: Нижегородская ярмарка представляла собой нечто большее, нежели перевалочный центр, куда свозилась и откуда распределялась по селам и городам основная часть предметов потребления. По словам сотрудника Императорского Русского географического общества H.H. Овсяникова, «Нижегородская ярмарка есть важнейший экономический фактор русской жизни, полной всевозможных интересов, стоящих в ближайшей связи с… политико-экономическим и финансовым положением России… Это — пульс народного организма». [236] И пульс этот находился в руках двух сил — чиновничьей и предпринимательской, — которые противостояли друг другу по важнейшим вопросам экономической жизни.

236

Цит. по: Русский торгово-промышленный мир… С. 318.

Большой властью на ярмарке обладал нижегородский генерал-губернатор — высший чиновник местной администрации, в чьих руках сосредоточивалась гражданская и военная власть. Управление Нижним Новгородом, особенно в период ярмарки, являлось для властей делом особой важности. Поэтому нижегородскому генерал-губернатору на время ярмарки давались чрезвычайные права. Другой крупной силой являлся Нижегородский ярмарочный биржевой комитет — орган управления Нижегородской ярмаркой, состоявший из представителей крупного купечества. Большую роль здесь играли московские тузы. «Нижегородский ярмарочный биржевой комитет не был, в собственном смысле слова, московской организацией, но московское влияние было там очень сильно, и неоднократно именно московский человек возглавлял «всероссийское торжище». Так было, когда председателем комитета пребывал Савва Тимофеевич Морозов». [237]

237

Бурышкин П. А. Указ. соч. С. 221.

Согласно правилам 1888 года, члены Нижегородского ярмарочного комитета избирались собранием уполномоченных ярмарочного купечества. По словам П. А. Бурышкина, власть этого органа была достаточно велика: «В административном отношении ярмарочная территория представляла обособленную единицу, находившуюся в ведении Нижегородского губернатора, но не входившую в состав городской черты Нижнего Новгорода. Поэтому Комитету приходилось ведать не только вопросами руководства, ходом ярмарочной торговли или торгово-промышленным представительством, а в миниатюре быть как бы городским самоуправлением, со всеми свойственными таковому функциями. Это требовало создания постоянного органа, ведающего ярмаркой, и ярмарочный комитет Нижегородский, в отличие от других ярмарок, был организацией, которая действовала круглый год. Собрания комитета происходили периодически, разница между ними и «ярмарочными» была в том, что они имели место в Купеческой управе, в Москве, а не в Главном доме на ярмарке».