Сайлент

– А он не описает их? Может, не надо? – спросила Катя, - У нас была собака, ей шили жилетку, а сзади всегда оставляли место...

– Это учёный котёнок, - перебила их баба Нюра, - он просится в уборную, когда захочет.

– Правда? – обрадовались девочки. – А как?!

– Мяу! – сказал я, на радость девочкам. Баба Нюра ушла, а я остался в палате у девочек. Они гладили меня, ласкали, налили в блюдечко молока, и я его вылакал, а блюдечко вылизал. Немного поспорили, поставить мне горшок, или водить в туалет, Лиза решила проверить, насколько я учёный котёнок, отвела в туалет, помогла снять штанишки, проследила, чтобы я хорошо и аккуратно пописал.

– Он очень умный! – гордо сказала Лиза, заводя меня в свою палату. – Ложись на мою кроватку! – предложила она мне, и я разлёгся на мягкой кровати.

Кушать девочкам приносили в палату, у них был плохой аппетит, девочки сложили мне в блюдце почти весь свой обед, и я, впервые, наелся от пуза, потом нагло забрался к Лизе на кровать и задремал, под ласковыми девичьими шестью руками, гладившими меня.

Когда я проснулся, девочки предложили поиграть. Они привязали за верёвочку бумажку, бегали по палате, а я должен был её ловить. Я носился по палате и развлекал девочек, ловя «мышку».

Девочки заливисто смеялись.

Когда приходили санитары, или медсёстры, я прятался под кроватью, и меня не замечали, а то могли выгнать на улицу. Врач, делая обход, и увидев меня, сильно ругался, но девочки сказали, что котёнка разрешила оставить у себя баба Нюра, и врач больше не сердился.

– Он, хоть, не блохастый? – спросил врач бабу Нюру, когда нянечка зашла убраться.

– Типун тебе на язык! – сплюнула бабушка, - Надо же такое сказать! Да я всех купаю через день, и проверяю головы! Лучше бы за здоровьем детей следил!

– Я слежу! – строго сказал врач.

– Что-то плохо следишь! – ругалась бабушка. – Не видно никаких результатов! То ли дело, когда здесь работал покойный Моисей Казимирович! – перекрестилась бабушка. Врач хмыкнул:

– За что и... – больше ничего не сказал.

– Мальчонку, посмотрел? – спросила баба Нюра.

– Какого мальчонку? – удивился врач.

– Вот этого! – ткнула пальцем в меня бабушка.

– Что я, ветеринар, что ли? – возмутился врач, а Баба Нюра долго не знала, что ответить, переводя взгляд с меня на врача, потом сказала:

– Не зря говорят: с кем поведёшься! Тебя самого надо сюда положить, на лечение! – она яростно стала тереть шваброй пол, заставив меня запрыгнуть на кровать.

... умерла ночью. Мы с ней всегда спали, обнявшись, а утром, когда я проснулся, не смог выбраться из её объятий. Девочка уже окоченела, её руки крепко держали меня.

Девочки испугались и побежали звать на помощь. Пришла, сначала, баба Нюра, помогла мне выбраться из объятий доброй девочки Лизы. Конечно, я мог бы это сделать и сам, но боялся потревожить её глубокий сон. Забравшись под кровать, я ждал, что будет дальше.

Пришёл врач, констатировал смерть, и велел санитарам забирать покойницу в морг. Тогда я вылез из-под кровати.

– Это её кот? – спросил врач у девочек.

– Её... был, - сказали девочки.
– Можно, мы оставим его у себя?

– Посмотрим, - сказал врач, и повернулся к санитарам: - Забирайте!

И тут я понял, что мою любимую девочку сейчас куда-то унесут! Я вскочил на кровать, и закрыл собой девочку.

– Какой верный! – удивился санитар.
– Брысь! – он попытался отбросить меня в сторону, но я отмахнулся от его руки. Брызнула кровь, санитар вскрикнул от боли, зажимая раненую кисть.

– Девочки, заберите своего дикого кота, а то позову охранника, и посадим его в клетку, или пристрелим! – закричал врач.

– Кис – кис, - позвала меня Лена. – Иди ко мне, мой хороший, а то злые дяди тебя обидят... – Лена подошла, взяла меня за руку и отвела к своей кровати. Я улёгся на неё, и расплакался. Девочки гладили меня, успокаивая.

– Вот ведь! – удивился раненый санитар, - Животное, а так переживает!

– Сам ты животное! – возмутилась баба Нюра, - Совсем уже озверели тут! Не плачь, мой хороший, уже ничего не исправишь, - утешала меня бабушка. Я наплакался и уснул.

Недолго я прожил у девочек, скоро меня перевели в малышовое отделение, играть с маленькими детками. Детки меня очень любили, я помогал строить им пирамидки, играл в их незамысловатые игры. Они терзали меня, правда, хватаясь за всё, за что могли схватить своими маленькими, но цепкими ручонками, мне приходилось терпеть, малыши всё-таки, неразумные. То есть, совсем неразумные, как котята или щенята. У некоторых были огромные головы, у других плохо двигались ручки или ножки, но со мной им становилось лучше, дети оживлялись, глазки и личики принимали осмысленное выражение, с ними и я стал оживать, забывая свою утерянную навсегда первую любовь. Вернее, не забывая, а загоняя боль глубоко внутрь.

Наверное, я так и остался бы в этой психиатрической клинике, если бы к нам в игровую комнату не зашла одна посетительница. Я не обратил на неё внимания: к нам нередко заходили женщины, смотрели на наши игры, некоторые плакали, и, наплакавшись, уходили.

Эта женщина зашла, посмотрела на нас, послушала наш смех, и сказала:

– Я забираю этого мальчика! – я даже не понял, что она имела в виду меня.

– Но это невозможно! – пытались объяснить ей медсёстры.

– Почему? – удивилась женщина.

– На нём держится всё детское отделение!

– У меня тоже дома маленькие дети! – повысила голос женщина.

– Но здесь психиатрическая лечебница! – возмутились медсёстры, - Здесь не совсем нормальные дети! Им нужен этот мальчик! Просто необходим!

– Если вы думаете, что дома у меня нормальные дети, так вы ошибаетесь! – усмехнулась женщина.
– Думаете, я просто так пришла в ваш дурдом? Мне посоветовали, и я забираю этого мальчика! Кстати, как его зовут, и сколько ему лет? – сёстры не знали, что ответить женщине.

– Сейчас, узнаем, - одна из них убежала, посетительница подошла ко мне, я улыбнулся ей, как меня учили.

– Мальчик, как тебя звать? – я опять улыбнулся.

– Он не разговаривает, - вздохнула медсестра.

– Почему? Он глухонемой?

– Нет, мальчик хорошо слышит, очень умный и добрый, только не разговаривает, иногда мяукает.

– Мяукает? – удивилась женщина и обратилась ко мне: - Ты можешь сказать «мама»? – я кивнул, улыбнувшись.

– Ну, так скажи.

– Мяу! мау... ма-ма, - еле выговорил я.